Неудачники (СИ) - Иванов Владимир

— Но… — Ланс растерялся. Несколько мгновений он всматривался в лицо Черноборода, а потом развернулся и быстрым шагом направился к воротам:

— Идемте, нам стоит поторопиться.

Когда Чернобород остался далеко позади, Ланс взволнованно проговорил:

— Дом купца Орнара! Мы должны добраться туда первыми!

Зарево пожара они обнаружили задолго до того, как увидели цель путешествия. Оно разгоняло ночную тьму и затмевало свет фонарей. В небо поднимались густые клубы дыма, подсвеченные красным. Выглядело красиво и немного пугающе.

Увиденное заставило Ланса помрачнеть и увеличить скорость. Жрец почти бежал. Вскоре к запахам города добавился запах гари, а ночную тишину разорвал людской гомон. Неудачники не смогли обогнать время и опоздали.

Они вылетели на улицу Медников, освещенную пламенем пожара, и завязли в плотной толпе. Собравшиеся люди взволнованно взирали на то, как вверх возносились искры. Языки пламени жадно пожирали дом купца Орнара, а вокруг него, отделяя погибающее здание от собравшихся людей, стояли фигуры в красных одеяниях. Жрецы Агнии не мешали огню уничтожать его добычу.

— Что тут происходит? — спросил Ланс. Он не обращался к кому-то определенному, но ответ не заставил себя ждать.

— Демонопоклонника сжигают, — сообщил один из зевак, зачарованно наблюдающий за пламенем, вырывающимся через окна.

— Не демонопоклонника, а его дом! — поправил первого второй наблюдатель. Голос его звучал важно и уверенно. В нем слышалась легкая снисходительность: чувствовалось, что остальных людей он ни во что не ставит.

— Не важно! — отмахнулся первый и воодушевленно добавил. — Как горит! Как красиво горит!

— Как бы огонь на другие дома не перекинулся, — обеспокоенно пробасила дородная женщина, — нам только пожара и не хватало!

— Не будет пожара! — с торжественной уверенностью сообщил второй зевака. — Агния и ее служители позаботятся об этом!

От новостей Ланс помрачнел еще больше. На пылающий дом жрец смотрел с таким видом, словно вместе с домом сгорали его надежды на тихое и счастливое будущее. С грохотом обрушилась крыша, и пламя, на мгновение затаившись, рвануло вверх с большей силой. Ланс перевел взгляд на людей в оцеплении, посвятил им несколько мгновений, после чего резко развернулся и двинулся прочь.

— Уходим, — бросил он через плечо, — больше нам тут делать нечего.

Неудачники понимающе переглянулись и отправились следом за лидером. Рэм же отстал. Он всматривался в тех, кто окружил дом, пытаясь понять, почему Ланс решил столь поспешно уйти. Таблички сливались в единую серую массу, вычленить из которой имя определенного человека казалось совершенно невозможно. Однако Рэм не сдавался и в конце концов обнаружил небольшую группу жрецов, окруживших Готтарда Кодэ. В этот раз архисвященник храма Агнии изменил парадным одеяниям и почти во всем походил на обычного жреца Пламенной богини. Лишь одно отличало его от остальных: на лице архисвященника застыло выражение глубокого удовлетворения.

Хитрый служитель храма переиграл всех и сжег последнюю ниточку, что вела к нему. Рэм тяжело вздохнул и стал выбираться из толпы.

Глава 12. Король, меч, камень и немного богов (часть 1)

Рэм сидел за столом в знакомом подвальчике и терпеливо ждал. В кабинку хмурый хозяин не пустил: в ней велись важные переговоры. А основной зал оказался забит посетителями. Два больших стола заняли полторы дюжины наемников, а за небольшим столом неподалеку от Рэма устроилась пара княжеских дружинников: молодой розовощекий крепыш и седоволосый мужик с усталым скуластым лицом. Судя по всему, дальние родственники: молодой, над головой которого буквы складывались в имя Иджик Мокрец, называл старшего «дядька», а дружинник младшего — «племяш». Вторая серая табличка сообщала, что старшего звали Луций Гракс.

Развеселая разудалая группа наемников ела, пила, веселилась, шумела и вовсю радовалась жизни. Для полноты ощущений им не хватало женской компании, на что то и дело начинал сетовать один из пирующих — крепкий усатый ветеран с кривым шрамом через раскрасневшееся лицо — но остальным пока хватало и стола с разносолами. Все ветеранские порывы отправиться на поиск легкодоступных дам успешно пресекались его сотоварищами.

Старший дружинник — Луций Гракс — пусть и общался с «племяшом», а все равно поглядывал в сторону наемников. При этом в его мимолетных взглядах мелькала настороженность: кто знает, что они сделают, когда хорошенько напьются и море станет им по колено?

— Эх, дядька, знал бы ты, как я рад, что оказался в дружине, — голос молодого наполняла радость пополам с гордостью. — Я уж думал, что не смогу!

— А уж мать твоя как рада… — в голосе старшего энтузиазма не ощущалось, больше скепсис. — Не понимаю я, зачем ты сюда полез. Жил бы себе дома, работал бы на земле, матери б помогал. Дело-то нужное, полезное. Нет, в столицу сбежал, в дружину вступил. Дальше — что? Сдохнешь ни за что ни про что?

— Ты не понимаешь! — в глазах Иджика промелькнуло раздражение. — Матери найдутся помощники. Юстин и Симка уже взрослые совсем: за домом присмотрят, по хозяйству помогут. Симка вон какой вымахал — все девки на него заглядываются.

— А на тебя и не смотрят, — хмыкнул Луций Гракс.

— Не смотрят! — в голосе младшего прозвучала обида, но тут же сменилась наивной мечтательностью. — Но теперь-то я в дружине! Теперь!.. Ух! Теперь!

— Ты ради этого в дружину княжескую решил вступить? — с укоризной произнес старший. — И доспех бати, брата моего, с оружием для этого из дома упер?

— Не для этого! — возмущение показалось нарочитым: может, возможное внимание девушек и не было главной причиной для вступления в княжескую дружину, но одной из них точно являлось. — Я вступил для того, чтобы защищать родной край от врагов и чудовищ, чтобы никто не смел сжигать села, а дороги в любое время дня и ночи оставались безопасными, чтобы…

— Ох… — громкий выдох Луция заставил замолчать племянника. Однако старший ничего говорить не стал. Он хлебнул пива из большой кружки, рукой подцепил с тарелки квашеную капусту и, опустив добычу в рот, с удовольствием захрустел.

Иджик Мокрец нахмурился, выждал немного, убедился, что Луций увлекся пережевыванием капусты и продолжать не торопится, и спросил:

— Дядька, ты что-то хотел сказать?

— Не-не, — дядька покачал головой и рыгнул. — Ты продолжай, продолжай. На чем ты там закончил? Чтобы поля родили, девки давали, а солнце светило каждый день? Так кажись, было-то?

— Дядька, — в этот раз возмущение казалось более искренним, — как ты можешь такое говорить?

— Могу, — веско произнес Луций. — Я — могу.

— Племяш, ты пойми, — после небольшой паузы продолжил старший дружинник, — я не хочу тебе ничего плохого. Ты просто жизни еще не видал, а я — видел немало. Поверь, за красивыми словами часто скрывается гадкое нутро: с княжим дружинником многое может случиться, причем такое, о чем лучше не рассказывать. Например, ты слышал о поцелуе ворона?

— Поцелуе ворона? — во взгляде Иджика появилось непонимание. — Дядька, ты о чем?

— Случилась жаркая сеча, — мрачно, глядя в никуда, произнес Луций, — и твои проиграли. Уж почему и как — не важно. Кому повезло живым остаться, тот сбежал, а те, кому не повезло, лежать остались. В грязи. Жирной такой. Хоть ложкой ешь ее. И ты рядом с ними разлегся. Лежите вы, значит, и пустыми глазами в мрачное небо смотрите. Небо серое такое. Почти черное. Тужится дождем разродиться, а все никак. Час смотрите, другой. Глядь: над местом сечи воронье кружит да хрипло каркает. Вот один ворон на землю падает, следом второй, за вторым — третий, и так далее. А ты лежишь, в небо смотришь, нет тебе дела до воронья. Но воронью-то до тебя дело есть. Ты смотришь, а ворон — тюк тебя в глазик. Еще раз тюк, а потом раза три во второй поцеловал. И все. Нет у тебя глазиков. Вместо пустых глаз в небо черные провалы таращатся.

— Тьфу на тебя, — слова Иджика не сильно расходились с делом: он сплюнул на пол и недовольно посмотрел на Луция. — Любишь же ты, дядька, всякие гадости рассказывать.