Дело о стаях (СИ) - Сереброва Алёна

Славе на мгновение кажется, что они попали в окружение и целей несколько.

— Мне нужно место, — шепчет он, когда кого-то из команды снова достаёт острый язык. — Место.

Пульс грохочет в ушах, когда Слава отступает, выходя из-под прикрытия. Шесту нужен размах, иначе он будет просто беспомощен. Маленькая, лакомая цель.

— Иди ко мне, детка, — облизывается Слава. Чувство опасности немного пьянит, щекоча что-то внутри. Одновременно неприятно и маняще.

Кто-то что-то кричит, кажется ему. Слава не разбирает слов.

Чёртов язык снова появляется из-за деревьев. Слава дёргается, уходя с линии атаки и замахиваясь шестом. Щёку обжигает болью, а следом слышится вскрик, от которого закладывает уши почище выстрелов.

Новое нападение происходит с вызывающей удовлетворение задержкой.

Она одна и она всё-таки боится меди.

Только теперь язык обходит его стороной. Вскрикивает Леонид, припадая на колено, дёргается, но всё-таки остаётся на ногах Маша. Что-то кричит, уворачиваясь от языка и стреляя в Таутай-лак Сабина. За спиной раздаётся ещё один выстрел, и Слава вспоминает о Богдане.

Мальчишка утирает разбитый нос и снова вскидывает пистолет, прикрывая Они, которого язык достал со спины, оставив на память порезанную куртку и тонкую полосу на мелькнувшей в разрезе коже.

Новый удар и мальчишка не успевает увернуться. Слава, словно в замедленной съёмке, видит, как несётся к нему язык, метя в шею.

Тело действует само. Слава ловит мальчишку, дёргая за плечо на себя и выпуская шест из пальцев.

Воздух вышибает из легких, когда Богдан всем весом влетает в него, сбивая с ног. Удара о землю Слава не чувствует. Лишь тяжесть сверху и взорвавшийся болью затылок. На несколько мгновений он теряет ориентацию, приложившись обо что-то твёрдое.

— Вставай! — требовательно командует кто-то рядом, вкладывая в ладонь Славы что-то твёрдое.

«Шест» — понимает он, смыкая пальцы на металле и фокусируя взгляд.

Рядом Они и Богдан, а над ними высятся, прикрывая, остальные.

— Медь, — напоминает Они, и Слава замечает в его ладони кинжал вместо пистолета. — Патроны кончились. Давай вместе.

Слава кивает сглатывая.

Медь только у них.

«Гадство!»

Язык снова бьёт, отправляя на колено Машу. Он больше не перемещается, вновь появляясь с той же стороны.

Кто-то стреляет. Слава видит, как Сабина принимает удар языка на пистолет, прикрывая не успевающую отскочить Машу, и как тот делится на части. Язык режет металл без какого-либо сопротивления, будто раскалённый нож масло, и ствол опадает на землю непригодным к работе мусором.

— Давай, — командует Они, первым уходя к цели, но так её и не достигая.

Таутай-лак выходит сама. Высокая, выше Леонида на голову, крепкая и едва прикрытая. Короткая для неё тёмная юбка не прикрывает причудливо выгнутые, покрытые шерстью и оканчивающиеся копытами ноги, перепачканная чем-то футболка натянута на груди.

До лица взгляд Славы не добирается, потому что именно в этот момент она открывает рот, выпуская язык на охоту. Он едва успевает принять его на шест, внутренне боясь, что тот всё-таки не выдержит. Однако красноватый металл остаётся целым, зато со стороны Таутай-лак слышится шипение.

— Назад! — требует Они, выходя вперёд.

Слава не оборачивается, но рядом как-то сразу становится свободней.

Они перетягивает всё внимание на себя, будто отвлекая. Отмахивается от языка, не попадая, но зля Таутай-лак.

— Давай, — требует он, и Слава отступает, пытаясь добраться до неё с другой стороны. Однако Таутай-лак косит тёмным взглядом, переступая копытами.

Очередное такое движение стоит ей мгновений боли. Таутай-лак кричит, широко разевая рот и хлеща языком по деревьям. Слава успевает пригнуться, и случайный замах едва касается, обжигая болью плечо.

Кто-то кричит вслед за Таутай-лак, но его перекрывают выстрелы. Слава вскидывает взгляд, чтобы наткнуться на искаженное болью лицо.

— Давай, — уже знакомо повторяет Они и губы окрашиваются в красный. — Бей, — добавляет он, и алая струйка стекает из уголка рта.

В руках у него вместо кинжала язык. Они держит его обагренными пальцами, фиксируя и не давая вырваться.

Внутренности сводит холодом.

Слава начинает движение ещё прежде, чем осознаёт его. Всего то и нужно… три шага чтобы добраться, нож и шест. Слава бьёт не задумываясь. Тупым металлом в открытую глотку и ножом по языку, чуть выше сомкнутых на нём пальцев.

Крик взлетает кладбищенским вороном к макушкам деревьев, а потом наступает тишина.

Слава не помнит дороги назад.

Помнит мёртвую Таутай-лак, помнит кровь на руках и животе Они, куда пришёлся удар языка, прежде чем тот ухватился за него. Помнит кривую усмешку на красных влажных губах и остекленевший взгляд. Помнит найденный Леонидом в паре метров от них кинжал и деревья с зарубками. Помнит рацию в руках хромающей Сабины. Дорогу не помнит.

— Они привезут обратно, — сообщает Маша, опускаясь на лавку рядом со Славой. — Еле нашла тебя.

— Я не прятался, чтобы меня искать, — отзывается Слава, проворачивая в пальцах мобильник.

Он не прятался, просто ушёл за здание, обнаруживая там не только дверь запасного выхода, но ещё и лавку. А так же фонарь, что сейчас покачивается на скобе, бросая на землю жёлтое пятно света.

— Они хорошим был.

Маша вытягивает раненую ногу, и Слава сразу прикипает взглядом к желтоватой в свете фонаря повязке чуть выше колена.

Таутай-лак посекла всех, просто Они досталось больше всего.

Чиркает зажигалка, рождая в мир маленький огонёк, и Маша подносит её к зажатой в губах сигарете.

— Будешь?

Запах дыма щекочет нос, когда Маша выдыхает.

— Не курю.

— И правильно. Нечего лёгкие гробить.

Она, словно в противовес собственным словам, снова затягивается.

— Леонида зашили. Плечо и бок. Через неделю или две будет как новенький. Да и нас тоже…

Слава согласно кивает, осторожно касаясь заклеенного пореза на щеке. Его тоже подлатали. На плечо, правда, пришлось пару швов наложить, но он легко отделался. Легче только Богдан.

— Так вот вы где, — ворчит Сабина, приземляясь на лавку рядом с Машей.

Слава отмечает краем глаза, как Сабина, отобрав недокуренную сигарету, затягивается сама.

Выдыхая, она вытягивает ноги, откидываясь на стену.

— Где его похоронят?

— Не знаю… Эдуард сказал, что сам займётся этим. У Они не было близких.

Слава кивает, снова проворачивая в пальцах телефон и отворачиваясь. Кончики пальцев так и зудят от желания набрать одиннадцать цифр, только вот он опасается снова услышать на том конце механический голос сообщающий, что абонент выключен или временно недоступен. Так же как опасается услышать короткое: «Они не приезжали» если наберёт другой номер.

— Хочешь кому-то позвонить? — прямолинейно спрашивает Маша, туша сигарету ботинком.

— Мне сделать это за тебя? — более мягко уточняет Сабина.

— Спасибо. Не сейчас.

Если сейчас он узнает, что Демид с Аней ещё не доехали, то точно пошлёт всё к чёрту и рванёт их искать.

«Твою ж мать».

— Пойду внутрь, — ворчит Маша, поднимаясь и отряхивая юбку. — Вам чай, кофе сделать? За что покрепче сейчас Эдуард по ушам надаёт.

— Чай будет в самый раз, — отзывается Сабина и, когда Маша уходит, подсаживается ближе. — Слав?

— Всё в порядке, просто… честно, всё в порядке.

Нервно взъерошив волосы, Слава обессилено зажимает голову предплечьями. Плечо тут же отзывается тянущей, пульсирующей болью.

— Ты же знаешь, что можешь на меня положиться, да?

Слава опускает руки, выглядывая из своего укрытия и усмехаясь.

— Если бы это было не так, то меня бы здесь не было. Всё в порядке, Сабин, честно.

— Идём обратно?

Слава лишь кивает. Ему всё равно, куда сейчас идти.

Вечер похож на поминки, хотя Они ещё не похоронили.

Порой разбавляемая приглушёнными голосами тишина давит не хуже могильной плиты и если бы Слава мог уйти отсюда, он бы непременно это сделал. Всего-то и надо: вызвать такси, встать и уехать, а потом набрать номер Демида и убедиться, что с ними всё в порядке. Плевать на охотников, на работу, которую он сам себе организовал. Чтобы только не сосало так под ложечкой и не давило. Чтобы не стоял перед глазами остекленевший, направленный в никуда взгляд Они.