Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
С этими словами маленький князь вытащил из-под кольчуги Конана футляр слоновой кости, в котором хранились документы. Он расстегнул цепочку, на которой тот висел, и сунул его в один из своих просторных рукавов, после чего со злобной улыбкой добавил:
– Что же касается силы, которая захватила вас в плен, то я не стану и пытаться объяснить сложный принцип ее действия. Все равно он недоступен вашему детскому разуму. Достаточно будет упомянуть, что вещество, из коего вырублен этот монолит, обладает любопытным свойством притягивать железо и сталь с непреодолимой силой. Так что можете не бояться: вас держит в плену отнюдь не какая-нибудь нечестивая магия.
Услышанное не доставило Конану особой радости. Однажды в Аграпуре он видел фокусника, собиравшего рассыпанные гвозди с помощью обломка темно-красного камня, и предположил, что пленившая его сила имеет ту же самую природу. Но поскольку Конан ничего не знал о магнетизме, он столкнулся с самой настоящей магией в его понимании.
– Дабы вы не питали ложных надежд на спасение своими людьми, – продолжал Фенг, – я позаботился и об этом. В этих горах обитают джаги, племя первобытных охотников за головами. Привлеченные пламенем вашего костра, они соберутся в обоих концах долины и нападут на ваш лагерь на рассвете. Они действуют так всегда, и ваших людей не спасет ничто. К этому времени, надеюсь, я буду уже далеко. Если же схватят и меня – что ж, всем нам суждено когда-нибудь умереть, и я встречу свою судьбу с достоинством и благопристойностью, подобающими моему положению и воспитанию. Уверен, моя голова станет великолепным украшением хижины вождя джагов. Итак, прощайте, мой храбрый варвар. Вы уж простите этого человека за то, что он поворачивается к вам спиной в последние моменты вашей жизни. В какой-то степени мне жаль, что вам суждено погибнуть, посему мне не доставит радости стать свидетелем этого события. Имей вы преимущество кхитайского воспитания, вы стали бы великолепным слугой – скажем, телохранителем для меня. Но дела обстоят так, а не иначе, увы.
Отвесив издевательский поклон на прощание, Фенг спустился по склону. Конан спросил себя, а не состоит ли план князя в том, чтобы оставить его прикованным к столбу, пока он не умрет от голода или жажды. Если его люди хватятся своего вожака еще до рассвета, они могут выступить на его поиски. Но поскольку он ускользнул из лагеря незамеченным, никого не предупредив, они не будут знать, стоит ли тревожиться по поводу его исчезновения. Эх, если бы только он смог передать им весточку, они бы перевернули небо и землю, но нашли бы его, а маленького предателя ждал бы бесславный конец. Но как ее передать, вот в чем вопрос?
Он вновь напрягся изо всех сил, пытаясь разорвать невидимые путы, приковывавшие его к столбу, и вновь тщетно. Но Конан обнаружил, что может пошевелить руками и ногами и даже двигать головой из стороны в сторону – совсем немного, но может. А вот тело его оставалось в незримых тисках, крепко державших его за кольчугу.
Лунный свет стал ярче. Конан вдруг заметил, что у него под ногами и у основания монолита разбросаны останки других жертв. Человеческие кости и зубы были свалены небрежной кучей, словно мусор; должно быть, он топтался по ним, когда таинственная сила прижала его к столбу.
Теперь Конан смог разглядеть и то, что эти останки как-то необычно обесцвечены, и это обстоятельство вызвало у него смутное беспокойство. Вглядевшись повнимательнее, он заметил, что кости выглядят так, словно что-то разъело их в некоторых местах, как будто какая-то едкая жидкость растворила их гладкую поверхность, обнажив внутреннюю губчатую структуру.
Он покрутил головой из стороны в сторону, пытаясь придумать, как спастись. Похоже, гладкоречивый кхитаец сказал правду: теперь он видел и другие железные предметы, буквально прилипшие к покрытому странными пятнами и потерявшему цвет камню колонны. Слева от себя он заметил лом, лопату и ржавый колпак шлема, а с другой стороны к монолиту приклеился изъеденный временем кинжал. И тогда Конан вновь напряг мускулы, пытаясь разорвать невидимые объятия…
Снизу вдруг донеслась зловещая мелодия – кто-то играл на свирели. Напрягая зрение, Конан увидел в неверном лунном свете, что Фенг, оказывается, не покинул место действия. Вместо этого князь уселся на поросший травой склон почти у самого подножия холма. Из своей просторной одежды он извлек необычного вида флейту и теперь наигрывал на ней.
И тут, заглушая пронзительную и резкую мелодию, до слуха Конана донесся какой-то мягкий хлюпающий звук. Похоже, он шел откуда-то сверху. Жилы на шее у Конана вздулись от напряжения, когда он с огромным трудом запрокинул голову, чтобы взглянуть на вершину колонны; при этом движении туранский шлем заскрежетал о камень. И кровь застыла у него в жилах.
Дымка, окутывавшая верхушку пилона, рассеялась. Взошедший полумесяц освещал ее ярким светом, просвечивая насквозь непонятный бесформенный клубок, находившийся на верхней оконечности колонны. Он походил на подрагивающее полупрозрачное желе – и был живым. Жизнь – трепещущая и раздувшаяся – пульсировала в нем. Лунный свет мокро блестел, отражаясь от боков этой штуки, которая билась и дрожала, как огромное живое сердце.
Пока Конан, оцепенев от ужаса, смотрел на него, обитатель вершины монолита выпустил струйку желе в его сторону, вниз по колонне. Блестящая псевдоподия[20] заскользила по гладкой поверхности камня. Конан начал понимать, откуда взялись пятна, которые обесцветили поверхность монолита.
Ветер переменился, и порыв его донес до Конана омерзительный запах. Теперь он понимал, почему кости, лежащие у подножия монолита, имели такой странный вид. Содрогнувшись от ужаса, он сообразил, что желеподобная тварь выпускала пищеварительную жидкость, с помощью которой и пожирала свою жертву. Он даже мимоходом подумал о том, сколько мужчин за прошедшие века стояли здесь до него, беспомощные, прикованные к столбу, ожидая жгучей ласки отвратительной твари, подбирающейся сейчас и к нему.
Может быть, ее привлекла жутковатая мелодия, которую Фенг извлекал из своей флейты, а может, она учуяла запах живой плоти? В чем бы ни заключалась причина, гадина начала медленный спуск по боковой грани столба к его лицу. Дюйм за дюймом приближаясь к нему, тварь хлюпала и причмокивала, пуская слюни.
Отчаяние придало новые силы его усталым мышцам. Конан рванулся сначала в одну сторону, потом в другую, отчаянно пытаясь освободиться из объятий таинственной силы. К своему удивлению, он заметил, что во время одного из рывков немного сдвинулся в сторону.
Выходит, сила, приковавшая его к монолиту, все-таки позволяла ему совершать хоть какие-то движения! У него появилась пища для размышлений, хотя он и понимал, что не сможет долго избегать прикосновений чудовищного желеобразного монстра.
И тут что-то впилось в его обтянутый кольчугой бок. Опустив глаза, Конан увидел тот самый изъеденный ржавчиной кинжал, который заприметил раньше. Сдвинувшись в сторону, он уперся в рукоятку старинного оружия.
Рукав кольчуги все еще прижимал его предплечье к столбу, зато рука оставалась свободной. Сможет ли он выгнуть ее под таким углом, чтобы схватить кинжал?
Он напрягся, стараясь вытянуть руку как можно дальше. Рукав его кольчуги скрежетал о камень, пот заливал глаза. Дюйм за дюймом рука Конана подбиралась к кинжалу. В ушах у него, сводя с ума, звучала издевательски-назойливая мелодия флейты Фенга, а ноздри забивал запах дьявольской желеобразной твари.
Пальцы его коснулись кинжала и через мгновение сомкнулись на рукоятке. Но едва он попытался оторвать оружие от монолита, проржавевшее лезвие сломалось с громким щелчком. Скосив глаза, он увидел, что примерно две трети клинка, начиная от острия, остались висеть на каменной стене. Оставшаяся часть торчала из рукоятки. Теперь, поскольку железа в кинжале осталось совсем немного, Конану удалось невероятным напряжением мышц оторвать оружие от каменного столба.
Быстрый осмотр показал: несмотря на то, что кинжал сломался, в его распоряжении оставался еще достаточно длинный кусок стали с острыми краями. Мускулы вздулись у него под кольчугой, когда дрожащей от напряжения рукой, стараясь не дать клинку снова прилипнуть к столбу, он поднес обломок к кожаному ремню, который соединял две половинки его кольчуги, и принялся осторожно пилить сыромятную кожу ржавым лезвием.
Каждое движение стоило ему чудовищного напряжения сил. Ощущение тревожного беспокойства стало невыносимым. Рука, согнутая под неудобным углом, быстро устала и затекла. Древнее лезвие было иззубренным, тонким и хрупким; от любого неловкого движения оно могло сломаться, и тогда он остался бы совершенно беспомощным. Конан медленно водил обломком взад и вперед, изнемогая от напряжения. Омерзительный запах твари усиливался, а хлюпающие звуки, отмечающие ее продвижение вниз, становились все громче.
