Урсула Ле Гуин - Волшебник Земноморья (сборник)
Однако истина эта оказалась изменчивой: она зависела от того, в чьих руках находился Камень Шелитха.
А потому Метаморфоз, держа в руках волшебный кристалл и глядя в бесконечное бледно-сиреневое глубинное колыхание граней, говорил громко и отчетливо, описывая то, что видел:
– Я вижу нашу землю как бесконечную равнину, словно нахожусь на самой Горе Онн в центре мироздания и все расстилается у ног моих… вижу Земноморье вплоть до самого дальнего островка самого дальнего Предела и даже дальше. И все видно очень отчетливо. Вижу также корабли в водах Илиена, вижу дым очагов над крышами Торхевена, вижу даже крышу той башни, где мы сейчас стоим. Но дальше острова Рок теперь не видно ничего. Никаких островов на юге. Никаких островов на западе. Я не могу разглядеть Уотхорт там, где он должен быть; не вижу ни одного из островов Западного Предела, даже самого близкого к нам – Пендора. А где же Осскил и Эбосскил? Над Энладом висит туман, плотный и серый, очень похожий на паутину. Едва я пытаюсь разглядеть что-то получше, как исчезает еще несколько островов, и море в тех местах, где эти острова когда-то были, девственно и пусто, словно еще до Века Созидания… – Он споткнулся на последнем слове и выговорил его с трудом.
После чего Метаморфоз поставил Камень обратно на резную подставку из слоновой кости и отошел подальше от него. Его доброе лицо казалось совершенно измученным.
– А теперь рассказывай, что видишь ты, – сказал он.
Мастер Заклинатель взял Камень в руки и медленно повернул его, словно отыскивая на сверкающей поверхности такую грань, сквозь которую ему было бы лучше видно. Долгое время с напряженным лицом он крутил Камень и так и сяк. Потом поставил на место и сказал:
– Метаморфоз, я слишком мало вижу. Какие-то фрагменты, что-то мелькает, но целостной картины нет.
Седовласый Метаморфоз в волнении стиснул руки:
– Разве само по себе это уже не странно?
– Отчего бы?
– У тебя что, так часто слепнут глаза? – гневно закричал Метаморфоз. – Неужели ты не видишь, что… что… – Он запнулся и только с трудом, заикаясь, смог продолжить: – Там… там словно чья-то рука прикрывает твои глаза – точно так же, как и мой рот?
– Ты, видно, перетрудился и устал, господин мой, – успокаивающе сказал Заклинатель.
– Вызови заклятием душу Камня, – потребовал Метаморфоз. Сейчас он говорил довольно спокойно, но все равно как бы с трудом.
– Зачем?
– Зачем? Ну хотя бы потому, что я прошу тебя об этом.
– Успокойся, Метаморфоз. Зачем ты подзадориваешь меня, как мальчишку перед медвежьим логовом. Разве мы с тобой дети?
– Да! Перед тем, что показал мне Камень Шелитха, я всего лишь испуганное дитя. Вызови душу Камня! Неужели я должен умолять тебя, господин мой?
– Нет, конечно, что ты, – ответил долговязый Заклинатель, однако весь напрягся и поспешно отвернулся от старшего товарища. Потом, высоко и широко воздев руки в том жесте, с которого начинается Великое Заклятие, вызывающее души, он поднял голову и начал произносить слова заклинания. И по мере того как одно за другим падали эти торжественные слова, внутри Камня Шелитха как будто разгорался свет. В мастерской вдруг стало темнеть; темные тени сгустились, стали совсем черными, зато Камень сиял, как звезда. Мастер Заклинатель соединил руки и поднял волшебный кристалл ближе к глазам, уставившись в ту точку, откуда исходило яркое свечение. Некоторое время он молчал, потом тихо заговорил:
– Я вижу фонтаны Шелитха. Озера, пруды, искусственные водоемы, водопады и пещеры, занавешенные стеной падающей воды; там по замшелым берегам растут папоротники; я вижу белые пески на берегах озер; я вижу, как сочится капля за каплей вода, вижу, как струится она в родниках, берущих начало в потаенных недрах земли, чувствую сладость этих струй, вижу их источник… – Он внезапно снова умолк и некоторое время стоял, не говоря ни слова; лицо его было настолько бледным, что светилось, как серебро, в свете, излучаемом Камнем. Потом Заклинатель громко вскрикнул, ничего так и не рассказав, с грохотом уронил кристалл, упал на колени и спрятал лицо в ладони.
Черные тени исчезли. Летнее солнце светило в окна неубранной мастерской. Волшебный Камень лежал под столом в пыли, но был совершенно цел.
Мастер Заклинатель, шаря руками, словно слепой, ухватился за руку своего товарища. Он напоминал испуганного ребенка. Прошло несколько минут, прежде чем он глубоко вздохнул и с трудом встал, опираясь о плечо Метаморфоза.
– Я больше никогда не приму твоего вызова, господин мой, – выговорил он прыгающими губами, тщетно пытаясь улыбнуться.
– Что же ты видел, Торион?
– Я видел фонтаны Шелитха. И видел, как они вдруг опали, как высохли ручьи, как сомкнулись уста родников и вода из них ушла назад, в землю. И земля вокруг была черной, сухой. Ты видел в Камне пустынное море, каким оно было до Созидания, но я увидел… то, что придет после… Великое Разрушение. – Заклинатель облизнул пересохшие губы. – Мне очень хотелось бы, чтобы Верховный Маг оказался сейчас здесь, – сказал он.
– А я бы хотел, чтобы мы оказались там, с ним.
– Вот только где? Разве его теперь найдешь… – Заклинатель посмотрел вверх, на окна, за которыми сияло голубое безмятежное небо. – И весточку ему теперь не пошлешь, и ни одно заклинание не сможет вызвать его сюда. Он сейчас там, где ты видел пустое море. Он приближается к тем местам, где иссыхают источники. И там, где он сейчас, мастерство наше никуда не годится… И все-таки даже теперь можно еще отыскать заклятия, что смогли бы призвать его, – некоторые из тех, что знавали на острове Пальн…
– Но этими заклятиями вызывают в мир живых души мертвых.
– А некоторыми отправляют живые души в мир мертвых.
– Но ты же не думаешь, что он умер?
– Я думаю, что он идет к смерти, что его влечет туда некая сила. Как и всех нас. Мы теряем свое могущество, свои надежды, свое счастье. Все источники постепенно пересыхают.
Метаморфоз некоторое время смотрел на него, очень встревоженный.
– Так не пытайся послать ему весть, Торион, – сказал он наконец. – Он знал, чего ищет, задолго до того, как это узнали мы. Для него этот мир словно Камень Шелитха: он заглядывает в его глубины и видит, что есть и что непременно должно случиться… Мы не в силах помочь ему. Великие Заклятия стали очень опасны, но наибольшая опасность таится в тех, о которых ты упоминал только что. Мы должны стоять твердо, как он завещал нам, и охранять стены Рока, и помнить Имена.
– О да, – сказал Заклинатель. – Но мне еще нужно все это обдумать. – И он покинул мастерскую в Южной Башне, неловко переставляя длинные ноги, но высоко подняв свою благородную темноволосую голову.
Утром Метаморфоз долго искал его. Войдя в комнату Мастера Заклинателя после тщетных попыток достучаться, он нашел его лежащим на каменном полу с раскинутыми руками, словно какой-то тяжелый удар в грудь отбросил его. Руки застыли в том самом жесте, с помощью которого он произносил Великое Заклинание, и были холодны, как лед, а открытые глаза ничего не видели. И хотя Метаморфоз, опустившись перед ним на колени, три раза призвал его подлинным именем, Заклинатель по-прежнему лежал неподвижно. Он еще не умер, но в нем осталось так мало жизни, что лишь едва билось сердце да слабое дыхание ощущалось на устах. Метаморфоз взял его руки в свои и прошептал:
– Ах, Торион! Это я заставил тебя заглянуть в глубины Камня. Это я во всем виноват!
Потом он быстро вышел из комнаты и громко сказал собравшимся у ее дверей Учителям и ученикам:
– Враг добрался сюда, на наш остров, преодолев все стены. Враг нанес удар в самое сердце наше! – Метаморфоз был добрый и мягкий человек, но сейчас он был так мрачен и суров, что окружающим стало страшно. – Позаботьтесь о Мастере Заклинателе, – сказал он. – Хотя кто позовет обратно его душу, если сам он, Мастер своего искусства, покинул ее?
И Метаморфоз направился к себе, и, давая ему пройти, все расступились перед ним.
Явился Мастер Травник, который велел немедленно уложить Заклинателя в постель, укрыть потеплее, но варить целебного отвара не стал, как не стал петь и тех песен, что помогают излечиться больному телу или встревоженной душе. При нем был один из его учеников, совсем юный, еще не ставший даже колдуном, но весьма способный в искусстве врачевания; и мальчик этот спросил:
– Учитель, неужели ему ничем нельзя помочь?
– По эту сторону стены – нет! – ответил Мастер Травник. Потом, вспомнив, с кем говорит, пояснил: – Это не болезнь, сынок. Но даже если бы это была лихорадка или иной физический недуг, я не уверен, что наша наука смогла бы теперь помочь ему. Кажется, травы мои утратили свои лечебные свойства, а в заклинаниях, что я произношу, не осталось былой целительной силы.
– Ты говоришь совсем как Мастер Регент. Вчера он вдруг остановился посреди песни, которую разучивал с нами, и сказал: «Я не понимаю значения этой песни». И вышел из комнаты. Кое-кто из мальчиков засмеялся, но мне показалось, что пол уходит у меня из-под ног.
