Кертис Джоблинг - Месть Змеи
Задки руководили повседневной жизнью табора, отвечали за разведку окрестностей, а Бабам принадлежало последнее слово при решении всех основных вопросов – как общественных, так и военных. Шесть мудрых женщин составили Совет табора, собиравшийся в его центре, у большого костра – каждая из них была представительницей одного из шести старейших кланов. Любого захваченного в плен врага приводили сюда, чтобы Бабы могли допросить его. Если Совет решал, что пленник виновен, его приговаривали к смерти и уводили к Дереву висельников.
Сейчас перед членами Совета стоял один из таких неудачников в грязном порванном красном плаще. Охранник стащил накрывавший голову пленника мешок, из-под которого показалось лицо юноши – оказавшись на свету, он заморгал, глядя на горящий костер.
– Скажи, что ты делал один в Лонграйдингсе, так далеко от своего батальона лордов-котов? – спросила одна из Баб. Она сидела спиной к огню, поэтому ее лицо скрывалось в тени.
– Я дезертир, – ответил солдат. – Я больше не служу Котам.
– Но по-прежнему носишь красный плащ.
– И сержантские нашивки, – добавила другая Баба.
– Как скоро вслед за тобой появятся твои товарищи?
Трент Ферран закатил глаза, проклиная свое невезение – надо же было ему наткнуться на цыган! Бежав из лагеря своего прежнего командира, лорда Фроста, он направился на север, спеша как можно дальше уйти от своих бывших товарищей. Убив кота-альбиноса Фроста мечом своего отца, старым Вольфсхедом, Трент ожидал, что его, теперь уже бывшие, сослуживцы бросятся в погоню за ним, чтобы убить как предателя. Трент без устали гнал своего верного коня Шторма, направляясь прямиком к Дайрвуду. В отряде было не так много коней, которые могли соперничать со Штормом в скорости, да и гвардейцы были слишком деморализованы убийством своего командира, чтобы быстро и толково организовать погоню. Но все же Трент не был до конца уверен, что ему удалось окончательно оторваться от них. Следя за тем, не догоняет ли его кто-нибудь, Трент слишком мало обращал внимания на то, что происходит у него впереди. Так он и налетел на устроенную цыганами засаду. Мелькнули брошенные в воздух сети и веревки, и всадник вместе со своим конем свалился на землю, словно сраженный залпом из катапульты. Связанного, с накинутым на голову мешком, его отвели через степь в цыганский табор, где он и оказался сейчас стоящим перед Советом Баб.
– Это правда, я был сержантом Львиной гвардии, но с этим теперь покончено. Я выбрал для себя иной путь.
– Замечательно, – сказала Баба, которая начала допрос. – Тогда докажи, что ты не представляешь опасности для нашего народа. Я полагаю, мы должны отпустить тебя?
Трент оглянулся. Кроме шести мудрых женщин, у костра собрались вооруженные люди и старейшины – они наблюдали за происходящим, стоя на почтительном расстоянии от ведущих расследование Баб.
– Он их разведчик, – произнесла другая Баба. – Твои начальники настолько пугливы, что воспринимают нас, цыган, как угрозу? Что ж, пусть явятся. Пусть узнают, что такое гнев людей Волка.
Стоявшие за спинами Баб Задки и молодые бойцы захлопали в ладоши, застучали клинками по щитам и ножнам, одобрительно закричали.
«Люди Волка»? Что это значит?
Первая Баба поднялась со своего места и подошла ближе к Тренту. Чем дальше она отходила от костра, тем отчетливее становились видны черты ее лица – морщинистого, напоминавшего Тренту старую древесину, прогнившую и истертую временем. Ее подбородок выдавался вперед под сморщенными губами, тонкие седые волосы спадали на лицо и маслянистыми червями завивались вокруг челюсти. Женщина моргнула, и на Трента глянули ее слепые, молочно-белые, словно туман, глаза.
– Меня зовут Баба Соба, и я говорю от имени всего моего народа. Мы, цыгане, всегда в пути, мальчик. Деревья – наши стены, наша крыша – небо, нашу дорогу освещает свет Луны. Как Луна бережет нас с небес, так и мы бережем ее детей. Мы люди Волка, наши жизни навеки связаны с Великим Зверем. Тот, кто нападает на Волка, нападает на цыган. Когда твои хозяева напали на Дрю Феррана, они объявили войну всему нашему роду.
У Трента закружилась голова, слова женщины захватывали, околдовывали его. Он забыл обо всем вокруг, его глаза были прикованы к ее морщинистым губам. Сердце сжалось у него в груди, перехватило дыхание. Трент судорожно глотнул воздух, услышав имя своего брата, слетевшее с языка Бабы Собы.
Она улыбнулась, услышав, как Трент подавился и закашлялся, согнувшись пополам, чтобы вдохнуть в легкие воздух. Парень выпрямился, испуганно выкатил глаза, пораженный прозвучавшей в голосе старой женщины силой.
– О, а ты сильный, – сказала Баба Соба, удивленная тем, что Трент сумел восстановить дыхание. – Не многим хватает силы воли, чтобы устоять перед заклинанием.
– Заклинанием? Что вы сделали? – выдохнул Трент, когда охранники помогли ему выпрямиться. – Вы ведьма?
Мужчины недовольно загудели, но Баба Соба подняла вверх свою иссохшую руку, успокаивая их.
– Можешь называть меня и так, вестландец. Меня еще и не так называли. Но я просто цыганка, которая хочет услышать ответ на свои вопросы. Скажи мне, что из того, что было мной сказано, помогло тебе возвратиться к жизни?
Трент сглотнул – так у него пересохло в горле. «Сказать им?» – подумал он. Трент чувствовал, что слишком много раз предавал своего брата за те месяцы, что прошли с того момента, когда он в последний раз видел его. «Неужели с той поры минул всего лишь год? Один год?» Но за этот бесконечный год Дрю успел стать законным наследником трона Вестланда, за это время успела вспыхнуть война, на которой потеряли жизни многие верлорды, включая лорда-льва, короля Леопольда. Может ли он верить тому, что цыгане действительно преданы его брату? «Могу ли я верить тому, что эти люди почитают Волка?»
– Говори, мальчик, – сказала Баба. – Хоть я слепая, но слышу очень хорошо. Мне еще раз попросить, чтобы ты ответил?
– Вы упомянули Дрю, – быстро произнес Трент, опасаясь вновь испытать на себе силу колдовского заклятия.
– Так, – проговорила старая женщина, поглаживая костлявым пальцем свое морщинистое лицо. Она подошла еще ближе, почти вплотную к Тренту, и спросила, причмокнув губами: – Кем тебе приходится Дрю Ферран, имя которого помогло рассеять мои чары?
– Он мой брат, – ответил Трент. Он сказал это не задумываясь, слова словно сами сорвались с его языка. Стоявшие вокруг костра люди ахнули, даже Баба Соба удивленно отступила назад.
– Брат, говоришь? – хмыкнула она. – Мальчик, я узнаю оборотня сразу же, как только встречу его.
Она наклонила голову, принюхалась, едва не касаясь лица Трента своими расширившимися ноздрями. Трент вздрогнул, все внутри него похолодело.
– Но ты не верлорд.
– Мои родители воспитали Дрю. Мы росли с ним как братья-близнецы. Пусть мы с ним не братья по крови, но всегда были близки, как родные.
– Настолько близки, что ты надел красный плащ? – произнесла Баба.
Желудок Трента стянулся в узел, а старая женщина обошла юношу сзади, взяла в ладони его связанные за спиной руки. Он почувствовал, как ее холодные пальцы чертят по его ладоням, словно читая по ним. Трент поморщился, когда что-то острое кольнуло его – теплая струйка крови потекла на ладонь женщины, затем она убрала свою руку и зашаркала назад, к своим сестрам.
– Он лжет! – воскликнул Задка, которого истомило это расследование.
– Повесить его! – добавил другой, и цыгане ринулись вперед, готовые увести Трента прочь.
– Я говорю правду! – крикнул Трент, но Баба Соба продолжала молчать, и Задки приказали увести Трента.
Другие цыгане уже приладили веревку на ближайшем дереве. Трент беспомощно оглянулся назад, надеясь увидеть предсказательницу. Охранники продолжали молча тащить его к Дереву висельников.
– Я не враг! – что есть сил заорал он.
На шею Трента упала веревочная петля, туго затянулся узел. Под дерево прикатили бочонок, охранники подняли Трента, поставили его на дно бочонка, натянули веревку. Через головы собравшихся вокруг дерева цыган Трент увидел, что Баба Соба и пять ее древних сестер стоят кружком возле костра. Баба Соба держала раскрытой испачканную кровью Трента ладонь, остальные рассматривали ее, осторожно трогали пальцами.
– Прошу вас! – в ужасе закричал Трент, почувствовав, как покачнулся под ним бочонок. Один из охранников сильнее толкнул бочонок ногой, ноги Трента повисли в пустоте, и ему стало нечем дышать.
Трент задергался, но от каждого движения только туже затягивалась петля на его шее. Цыгане отошли назад, было видно, что казнь не доставляет им ни малейшего удовольствия. Но что поделать, они не могли позволить, чтобы о местонахождении табора стало известно их врагам, а традиции запрещали им держать пленных. На губах Трента появилась пена, в глазах потемнело, они выкатились, уставившись на стоявших у костра старых женщин, и в этот момент Баба Соба вскинула руки вверх.
