Эллис Нир - Страшные истории для девочек Уайльд
– Расскажешь мне сказку, Изола?
Изола могла помочь маме лишь немногим, но ее голос был одним из лекарств: умиротворяющий, завораживающий. Все истории, которые она рассказывала, заканчивались хорошо. Изола не считала себя одаренной сказочницей, но черпала вдохновение в словах Лилео Пардье, словно вампир, сосущий чернильно-черную кровь, и сочиняла на ходу, пока вода в ванне не остывала до комнатной температуры.
Изола до боли любила свою маму. И когда маме бывало плохо, эта боль становилась сильнее. В депрессивные периоды мама Уайльд была греческой трагедией во плоти. Она валялась в постели целыми днями и забиралась в ванну в неурочные часы, отмокая там, вместо того чтобы спать, и тщетно пытаясь смягчить вросшие слишком глубоко шипы.
Чайная свеча подплыла к пальцам Изолы, и та всколыхнула воду, чтобы огонек двинулся дальше: крошечная буря, зажатая между узкими стенками ванны.
– Давным-давно, – тихо начала Изола, – жил-был мальчик по имени Алехандро, который очень любил свою сестру.
Мальчик: со второго взгляда
Осень маршировала по долине, словно армия в багряных шинелях. С дерева в палисаднике дома номер тридцать шесть уже облетели почти все ленточки блестящей мишуры. Почти все листья побурели и опали. Слива словно раздевалась; грустная старая стриптизерша, обнажающая костлявое тело перед равнодушной толпой.
Сжимая книгу сказок Пардье, Изола шла к дереву, чтобы посидеть среди корней. Но ее место оказалось занято. Там сидело что-то мохнатое и тихо сопело. Изола наклонилась над зверьком. Тот дрожал с закрытыми глазами. Мордочка перепачкалась фиолетовым, а в лапках животное сжимало забродившую сливу.
– Это ты – тот маленький проказник, который съел мамин ревень? – спросила Изола у окосевшего черного кролика. Подобрала сливу, которую тот уже погрыз, – почти вся гнилая. – Прости, зайчик, но этот фрукт есть нельзя.
Изола вытянула руку, чтобы погладить мягкие ушки зверька. И тут одновременно случились две вещи: кролик при ее прикосновении резко вскинулся, оскалился жуткой пастью с черными клыками и злобно зашипел, а по двору пронесся крик, яркий и недостижимый, как звезды.
Изола вскочила – кричали через дорогу, – а черный кролик размытым пятном помчался к лесу через поляну с одуванчиками, семена которых на ветру отрывались от соцветий и улетали прочь.
Крик повторился. Воображение Изолы обросло перьями и полетело в лес, где висел труп, и к окну, где девочка-призрак ей угрожала. Держись подальше от проклятого леса.
Изола подбежала к дому номер тридцать семь: крики доносились с заднего двора. Крепко прижимая к себе книгу сказок, словно рыцарский щит, она на цыпочках обошла дом, держась ближе к забору из сетки-рабицы и слегка согнувшись, чтобы не зацепиться за проволоку волосами.
Снова раздался крик, но теперь уже другой. Радостный. Похоже, это дети – маленькие По. Изола с облегчением выдохнула и развернулась, собираясь отступить.
– Ты кто?
Изола удивленно опустила глаза на обладателя хмурого голоса – мальчика с песочного цвета волосами, преградившего ей путь. Ребенок сурово смотрел на нее из-под челки, явно остриженной не в парикмахерской, а мамиными руками.
– Я – Изола, – ответила она по возможности жизнерадостно. Ей никогда не удавалось ладить с детьми: сложно было постоянно изображать веселье. – У вас тут все в порядке?
– Было просто прекрасно, пока тут не начала шастать ты, – огрызнулся хмурый маленький По. – Кто тебя вообще сюда звал?
– Я, придурок.
Изола резко развернулась. На узкой дорожке вдоль дома появился Эдгар Аллан По.
– Иди сюда, Аннабель Ли, – с неподдельной радостью позвал ее Эдгар.
– Она сказала, что ее зовут Изола, тупица, – проворчал мальчик, театрально закатывая глаза.
Изола замерла, увидев просторный задний двор, усеянный игрушками и полусобранной мебелью. Садовые инструменты и перевернутый вверх корнями саженец были разложены вокруг глубокой ямы посреди двора.
– Шевелись, – рявкнул мальчишка, протискиваясь мимо Изолы. – Тупая блондинка!
– Эй! – Эдгар попытался поймать пробегающего мимо брата за плечо. – Маленький засранец… – Он снова развернулся к Изоле: искренняя улыбка так и не сошла с его лица. – Зашла пожаловаться на шум, соседка?
Изола скрестила руки на груди.
– Мне показалось, вас тут убивают.
– И ты бросилась на помощь? Очень смело с твоей стороны. И даже оружия с собой не взяла! – Он вытер перепачканные землей руки о джинсы и вгляделся в золотое тиснение на обложке книги в руках Изолы. – Разве что вот этот кирпич. «Лес фаблес…»
– “Les Fables et les Contes de Fées de Pardieu”. Это значит «Басни и сказки Пардье».
– О, круто.
– Читал?
– Даже никогда не слышал о таких.
– Шутишь? Ты не знаешь Лилео Пардье? Не читал ни единой ее сказки? – Изола начала торопливо перечислять названия, а изумление на лице Эдгара все росло и росло. – «Леди из племени единорогов»? «Седьмая принцесса»? «Талисманы»? «Принц-волк»?
– Эдгар! – взвизгнула девчушка, которая раскачивалась на качелях, с каждым взлетом обозревая густой лес за домом. Изола узнала ее звонкий голосок: именно она кричала. – Эдгар, я их вижу! Они бегут в лес!
– Что случилось? – поинтересовалась Изола.
– Иди сюда. – Эдгар подвел ее к яме. Изола ожидала увидеть сверкающий метеорит или упавший спутник НАСА, но узрела лишь лабиринт полуразрушенных катакомб.
– Мы пытались посадить яблоню для мамы и случайно разрыли кроличью нору. Они все выползли наверх, словно пушистые зомби, и Порция испугалась. Это она, – добавил Эдгар, указывая на девочку на качелях. Ее темные хвостики бешено мелькали в воздухе, словно вертолетные лопасти. – Ей шесть лет. Кассио ты уже видела – ему десять. Не парься, он всех ненавидит.
Изоле еще не доводилось видеть Эдгара так близко при свете дня. Он слегка сутулился, словно брошенный у алтаря жених. Изола тут же представила себе красивую девушку в кружевном платье с медово-золотистой фатой: вот она бежит по проходу прочь, бросив обиженного Эдгара во взятом напрокат смокинге с сиренью в петлице.
Его лицо словно сошло со страниц историй о привидениях. Кладбищенские глаза, острые скулы, будто из городских легенд, рот, похожий на закрытый гроб. Улыбка была искренней, но казалась чужеродной. Для Изолы пытаться изображать счастье было все равно что носить кольцо не по размеру: как-то раз она надела такое и потом весь остаток дня пыталась снять его с пальца.
– Познакомься, Порция: это наша соседка из тридцать шестого дома, – представил Изолу Эдгар. – Из того дома с нарядным деревом, которое тебе так нравится. Она говорит, что ее зовут Аннабель Ли.
– Нет-нет, меня зовут Изола!
– Эдгар тебя нарисовал, – как ни в чем не бывало прощебетала Порция. – В своем блокноте, я видела! – Она перестала раскачиваться и спрыгнула на землю, разметанные ветром хвостики легли на плечи. – Думаю, ты ему нравишься! – бесхитростно добавила она.
Крылья и странствия
Мама тихо плакала. Ее слезы напоминали увертюру перед началом мюзикла. Изола открыла музыкальную шкатулку и в ожидании, пока всхлипы за стеной не утихнут, еще раз прослушала безымянную мелодию – на шкатулке не было ни логотипа, ни гравировки с названием оперы, откуда взяли этот фрагмент.
Полуночный телеэфир. Поле битвы для страдающих бессонницей. Дикторы по-прежнему вещали с розами в петлицах и чрезмерно нарумяненными щеками. Они обсуждали случившееся в прошлом месяце самоубийство английского подростка и то, как аморальные конкуренты показали его в прямом эфире. Говорящие составляли список Того-Что-Нужно-Сделать и примеряли на себя броню крестоносцев, готовых спасти молодежь от нее самой, стучали кулаками по столу и чеканили пункты списка. Долой издевательства, наркотики, секс, депрессию, Интернет, СМИ, правительство и грязь, которую показывают на бездуховном конкурирующем канале!
Изола спустилась выпить воды. Отец не спал: его силуэт, подсвеченный уличным фонарем, выделялся на фоне окна гостиной, за которым шелестела наряженная слива. Отец сцепил руки за спиной. Казалось, он чего-то стесняется: так он выглядел всегда, когда сталкивался с очередным доказательством эксцентричности своей дочери. А когда мама одобряла ее поведение, он только еще больше сердился.
Изола подождала, пока он задернет шторы и уйдет в свою комнату, а потом тихо прокралась наверх, плотно запахивая халат.
Изола не совсем понимала, зачем старается ходить бесшумно. Отец все равно никогда ничего не замечал.
* * *Утром по дороге в школу Изола начала думать, что единороги куда-то перебрались. Их жизни в лесу уже довольно давно что-то угрожало. И она бы не стала винить дезертиров за побег.
Она пыталась не думать о клетке с телом, о ноге, торчащей между прутьями. Мертвая девочка оставалась здесь, в этом тенистом сумраке, похожем на декорации к сказкам братьев Гримм. Но, судя по словам Алехандро и других братьев, Изола должна выкинуть ее из головы. Ничего не случится.
