Иные - Яковлева Александра
— Пожалуйста, пожалуйста, — шептала она, выставив вперед руку. — Не делай этого…
Показалось, автомобиль забуксовал, стал вилять, словно водитель сопротивлялся. Но тут окрик Макса настиг ее пощечиной.
— Анники!
Аня вздрогнула и отвлеклась — всего на миг, но этого хватило. С рычанием вырвавшись, автомобиль на полном ходу устремился к пропасти и, взмыв в воздух сразу, рухнул вниз. Аня вскрикнула, бросилась к реке — она еще могла поднять машину, могла спасти две жизни. А может быть, и себя тоже. Но Макс преградил ей путь. Он снял маску, и Аня увидела, что его лицо искажено злобой. Как можно было считать его красивым?..
— Зачем ты это сделал?! — выкрикнула она. — Уйди с дороги, или я не сдержусь!
Ее голос дрожал, все тело трясло — от гнева и страха, которые захлестывали, будто высокие волны, налетая с двух сторон и сталкиваясь над головой. Марево, клокоча, выходило сейсмическими толчками, готовое снести все на своем пути.
Вдруг что-то просвистело совсем рядом, земля брызнула у ног. Макс выхватил пистолет и, озираясь, крикнул:
— Аня, быстро в замок!
Но она и не думала больше выполнять его приказы. Замерев на открытой пустоши, Аня ясно увидела, как со стороны обрыва к ним приближаются четверо мужчин, все с оружием наизготовку. Макс снова надел маску и начал шептать: «Стой, остановись», но тем было все равно. Словно им отдали какой-то приказ, который был сильнее даже способности Макса.
Он тоже быстро понял, что его дар бесполезен.
— Используй свою силу! — потребовал он и открыл огонь по отряду.
Макс выпустил целую обойму, но упал только один боец — тот, в которого попало не меньше трех пуль. Остальные, раненные кто в плечо, кто в живот, продолжали идти, словно гигантские куклы, в которых еще не кончился завод. Аня всхлипнула, отступая на шаг. Кто бы ни были эти бойцы, они только напоминали людей — и этим пугали. Макс догнал ее, схватил крепко и встряхнул.
— Давай же! — прокричал он прямо в лицо. — Ты должна нас спасти!
В его глазах стоял самый настоящий ужас. Макс не знал, что ему делать. Он слишком привык к своему дару и без него был хуже, чем безоружный, — будто без кожи. Спрятавшись за Аню, как за живой щит, Макс стиснул ее плечи и заскулил в самое ухо:
— Спаси нас, и мы уедем, я тебе клянусь!
Бойцы приближались, Аня видела нашивки на их форме — кровавая буква М горела клеймом. Аня закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Добровольно лишить себя зрения под тремя дулами было мучительно страшно, но, когда темнота опустилась, Аня выдохнула с облегчением. Что ж, если Макс хочет сделать из нее щит — она станет щитом.
Время замедлилось. Аня почувствовала, как неспешно и раскатисто стучит ее сердце. Как марево вскипает вокруг ее тела, расходясь волнами. Она протянула руку к собственной силе и позвала ее обратно — послушное ее воле, марево завихрилось, стало плотнее. Направленное сразу в обе стороны, оно тяжелым пологом укрыло их обоих.
Аня открыла глаза — и увидела его. Похожее на золотой купол, едва заметное глазу, марево дрожало вокруг них. Она им залюбовалась, на мгновение забыв даже о вооруженных бойцах и о Максе.
Но отряд «М» был уже в нескольких метрах — пока Аня создавала защиту, из трех выживших осталось всего двое. Третий катался по земле в отдалении, сцепившись с кем-то, похожим на Лихолетова. Аня не успела толком обрадоваться тому, что следователь все-таки выжил, — потому что увидела лица своих преследователей.
Одно, низколобое и широкое, оказалось ничем не примечательным, Аня лишь мазнула по нему взглядом. Зато другое заставило волосы на голове встать дыбом.
Она знала этого человека всю свою жизнь.
— Пекка, — прошептала Аня и шагнула навстречу.
Пекка, ее родной брат, которого она уже оплакала, письма к которому, так и не отправленные, сожгла в пламени, пришел за ней — сам, на собственных ногах. Это был он, точно он! Аня почувствовала, как по лицу ползет глупая счастливая улыбка, как слезы катятся по щекам. Живой. Живой. Живой.
Она протянула к нему руки — и марево схлынуло, золотой купол рассеялся. В ответ Пекка прицелился из винтовки. Его напарник сделал то же самое.
— Пекка! — Аня все еще глупо улыбалась. — Это же я! Ты разве меня забыл?
Аня сделала еще шаг. Вот сейчас брат наконец узнает ее — просто пока он не понял, кто перед ним. Но как только поймет — отбросит оружие и крепко обнимет. А потом заберет домой, в Ленинград или куда угодно, только бы подальше от замка. И от Макса.
— Dumme Gans! [1] — взревел за спиной Макс. — Стой, дура!
И тогда по ним открыли огонь.
Пули со свистом взрезали воздух — Аня успела только вскрикнуть и почувствовать странное, обжигающее тепло, которое разлилось от живота по всему телу. Марево само выплеснулось из берегов, снова неподконтрольное, инстинктивное. Оно ринулось навстречу пулям, накрыло Аню золотым щитом. Время стало тягучим и клейким. Застыв от ужаса, Аня смотрела, как пули, отскакивая от щита, улетают обратно. Как, дернувшись и застыв на секунду, обмякают Пекка и его напарник.
Взвизгнув, Аня бросилась к брату. Макс кричал ей что-то, но Аня не слышала. Дрожащими руками она подхватила Пекку, прижала. Ладони тут же стали мокрыми, и Аня, почувствовав кровь, уткнулась в грудь брата и завыла — протяжно и высоко, словно дикий зверь, раненный в мягкий податливый живот.
— Пекка-а-а! Это не я! Я не хотела…
Его глаза смотрели в пустоту, ничего не выражая, в уголках губ темнела кровь. Так уже было, вспомнила Аня. Когда напали волки, и Пекка впервые пострадал от ее силы. Тогда она думала, что погубила брата, но он выжил. А потом — еще раз, когда спасся из огня вместе с ней. И еще — когда вместо смертного приговора получил это клеймо.
Но только предсказания Хильмы всегда сбывались — сбылись и теперь.
«Смерть свою защищаешь, волчонок. — Скрипучий голос старухи раздался в голове так ясно, будто она и впрямь стояла прямо за плечом, дышала Ане в спину. — Халтиатуи, одержимую, защищаешь».
Всю свою короткую безрадостную жизнь Пекка только и делал, что защищал сестру, спасал от справедливой кары, — и вот к чему это привело. Может, если бы он попал, все бы, наконец, закончилось. Но марево оказалось сильнее пули — и сильнее самой Ани. Все ее тренировки, попытки управлять силой оказались бесполезны. Марево лучше знало, как себя вести. Оно не желало так просто исчезать из этого мира.
— Аня, — окликнул ее Макс, подходя ближе. Он старался говорить мягко, но явно нервничал. — Аня, это я. Слышишь меня? Ты справилась! Умница.
Аня зло мотнула головой, разрыдалась еще сильнее. Она крепко держала запястье Пекки, надеясь почувствовать хоть слабый пульс, но рука брата только становилась холоднее.
— Он же хотел тебя убить… — Макс склонился над ней и коснулся ее плеча. — Так почему ты плачешь? Приди в себя, наконец. Его ведь превратили в робота, как и других… Он больше не твой брат…
Под пальцами проступали вздувшиеся знакомые бугры институтского клейма. Получается, все это время Пекка был жив, но профессор Ильинский прятал его от Ани. Знал — и молчал. Не передавал письма, не разрешал писать ему. А может, Пекка и правда не мог. Вдруг он лежал там, как кукла, среди таких же одурманенных кукол, за металлической дверью с огромной буквой М. Аня ходила мимо этой двери каждый день два месяца кряду и понятия не имела, насколько брат близко — и в то же время далеко. Что с ним делают. Кем его делают. Нечувствительный к боли, не узнающий родных. Если бы она знала тогда, в день приезда Макса, что Пекка в И нституте, она бы его вытащила — и, возможно, смогла бы спасти. Но Макс предпочел ей соврать. Чтобы сделать ее одинокой, слабой — во всем покорной.
Глубоко вдохнув, Аня собрала всю свою боль в тягучий комок, и марево снова вспыхнуло — но не золотым куполом, а гневным пламенем. Пламя обожгло живот, заплясало на кончиках пальцев. Аня посмотрела на Макса, и тот отшатнулся.
— Аня, я не знал, что он жив… — Он сразу понял свою ошибку.
