Прощай родной мир (СИ) - "TVR"

— Ну? — первой не выдержала Маша.

— Я боялся. В детстве очень сильно боялся. Боялся зданий, боялся окон, да я блин боялся просто пройтись в городе лет с семи, когда начал осознавать свою ситуацию с моей удачей! Каждый выход на улицу как испытание, в ходе которого я могу просто упасть, разодрав коленку, или же получить цветочным горшком по голове, который упал с третьего этажа. Я боялся каждой машины, которая всегда могла сойти со своего пути и врезаться в меня! И это была не беспочвенная фобия, ведь в десять лет, за месяц меня чуть не сбили двенадцать раз неудачно и два вполне успешно. Это был даже не рекорд, прошу заметить, но запомнился мне тот месяц тем, что у меня началась истерика. Я не хотел выходить из своей комнаты, даже в туалет, а мыться в душе было мне тогда совсем противопоказано, ведь у нас могли в любой момент отключить холодную воду, и меня бы ошпарило бы горячим кипятком! Проходили, знаем, — я не заметил, как немного повысил голос, а две девушки немного сжались как мышки. Именно это заставило меня глубоко вздохнуть и успокоиться.

— Именно тогда я перегорел. Перегорел настолько, что мне это надоело. Надоело чувствовать страх, опасность, которая могла исходить из каждого угла. Я тогда устал бояться, — невольно вспомнил себя, когда это происходило.

Как мне рассказывали родители, взгляд у меня, до того мечущийся из стороны в сторону, словно застыл. Я перестал выискивать что-то, не обращал внимания на какие-либо раздражители, помимо тех, которые были свойственны обычному человеку. Например, голод или жажда.

— Именно тогда зародился росток, который позже пророс и укрепился во мне. Забыть страх, перестать постоянно оглядываться назад, нужно жить и радоваться жизни, получая от неё всё, — спокойно закончил свой монолог, после чего усмехнулся. — Правда, после этого мой друг постоянно сравнивал меня с медоедом. Его словами: «Вы оба настолько отбитые и без тормозов, что вас могут бояться и львы», — улыбнулся, вспоминая наш разговор.

— Позже выяснилось, что его слова были пророческими. На школьной экскурсии в зоопарк, в двенадцать лет, я упал в вольер ко львам. Какой ор там был, особенно после того, как лев, упав с небольшой возвышенности, сломал себе передние лапы. Как он так умудрился, до сих пор понять не могут. Были ещё попытки львиц подойти ко мне, но я тогда начал бросаться в них камнями, а позже они и сами чего-то испугались. Кстати, если выбирать, в чей вольер падать, выбирайте панд, не ошибётесь. Они такие милахи, особенно когда гладишь их шерсть у ушей!

Если в начале истории девочки сидели хмурыми, то на последних моих словах, на их лицах появились неуверенные улыбки.

— Скрасили вы мне моё одиночество, девоньки, — говорю тоном умудрённого деревенского старца. Мне бы бороду ещё, чтобы её поглаживать и был бы полный образ! — Можете сказать, что там с моим багажом? Мне просто для борьбы со скукой нужен или телефон, или ноутбук.

— Понимаешь… — Катя немного смутилась, но всё же ответила полностью. — Твой чемодан оказался потерян при разгрузке, но мы его нашли, — снова пауза. — Без многих вещей.

— Мне главное чтобы телефон и кружка остались, а с остальным я думал так и произойдёт, — отвечаю им.

— Почему ты телефон положил в багаж и причём здесь кружка? — недоумевала Маша.

— Эта кружка важна для меня. Да и держится у меня уже три года и не потерялась, не оказалась разбита или же конфискована. Телефонов же мне нужно иметь несколько и желательно как можно дальше от себя. Слишком уж часто они ломаются, — отвечаю им.

— Весёлая у тебя жизнь, — протянула Маша.

— На малое количество веселья в жизни никогда не жаловался, — улыбаюсь им.

— Кстати! Тебе лучше не встречаться с главой нашей охраны, как можно дольше, — сказала Маша, состроив серьёзную мордочку.

— Это ещё почему? — спрашиваю у неё, переводя взгляд с одной девушки на другую.

— Он ещё не определился, что с тобой делать. Или лицо начистить за то, что подвергал нас опасности, или поблагодарить, ведь всё могло кончиться гораздо хуже, — пояснила мне Катя.

— Теперь я уверен, что мы с ним встретимся в самое ближайшее время, — пожимаю плечами на это замечание.

После моих слов образовалась небольшая пауза, которая всё-таки была прервана.

— Что хочешь делать после того, как выйдешь из больницы? — спрашивает Маша.

— Думаю найти квартиру и старшую школу, куда можно поступить, — отвечаю ей.

На это девушки переглянулись между собой и кивнули друг другу. У них там случаем не телепатическое общение происходит? Я вот ничего не понял.

— Виталя, ты разве не знаешь… — тут уже Маша замялась, что удивительно, а за неё отвечает черноволосая красавица.

— Учебный год начался три дня назад, а подавать документы надо было минимум за неделю. Тем более, как я поняла, у тебя ещё вещей помимо твоего чемодана нет? — спрашивает Катя, на что я молча киваю. — У тебя нет ни школьной формы, ни документов для поступления, которые наверняка были в чемодане. Фактически ты почти ничем не отличаешься от бездомного. Хочу хоть немного отблагодарить тебя за наше спасение и помочь со всем этим. Ты не против?

— Нет, конечно! Буду очень благодарен вам за это, — киваю Кате и Маше.

— Вот и отлично! Сейчас тогда поедем в магазин за одеждой! — с глазами горящими энтузиазмом говорит Маша, а Катя поддерживает её решительным кивком.

— Как сейчас? Я же больной! Меня разве могут сейчас отпустить из больницы? — для доказательств поднимаю правую руку и левую ногу, которые были в гипсе.

— Тебя уже как два дня можно выписывать из больницы, так как у тебя на удивление всё хорошо зарастает. Как на… — Маша осеклась, но я понял о чём она.

— Как на собаке, — улыбаюсь ей во все тридцать два, отчего они на мгновение замерли, после чего продолжаю. — Мне уже многие так говорили. Не вы первые и я уверен, не последние.

— Когда выдвигаемся? — спрашиваю у них, тем самым выводя из странного ступора.

— Как только ты оденешься. Не хочешь же ты в больничной одежде выйти отсюда? — говорит Катя.

— Но старая моя одежда в дырках, да и не подойдёт под гипс, — про гипс я конечно преувеличил. В отличие от отечественного гипса, более массивного и неудобного, в Японии он более утончённый и привычный для повседневной жизни.

— Кстати, а зачем мне на ногу гипс? Мне же сказали, что пуля прошла насквозь и не задела кости, — спрашиваю у них.

— Когда мы прилетели в аэропорт и тебя положили на каталку, у неё поломалось колёсико, вследствие чего ты упал… — говорит Маша, но я её перебиваю.

— И сломал ногу, — утвердительно говорю ей.

— Нет, — она смутилась, да и Кате было неловко. — Ты упал прямо на то место, куда с потолка падала лампа.

— И она упала мне на ногу? — с усмешкой спрашиваю у неё, предполагая, что это не всё.

— Ты дай мне договорить! — вспылила Маша. — Один из наших телохранителей успел подхватить тебя на руки и спас от падающей лампы, но кто-то наступил ему на развязавшиеся шнурки и упал на тебя, тем самым сломав ногу.

— А-ха-ха-ха, — я рассмеялся от души, тем самым вновь вводя девушек в ступор.

— Это надо записать в рейтинг моих неудач. Пережить террористический акт в самолёте, три пулевых ранения, а позже сломать по нелепице ногу, — отсмеявшись, произнёс я.

— И на какое место? — спросила Маша, которая начала привыкать к моим заскокам.

— Где-то в семидесятое, может чуть повыше, — отвечаю её.

— А… — хотя, похоже, Маша ещё не привыкла к таким откровениям.

— А что на первом месте? — спрашивает Катя, а Маша навострила ушки.

— Это слишком личное и постыдное… — тихо отвечаю им и отворачиваюсь от них, чтобы они не видели, как у меня покраснело лицо.

— Ты обязан нам это рассказать! — они обе подобрались, как хищники для броска. Ох, что-то мне не нравятся их сверкающие в предвкушении глаза.

***

За новыми вещами для меня мы выехали через двадцать минут. Мне принесли чёрную рубашку, которую удалось нормально надеть на гипс, и довольно свободные чёрные брюки, а цепочка с патроном на ней завершала мой образ. Странный выбор, особенно учитывая трудность, связанную с гипсом, но внешний вид мне нравился. Также мне выдали новый телефон с несколькими записанными в него номерами.