Райчел Мид - Безмолвная
На нем белая рубашка – наверняка взятая на время из общественных фондов. Записи говорят, что в прежние времена на похороны все жители поселка приходили в белом. Когда торговый обмен с нижним городом стал уменьшаться, запасы одежды оскудели. Сейчас только ближайшим родственникам выдают белое из тщательно хранимых общих запасов. Несмотря на то что белый цвет говорит о печальных событиях, я поражена тем, как хорош собой становится Ли Вэй, когда вымоется и оденется не в грязную рабочую робу. Я его таким редко видела. Смыв с себя грязь, он кажется почти царственным – человеком, который способен быть вождем и внушать почтение, а не трудиться в темной шахте.
Священник склоняется перед алтарем памяти, на котором уже установлены священная лампада, две свечи и пять чашек. Его помощники подносят благовония, он весьма церемонно возжигает их и возлагает на алтарь. Вскоре аромат сандалового дерева достигает и того места, где стою я. Священник повторяет привычные знаки и танцы, и хотя я почтительно за этим наблюдаю, мысли мои уносятся прочь. С появлением слепоты похороны участились, так что вся церемония нам даже слишком хорошо знакома.
Я снова сосредотачиваюсь на Ли Вэе, думаю о его словах и его убежденности. Он действительно намерен осуществить то, о чем говорил? Он и правда собирается попытаться спуститься вниз? Может, в нем просто говорил гнев?.. Однако, когда я в него всматриваюсь внимательнее, что-то подсказывает мне, что его слова не были порождены минутным порывом. Не удивлюсь, если он планировал свое предприятие уже давно. Просто необходим был достаточно весомый повод, который бы подтолкнул, и им стала гибель отца.
Мои мысли внезапно и очень грубо прерывает шум, заставивший меня буквально подскочить на месте. Из-за душевного смятения и благодаря способности адаптироваться, я всего за пару дней научилась не слышать большую часть фоновых звуков – тех звуков, которые поначалу меня ошеломляли. Теперь, по прошествии этого времени, я игнорирую привычные звуки и сосредотачиваюсь только на тех, которые напрямую меня касаются или оказываются особенно заметными.
От нового шума мороз идет по коже, и я ищу его источник. Рядом со священником один из его помощников только что ударил в церемониальный гонг. Мои глаза округляются: я понимаю, что этот чудовищный звук был вызван движением, которые я бессчетное число раз наблюдала на похоронах и во время других ритуалов. Я и не подозревала, что конечным итогом этого становился такой шум. Я обвожу взглядом собравшихся, проверяя, отреагировал ли на него еще хоть кто-то. Однако все почтительно наблюдают за священником, не считая пожилой женщины рядом со мной – она заметила, как я вздрогнула.
«А ты знаешь, почему они бьют в гонг?» – спрашиваю я.
Женщина кланяется, отдавая должное моему статусу, а потом отвечает:
«Это должно распугать злых духов, которые могли бы помешать уходящему покойнику. – Она делает небольшую паузу. – По крайней мере, так мне говорила моя бабка. Не знаю, почему удар по нему их пугает. Наверное, это какая-то магия».
Я благодарю ее и наблюдаю за церемонией дальше. Несмотря на всю мрачность происходящего, мне почти хочется улыбаться. Я-то понимаю, как это может распугать злых духов! Все это время я и не подозревала, в чем на самом деле цель удара в гонг. И никто не подозревал. Много поколений священников продолжают использовать гонг по привычке, хотя его уже давно никто не слышит. Интересно, сколько еще вещей такого рода были нами потеряны, когда исчез звук?
И почему, в сотый раз пытаюсь понять я, это чувство возвратилось ко мне одной?
Когда похороны заканчиваются, Ли Вэя окружают те, кто хочет выразить ему соболезнования. В их числе много девушек примерно нашего возраста; и хотя они вроде бы искренне сожалеют о его потере, я сомневаюсь, что ими движет именно это чувство. Наверняка не у меня одной рядом с ним начинают подгибаться ноги, и я ведь совсем не знаю, как он проводил свободное время после того, как я перешла жить к художникам. Он вполне мог перенести свое внимание на кого-то еще. Эта мысль тревожит меня сильнее, чем следовало бы.
Когда последняя девушка из сочувствующих Ли Вэю уходит, я пристраиваюсь за ним; он в одиночестве уходит из центра поселка. По дороге я прохожу мимо попрошаек, и их печальная доля снова заставляет меня вспомнить про Чжан Цзин. Моя решимость крепнет, и я осторожно трогаю Ли Вэя за плечо, когда он сворачивает на дорожку, ведущую к нескольким небольшим домам. Он оборачивается и, похоже, удивляется, увидев меня. Возможно, он даже немного раздражен, что вполне понятно, если вспомнить, как мы в последний раз расстались.
«Чего тебе надо?» – спрашивает он.
Его резкая реакция вызывает у меня желание поежиться.
Собравшись с духом, я кланяюсь и выражаю ему должные соболезнования, приличествующие ситуации:
«Я очень сожалею о твоем отце. Да живет его душа вечно».
«Спасибо», – отвечает Ли Вэй, но он явно подозревает, что это не все.
Я убеждаюсь в том, что поблизости никого нет, и забываю про все формальности.
«Ты по-прежнему планируешь уйти?»
Его лицо каменеет.
«Да. А что? Собираешься кому-то сказать? Добиться, чтобы меня остановили?»
«Нет. – Он выжидающе смотрит на меня. Я делаю глубокий вдох и собираюсь с силами. – Я… я хочу пойти с тобой».
Слова слетают с моих пальцев прежде, чем я успеваю их остановить. Эта мысль зрела в глубине моего подсознания весь вечер, но, пока я ее не высказала, я не отдавала себе отчета, что именно собираюсь сделать. Беда Чжан Цзин заставила меня понять, что у нас ничего не изменится… Если кто-то не постарается все изменить.
Ли Вэй недоверчиво смотрит на меня, а потом у него вырывается смешок – довольно резкий.
«Ты? Изнеженная, балованная художница? Ты ведь уже не та храбрая девчушка. Не отнимай у меня время. У меня много дел».
Он качает головой и собирается уйти, но я хватаю его за рукав. Помня, как на меня в прошлый раз подействовало прикосновение к нему, я стараюсь тут же его отпустить и держаться на почтительном расстоянии.
«Какая храбрая девчушка?» – недоуменно переспрашиваю я.
Он чуть медлит с ответом.
«Та, которая забралась на прогнивший сарай, хоть и знала, что это опасно. Просто чтобы доказать, что может. Я тогда счел тебя такой смелой! Смелой, отважной и красивой. И я считал так много лет, пока… Пока ты не изменилась».
От мысли о том, какое недопонимание встает между нами, мне становится больно.
«Я не менялась, – говорю я. – Слушай, я обдумала то, что ты сказал – что нам больше нельзя просто думать только об одном дне, как сейчас. Я видела сестру… Она именно такая. Недовольна своей жизнью, но уверена, что другого варианта просто не существует. Я не могу допустить, чтобы она так жила, без всякой надежды. Я хочу тебе помочь. Я тоже хочу поговорить с Хранителем и посмотреть, нельзя ли все изменить».
Я говорю путано – совсем не так убедительно, как хотела бы. Несколько долгих мгновений Ли Вэй внимательно на меня смотрит. Утренние дождевые тучи исчезли. Солнце уже село, а луна еще не взошла. Дорожки в поселке освещены факелами, которые отбрасывают мерцающий свет и неверные тени, но я вижу достаточно хорошо, чтобы понять: он пытается определить, правду ли я говорю. И если я не ошибаюсь, то в его взгляде даже вспыхивает надежда, словно он тоже думает о том, не можем ли мы как-то исправить наше прошлое.
Но в конце концов он снова качает головой.
«Нет. Это слишком опасно, Фэй. Ты не справишься. Мне и так сложно будет выжить. Я не могу постоянно тревожиться еще и за тебя».
«Я не буду обузой! – заявляю я. – Я могу тебе помочь».
Теперь ему явно становится смешно.
«И как же? Ты перетянешь на свою сторону Хранителя Дороги, нарисовав ему картину?»
Я досадливо вздыхаю.
«Хлопни в ладоши», – велю я ему.
Он смотрит на меня с вполне понятным недоумением. Я нетерпеливо взмахиваю рукой, и, пожав плечами, он делает три хлопка. Звук получается отрывистым и громким.
«А теперь снова, – приказываю я и отворачиваюсь. Я жду – и ничего не слышу. Проходит несколько секунд. Я поворачиваюсь обратно и возмущенно смотрю на него. – Ты не хлопал!»
Он немного удивлен, но снова пожимает плечами.
«А в чем смысл?»
«Просто сделай, – требую я. Я поворачиваюсь к нему спиной, и на этот раз он хлопает. Я снова смотрю на него. – Ты только что хлопнул три раза».
Эта процедура ему явно непонятна, но он, похоже, еще не понял, что происходит нечто.
«Ну и что? Я и в первый раз так сделал».
«Тогда хлопни другое количество раз, а я тебе скажу, сколько. – Видя, что он совершенно сбит с толку, я добавляю: – Делай».
Он хлопает четыре раза, и я называю ему число. Потом два. Потом семь. А в последний раз он вообще не хлопает, а когда я оборачиваюсь, глаза у него невероятно округлились.
«В этот раз ты не хлопал», – говорю я.
«Как ты это делаешь?» – спрашивает он.
