Энтони Райан - Песнь крови
Он вновь сел в седло и шагом поехал на север, преодолев до темноты еще десять миль. Заночевал Ваэлин под самой большой из вершин, какую сумел найти. Он, как и накануне, плотно закутался в плащ и попытался заснуть. Глаза у него уже слипались, когда лонакский мальчишка напал снова.
* * *Мальчишка что-то гневно выкрикивал на своем неведомом наречии, пока Ваэлин обматывал ему грудь веревкой. Руки уже были связаны у него за спиной. На виске у него красовался багровый синяк, еще один набухал под носом, там, где костяшки пальцев Ваэлина ударили в нервный узел, отчего малый и упал без сознания.
– Ниша улнисс не Серантим! – вопил мальчишка на Ваэлина. Его разбитое лицо было искажено ненавистью. – Херин! Гарнин!
– Да заткнись ты, – устало сказал Ваэлин и сунул мальчишке в рот тряпичный кляп.
Он оставил его извиваться в путах и повел Плюя прочь, стараясь не оступиться в темноте, хотя половинка луны давала достаточно света, чтобы видеть дорогу. Ваэлин отошел достаточно далеко, чтобы не слышать яростного мычания мальчишки, и нашел убежище рядом с большим валуном. Он лег и провалился в сон.
* * *На следующее утро впервые показалось солнце. Неверные лучи пробивались сквозь тучи и играли на застывшем камне Наковальни, заставляли вершины отбрасывать огромные тени. Неровные поверхности вершин как будто сверкали. «Как красиво!» – подумал Ваэлин, жалея, что явился сюда по такому делу. Лежащая на сердце тяжесть не давала получать удовольствие от простых радостей жизни.
Наковальня тянулась еще миль пять и наконец сменилась цепочкой невысоких холмов, утыканных низенькими, корявыми соснами, которые, похоже, процветали на севере. Едва почуяв под копытами траву, Плюй сам собой поднялся в галоп, радостно всхрапывая оттого, что неподатливый камень Наковальни остался позади. Ваэлин отпустил поводья и предоставил коню скакать вперед. Плюй всегда отличался скверным нравом, и Ваэлин впервые наслаждался тем, как конь несется вверх и вниз через холмы, взметая копытами дерн. К наступлению ночи впереди показалось большое плато, на котором и ждал их разрушенный город. На последнем холме Ваэлин обнаружил старую стоянку: отсюда были хорошо видны подступы к городу, и можно было найти укрытие в сосновой рощице у вершины.
Он привязал Плюя к низкой ветке, набрал хвороста и разложил костер в выложенном камнями кругу, добавив сосновых стружек для растопки. Он высек искру и бережно раздувал огонек, пока не занялось пламя, потом уселся, скрестив ноги, не снимая со спины меча и держа под рукой лук со стрелой, заранее наложенной на тетиву, и стал ждать. Он еще с вечера заметил, что его преследуют, и соблюдать совет Артина не разводить огня казалось теперь бессмысленным.
Быстро наступала ночь. На небе были тучи, и оттого тьма за пределами круга света от костра сделалась еще гуще и непроглядней. Миновал еще час, прежде чем осторожный шорох копыт по дерну сообщил Ваэлину, что у него гости. Подошедший к костру человек был не меньше шести с половиной футов ростом, широкоплечий, с массивными, мускулистыми руками. Грудь его была обтянута жилетом из медвежьей шкуры, доходившим ему до пояса, а на поясе висели палица и боевой топорик со стальным лезвием. На нем были штаны из оленьей кожи и кожаные сапоги. Голова у него была бритая и татуированная, как и у мальчишки, что напал на Ваэлина прежде: замысловатый узор, похожий на лабиринт, огибал череп от одного виска до другого. Руки тоже были разукрашены татуировками: странными завитками и узорами, похожими на шипы, тянущимися от плеча до запястья. Лицо у него было худое и угловатое, так что возраст определить было трудно, однако глаза, темные и враждебные, под тяжелыми насупленными бровями, говорили о многих годах и, насколько Ваэлин мог судить, о многих битвах. Он вел под уздцы коренастую лошадку, через спину которой было переброшено нечто брыкающееся и стенающее, туго перетянутое веревками.
Лонак снял с пояса топорик и палицу стремительным ловким движением, почти неуловимым для глаз. Пару секунд Ваэлин наблюдал, как мужчина умело вертит палицу и топорик. Он чувствовал идущий от них ветерок и с трудом сдерживал порыв выхватить свой меч. Человек неотрывно смотрел ему в глаза, что-то изучая и прикидывая. Через некоторое время он удовлетворенно крякнул и сложил свое оружие на землю возле костра. Потом отступил на шаг и вскинул руки. Лицо его оставалось все таким же враждебным.
Ваэлин отстегнул со спины меч, положил его перед собой и тоже вскинул руки. Лонак снова крякнул, подошел к лошадке, стащил с ее спины связанного мальчишку и бесцеремонно швырнул его на землю рядом с костром.
– Это твое, – сказал он Ваэлину. Говорил он с густым акцентом, однако вполне понятно.
Ваэлин взглянул на мальчишку. Рот у того был крепко завязан кожаным ремнем, глаза мутные от изнеможения.
– Он мне не нужен, – сказал он лонаку.
Верзила некоторое время молча смотрел на него, потом сел к костру напротив Ваэлина и протянул руки к огню.
– В моем народе, когда человек приходит к твоему костру с миром, есть обычай предложить ему мяса и чего-нибудь, чтобы утолить жажду.
Ваэлин потянулся к вьюкам, достал вяленой говядины и мех с водой и бросил их через костер лонаку. Тот достал из сапога маленький ножик, отрезал полоску говядины, быстро прожевал и проглотил. Однако, отхлебнув из меха, он скривился и сплюнул на землю.
– А где вино, которое так любите вы, мерим-гер? – осведомился он.
– Я вина почти не пью.
Ваэлин снова посмотрел на мальчишку.
– А ему ты поесть не дашь?
– Когда ему есть – это твое дело. Он теперь твой.
– Потому что я его одолел?
– Раз ты одолел человека и не снизошел до того, чтобы его убить, он твой.
– А если я его не возьму?
– Будет лежать тут, пока не умрет от голода или пока звери не явятся за ним.
– Я могу просто разрезать его путы и отпустить его на свободу.
Лонак разразился хриплым, лающим хохотом.
– Для него свободы больше нет. Он «варниш», побежденный, уничтоженный, для моего народа он стоит не больше собачьего дерьма.
Взгляд мужчины был теперь устремлен на мальчишку – свирепый, неумолимый взгляд.
– Достойное наказание тому, кто ослушался Ее слова, кто позволил своей неуместной гордыне затмить повиновение. Разрежь его путы, и он будет бродить здесь, без оружия, без друзей. Мой народ станет чураться его, и ему не обрести убежища.
Он снова перевел взгляд на Ваэлина. То, как были стиснуты его зубы и поджаты губы, говорило о чем-то большем, нежели гнев, о каком-то чувстве, слишком остром, чтобы его скрыть. «Озабоченность. Он боится за мальчика».
– Если он мой, – сказал Ваэлин, – стало быть, я могу с ним поступать, как хочу?
Лонак на миг снова бросил взгляд на мальчишку. И кивнул.
– Тогда я отдаю его тебе. Как дар, в благодарность за то, что ты дозволил мне пересечь ваши земли.
Лицо лонака осталось бесстрастным, однако Ваэлин уловил в его взгляде облегчение.
– Вы, мерим-гер, мягкотелы, – насмешливо сказал он. – Слабы и трусливы. Лишь численность придает вам силу, а это не будет длиться вечно. Однажды мы сметем вас обратно в море, и волны покраснеют от вашей крови.
Он встал, подошел к мальчику и засапожным ножом разрезал его путы.
– Я принимаю твой дар, хоть он и ничего не стоит, раз тебе нечего больше предложить.
– Пожалуйста.
Оказавшись свободен от пут, мальчишка безвольно обмяк. Лонак вздернул его на ноги, мальчишка всхлипнул, когда мужчина привел его в чувство несколькими пощечинами и осыпал бранью на их родном языке. Придя в себя, мальчишка устремил взгляд на Ваэлина, и его лицо снова окрасилось все той же ненавистью и кровожадностью. Он ощетинился, напрягся, готовясь к новой атаке. Взрослый лонак отвесил ему мощную затрещину, так что из губы у мальчишки потекла кровь, потом грубо пихнул его к поджидающей лошадке, взгромоздил мальчишку ей на спину и сурово указал вниз. Мальчишка бросил на Ваэлина последний взгляд, исполненный неприкрытой враждебности, и умчался в темноту.
Лонак вернулся к костру, снова потянулся за вяленой говядиной и угрюмо принялся есть.
– Хороший отец готов многое вынести ради сына, – заметил Ваэлин.
Лонак сверкнул глазами, его взгляд вновь сделался враждебным.
– Не думай, будто я тебе чем-то обязан! Не думай, что ты купил себе проход через наши земли ценой жизни моего сына. Ты жив потому, что Она так пожелала.
– Она?
Лонак с отвращением тряхнул головой.
– Вы веками сражаетесь с нами и так мало о нас знаете! Она наша проводница и наша защитница. Она наша мудрость и наша душа. Она правит нами и служит нам.
Ваэлин припомнил свою встречу в видении с Нерсус-Силь-Нин тогда, в Мартише. Что она говорила про лонаков? «Мне следовало бы знать, что верховная жрица отыщет путь».
– Верховная жрица. Она возглавляет вас?
– Верховная жрица…
Лонак произнес это так, словно пробовал на вкус неведомое блюдо.
