Роберт Говард - Конан. Пришествие варвара (сборник)
В ответ раздался зловещий, пронзительный крик, только теперь Конану слышался в нем отзвук злобной насмешки.
Он не стал больше тратить силы на перебранку с проклятым соглядатаем. Мрачно стиснув зубы, он больше не позволял ему себя отвлекать. Скачка по холмам, лежавшим впереди, обещала быть долгой и трудной. Конан не решался особенно понукать коня, не успевшего толком передохнуть возле болотца. Преследователи были еще далеко, но он подозревал, что его нынешнее преимущество скоро сойдет на нет. Они ведь почти наверняка пересели на свежих коней в замке, мимо которого он проезжал.
Дорога делалась все трудней. Круглые травянистые холмы сменились крутыми, заросшими густым лесом горными склонами. Конан скорее всего ушел бы здесь от погони… если бы не чертова птица, продолжавшая кружиться над ним и беспрерывно вопить. Петляя меж скал, Конан потерял из виду преследователей, но понимал, что они по-прежнему шли по пятам, безошибочно ведомые своими крылатыми союзниками. Черная тень над головой все больше казалась Конану демоном, посланным гнаться за ним по всем кругам преисподней. Камни, которые он с проклятиями швырял вверх, пролетали мимо или падали вниз, не причинив твари вреда. А ведь в юности ему случалось сбивать ястребов на лету!
Конь быстро выбился из сил, и Конан осознал всю безнадежность своего положения. Более того, он ощущал за всем этим неумолимую руку судьбы. Спасения он не видел. Он и теперь оставался таким же пленником, каким был в бельверусских подвалах. Однако Конан не сын Востока и не готов безропотно склониться перед неизбежным. Может, он и не сумеет бежать, но по крайней мере прихватит с собой в вечность некоторое количество врагов… Конан присмотрел на горном склоне густые пушистые лиственницы и направился к ним, собираясь принять здесь свой последний бой.
И в это время впереди послышался крик – человеческий, но очень странного тембра. Конан раздвинул зеленые ветви и сразу увидел кричавшую. Там, внизу, на неширокой поляне, четверо воинов в немедийских кольчугах надевали петлю на шею худой древней старухе в крестьянской одежде. На земле валялась охапка сухих веток, перехваченная веревкой. Должно быть, женщина собирала хворост, когда попала в руки воинов.
Негодяи уже подтаскивали старуху к дереву, сучьям которого, раскинутым невысоко над землей, по всей видимости, предназначалась роль виселицы. От такого зрелища в сердце Конана медленно закипела смертоносная ярость. Около часа назад он пересек границу и теперь стоял на своей земле, и что? На его глазах собирались расправиться с одним из его подданных!
Между тем бабка отбивалась отчаянно, проявляя неожиданную силу. Конан увидел, как она подняла голову: снова раздался тот же удивительный и жутковатый, далеко слышный зов. Ворон, мелькавший между вершинами деревьев, насмешливо передразнил ее крик. Воины захохотали, один из них ударил старуху по лицу.
Конан спрыгнул с усталого жеребца и съехал вниз по каменной круче. Его кольчуга лязгнула, когда он приземлился на траву, и все четверо оглянулись разом, выхватывая мечи. У них так и отвисли челюсти при виде гиганта в кольчуге, стоявшего перед ними с обнаженным клинком в могучей руке.
Конан хрипло расхохотался.
– Подонки! – сказал он, и голос его был спокоен и беспощаден. – Стало быть, немедийские шакалы нынче заделались палачами и вешают моих подданных по своему усмотрению? Нет уж, сперва снимите голову их королю. Я здесь, паршивые шакалы, и я к вашим услугам!
И он шагнул вперед. Воины смотрели на него, не вполне понимая, что происходит.
– Кто этот сумасшедший? – проворчал в бороду один из негодяев. – Кольчуга на нем немедийская, а говорит с аквилонским акцентом.
– Какая разница? – отозвался другой. – Прикончим его, а потом вздернем старую ведьму.
Сказав так, он побежал навстречу Конану, замахиваясь на ходу. Но ударить не успел: просвистел громадный меч короля, раскроив и шлем, и череп под шлемом. Немедиец упал, но остальные оказались закаленными рубаками. Рыча, точно волки, обступили они великана в серой кольчуге, и скоро крики сражающихся и звон стали заглушили даже неумолчное карканье ворона, кружившего вверху.
Конан бился молча. Его губы кривила безжалостная улыбка, глаза превратились в два синих огня. Двуручный меч крушил и сверкал, устремляясь то влево, то вправо. При всей своей богатырской стати Конан был ловок, как лесной кот, и двигался с таким проворством, что удары, сыпавшиеся с трех сторон, чаще всего рассекали лишь воздух. Когда же он рубил сам, удары оказывались страшны и смертоносны. Вот и еще двое свалились в траву и испустили дух, а четвертый получил не менее полудюжины ран и пятился, спотыкаясь и едва поспевая отмахиваться мечом.
И тут шпора Конана запуталась в накидке одного из убитых. Конан запнулся, и, прежде чем он успел вновь обрести равновесие, немедиец, подхлестнутый отчаянием, атаковал его. Конан не удержался на ногах. Немедиец издал хриплый крик торжества и прыгнул вперед, двумя руками занося меч и широко расставляя ноги для решительного удара… Но вдруг что-то большое и мохнатое перелетело через поверженного короля и молнией обрушилось воину на грудь, крик торжества сменился воплем – и стих.
Вскочив на ноги, Конан увидел, что его противник мертв. Он лежал на земле с разорванным горлом, а над ним стоял громадный серый волк и, опустив голову, обнюхивал кровь, лужей растекавшуюся в траве.
Король обернулся, услышав голос старухи. Он обратил внимание, что она высокого роста и держится прямо. И хотя наряд ее говорил о бедности, точеные орлиные черты лица и пронизывающий взгляд черных глаз наводили на мысль, что она не простая крестьянка. Старуха позвала волка, и громадный зверь подбежал, точно послушный пес, и ласково потерся мускулистым плечом о колено старухи, глядя на Конана умными зелеными глазами. Старуха рассеянно опустила руку на мощную шею зверя; оба стояли неподвижно, глядя на короля Аквилонии. И хотя смотрели они совсем не враждебно, Конану под их взглядами стало несколько не по себе.
– Люди говорят, король Конан погиб, задавленный землей и камнями, когда рухнули скалы при Валкие, – низким, звучным голосом проговорила старуха.
– Говорят, – буркнул он в ответ.
Спорить ему не хотелось, он думал о конных латниках, нагонявших его с каждым мгновением. Ворон снова пронзительно закричал, и Конан невольно глянул вверх, раздраженно скрипнув зубами.
Выше по склону, над скалами, устало свесив голову, стоял белый конь. Старуха внимательно посмотрела на него, потом на ворона… и вновь прозвучал таинственный крик вроде тех, что Конан слышал уже дважды. Как бы узнав этот клич и испугавшись его, ворон вдруг замолчал и, развернувшись в воздухе, помчался к востоку. Но далеко улететь не успел. Большая тень накрыла его: откуда-то снялся орел и, быстро набрав высоту, скользнул к черному вестнику. Удар могучих когтей – и мерзкий голос предателя умолк навсегда.
– Кром! – проворчал Конан, во все глаза глядя на старуху. – Никак ты тоже волшебница?
– Я Зелата, – был ответ. – Жители долин называют меня ведьмой. Значит, отродье ночи вело по твоему следу вооруженных людей?
– Да, – сказал Конан.
И отметил про себя, что старуха нисколько не удивилась.
– Похоже, они уже недалеко.
– Возьми коня и следуй за мной, король Конан, – коротко велела она.
Конан без пререканий полез на скалу и сошел на поляну обходным путем, ведя коня в поводу. Он видел, как вернувшийся орел лениво спустился с небес и на миг коснулся плеча Зелаты, простирая громадные крылья и словно боясь сокрушить своей тяжестью хрупкие кости старухи.
Зелата молча зашагала вперед, громадный волк бежал у ноги, орел парил над головой. Конан долго шел за ней то непроглядными чащобами, то извилистыми карнизами, нависшими над бездной. Наконец узкая тропа, тянувшаяся вдоль обрыва, привела их к необычному жилищу, затерявшемуся в путанице хребтов и ущелий. Оно было частью сложено из камня и представляло собой наполовину дом, наполовину пещеру. Сверху нависал огромный утес. Орел взлетел на вершину утеса и застыл там на страже, недвижный, как изваяние.
По-прежнему молча Зелата устроила коня в соседней пещере, пододвинув ему большие охапки травы и молодых листьев; в глубине пещеры журчал тоненький ручеек.
Проведя короля в домик, она указала ему на деревянную лавку, покрытую шкурами, сама же присела на низенькую скамеечку возле крохотного очага. Развела огонь, подбросила в него тамарисковых поленьев и приготовила немудреный ужин. Волк дремал подле нее, положив на лапы тяжелую голову и обратив морду к огню. Волку что-то снилось: его уши подрагивали и шевелились во сне.
– И не страшно тебе сидеть в доме у ведьмы? – нарушив молчание, спросила старуха.