"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич
Дебелая медсестра что-то лениво черканула в блокноте.
– А еще, Демьян Гри… А еще бы выдать вам ортопедические тапочки взамен этой… кирзы.
Главврач кивнул на видавшие виды Демьяновы сапоги.
– А як жеж я на улицу у тапках-то?
– А зачем? Вы посмотрите, какая холодрыга – ветер, тучи, дождь скоро пойдет. Осень обещает быть сырой. Будут ныть суставы…
Действительно, небо налилось угрожающим темно-лиловым, в цвет синяка на колене. Деревья качало из стороны в сторону, точно через рощу пробиралось что-то громадное и неуклюжее.
– Я бы, конечно, посоветовал вам пересесть на коляску… Демьян тут же замотал головой. – Ну, тогда тросточку вам подать?
– Не чапа́й! Сам возьму.
– Как скажете. Физиотерапию я поставлю в расписание, а вот с лечебной физкультурой придется обождать – специалист приезжает раз в месяц. У нас, к сожалению, большинство пациентов стационарные, спрос, как понимаете, невысокий…
– Я сам разомнуся, – махнул рукой Демьян, желая поскорее избавиться от навязчивого присутствия этого болтливого толстяка.
– Вот и славненько. Как спали на новом месте?
– Як младенец, – соврал Демьян. Перед внутренним взором некстати возникла картинка с детскими костями, запорошенными жирным черным пеплом.
Не зная, чем себя занять, Демьян расхаживал по своей нарочито дружелюбной, выкрашенной в пастельные тона тюрьме, пытаясь разработать колено.
Нога никак не сгибалась. Старик осторожно заносил ее над ламинатом и так же медленно опускал, перемещая едва на пару сантиметров. В очередной раз отняв подошву тапочки от пола, он хотел поднять ее выше – всего чуть-чуть, для проверки, но страх испытать вновь ощущение, как кости трутся друг о друга, остановил на полпути.
Демьян горько усмехнулся – когда-то он, пятнадцатилетний пацан, пробирался в оккупированные немцами деревни, воровал кур и даже резал глотки, рискуя в любой момент повиснуть в петле с табличкой «Я – партизан» на груди, а теперь боится согнуть ногу в колене. На глазах выступили слезы, он сцепил зубы, дернул изо всех сил ногой вверх, точно отвешивая кому-то пинка. В колене будто взорвался пиропатрон, дыхание сперло. Едва не упав, он схватился за перила и долго не мог отдышаться. Где-то на грани слышимости раздалось хриплое задушенное хихиканье, и Демьян еле удержался, чтобы не сломать злосчастную трость.
Отдышавшись, побрел дальше по этажу. На пути ему встречались редкие старички – еле передвигающиеся, буквально лежащие на своих ходунках, они уныло переставляли одеревенелые конечности, направляясь по им одним известному маршруту. Не без удивления Демьян отметил точно такие же, как у него, припухлости и гематомы на локтях и коленях. В одном из коридоров в него едва не врезался дюжий санитар с обезьяньим лицом, он толкал перед собой инвалидную коляску с иссохшей, похожей на куклу старушкой. Ту потряхивало в сиденье, в остальном же она оставалась неподвижна. Санитар так спешил, что Демьян едва успел заметить уже знакомые вспухшие синяки на локтях пациентки. Хмыкнул задумчиво.
Обед был далеко не королевский – сухой, как песок, творог, рыбная котлета с крахмалистым пюре, жидкий суп и несладкий компот. В отдельном стаканчике, как и в прошлый раз, лежали таблетки.
– Там ибупрофен и успокоительное, чтоб спалось покрепче! – бросила разносчица.
– Дякую, – ответил Демьян, но женщина уже ушла. Поковыряв без аппетита творог, он вновь выкинул содержимое стаканчика в унитаз.
Попытки уснуть ничего не давали. За окном бушевала гроза, рокотала, стучала по карнизам крысиными коготками, раскачивала деревья до натужного треска. Ныл уродливый обглодыш на месте безымянного пальца. Ни примитивный наговор «Кот-баюн, приходи, сон скорее наведи», ни валериана с пустырником делу не помогали. Демьян слепо сверлил потолок, думая о своем. За стеной раздались тягучие стоны, кто-то прошагал тяжелой поступью по коридору – наверное, санитар. Стоны умолкли.
Не так себе Демьян представлял старость. Большой хутор, бегающие по двору внуки и правнуки, сыновья, невестки и спокойная тихая смерть в собственной постели, с ней рука об руку. Что теперь толку корить себя? Отец всегда говорил: «Что сотворишь – не воротишь», и сам стал иллюстрацией своим словам – вон он, в трость осиновую зачуран. Тоже перед смертию видал всякое, знатким был, мабыть; потому и повесился.
Лет до тринадцати Дема не знал покоя. Пока остальные ребятишки беззаботно играли в реке, он и подходить к воде боялся: видел торчащую из нее шишковатую голову хозяина омутов – и действительно, в том месте потонуло немало сорванцов. Не понимал, как набирать воду из колодца, коли вспухшая склизкая тварь у него на глазах плевала ядовито-желтой слюной в ведро, стоило его опустить. А после люди мучились животом и сидели ночами в сортирах. Не хватало духу выбежать в поле в знойный полдень – сразу было видно, что баба в белом, кружащая средь колосьев, не петушков сахарных раздает. Так бы и прослыл Дема деревенским дурачком, что «видит всякое», если бы не бабка Купава с окраины Задорья.
Жили Дема с матерью небогато – вдова так и не решилась сызнова сойтись с мужиком, а потому тянула лямку одна за себя да троих ребятишек мал мала меньше. Как-то раз захворала у них корова – кормилица единственная. Брюхо раздулось; бедняга мычит, мучается, бордовым ходит, глаза больные, затуманенные. Тогда Демьян по наказу матери побежал к бабке Купаве – та была то ли фельдшером, то ли повитухой, а может, просто баба знающая, но среди местных ее считали ведьмой.
Попросил Дема хромую старуху о помощи, та схватила клюку, оперлась на посыльного и заковыляла. Дему в коровник с собой взяла – в подмогу. Купава подняла хвост скотине, мальчишке наказала держать, чтоб не брыкалась. Раздвинула коровье нутро, а оттуда на Дему чей-то глаз с куриное яйцо как зыркнет – так мальчонка в навоз и повалился. Спросила тогда бабка строго:
– Нешто побачил его?
Рассказал тогда Дема все – про колодезное чудище, про хозяина омутов, про повешенного батьку, что в подвале болтается и норовит с лестницы спустить. Бабка Купава выслушала, а на следующий день заявила маменьке, мол, забирает парня на год, на обучение. Мамка, конечно, в слезы, но Купаве перечить никто не смел. А пару лет спустя Дема вернулся домой и, наговаривая заветные слова, своротил балку в погребе. После взял щепу покрупнее, обстругал рубанком, нанес тайные символы и сделал себе палку, по болотам ходить…
В комнате кто-то был. Это Демьян почувствовал не по дуновению воздуха, не по шуму, не по теням – изменилось что-то в самой сути былья. Казалось, будто и буря за окном, и санитары за дверью – все растворилось, оставив его наедине с неведомым кошмаром.
Откинулась крышка вентиляции, чуть погодя звякнула, закрываясь. Что-то большое бесцеремонно вползло в палату. Демьян обмер, одной рукой подтянул к себе трость. Если не шевелишься, то, может, и не заметит. Кто знает, что за шатун тут бродит – место скорбное, грязное, переполненное смертями и болезнями, мало ли что могло завестись.
А меж тем нечто ползло по потолку, бросая длинные угловатые тени, напоминающие паучьи лапы. Шуршало по штукатурке, волочилось. Качнулась люстра, задетая ночным гостем. Демьян набрал воздуха в грудь, сжал челюсти, глаза сощурил – иногда, если что увидишь ненароком, прежним уж не станешь.
«Ну, если подползет, я его тростью-то ка-а-ак…»
Подползло. И понял Демьян, что не будет он злить это коленчатое, узловатое создание. Не просвечивал потолок через торчащие ребра, не проходило длинное тело насквозь через люстру – все оно здесь, духом и плотью.
Тварь с хрустом крутила головой, выбирая точку для атаки. Нацелилась, выстрелила на всю длину костистой шеей с тонким гребнем позвонков. Существо двигалось с хрустом, какой бывает, когда разминаешь костяшки пальцев. Пальцы и правда были везде – они покрывали морду создания целиком, раскрываясь, точно пасть. Грязные, кривые ногти с траурной каймой, сбитые костяшки, струпья и язвы.
Скованный ужасом, Демьян следил, как существо присасывается в поцелуе к его обнаженному локтю, и по руке разливается прохладное, почти приятное онемение. В какой-то момент создание даже показалось ему милым – желтые, рассыпанные по морде глазки, круглый серый череп, детские пальчики на месте зубов… Да и сосал он локоть Демьяна точно младенец сиську. Почему-то вдруг захотелось откинуться на подушку, прикрыть глаза и прижать нечто к груди, поглаживая по гребнистой спинке…
