Елена Хаецкая - Анахрон. Книга вторая

Исключительно ловко оттеснив Сигизмунда в образовавшееся отверстие просочились вандалы и замерли по обе стороны от входа, держа оружие на замахе. Они не произнесли ни слова, не бросили ни одного лишнего взгляда. Сигизмунд явственно понимал, что если сейчас облажается, то вандалы будут презирать его до конца дней.

Стараясь унять внутреннюю дрожь, Сигизмунд заставил себя войти. Приблизился к нарам.

…Если этот сейчас схватит его за горло и начнет душить… Человек живет в петле двадцать секунд. За двадцать секунд вандалы что-нибудь да успеют. Эта дурацкая мысль почему-то здорово приободрила Сигизмунда…

Наклонился. Взял человека за плечо и рывком перевернул его на спину.

Старик. Без сознания.

— Аттила! — взревел Вамба нечеловеческим голосом. Отшвырнув Сигизмунда, метнулся к неподвижному старцу.

Вид у старика был самый что ни на есть вандальский. Широкое лицо пересекали два шрама: один задевал лоб, правую бровь и правую щеку, второй кривил губу. Судя по обилию морщин и цвету лица, дед за свою долгую жизнь успел предаться множеству пороков, из коих пьянство было наипервейшим.

Спутанные лохматые волосы пятнала неопрятная желтоватая седина.

Старец тяжело дышал, широко раздувая крылья носа. Вамба хлопотал над аттилой, бубня и причитая. Вавила топтался рядом.

— Валамир! — пояснил он Сигизмунду, встретившись с ним взглядом.

В приемник Анахрона всунула голову Аська. Быстро, воровато огляделась.

— Ядрен батон! Гадость какая! Настоящий зиндан!

И скрылась.

Сигизмунд вышел из камеры. Обтер лицо ладонью. И вздрогнул.

Вика стояла, прижавшись спиной к стеллажу и наставив на Сигизмунда багор.

— Уймись! — грубо сказал он ей.

Вырвал багор у Вики из рук, швырнул в угол, дернул Викторию за плечо.

— Иди лучше туда, помоги. Там человеку плохо.

Вика помотала головой. На лбу у нее выступили бисеринки пота.

Из камеры Вамба с Вавилой выволокли бесчувственного аттилу. Тот свешивался, как пьяный, мотал лохматой головой.

Снова прошла вибрация. На стеллаже зазвенели цилиндры.

— Уходим! — выдохнул Сигизмунд. Он задраил дверь приемной камеры, деловито выключил свет. На Анахрон пала кромешная тьма.

— Ой! — послышался викин голос. — Что это было?

— Свет я выключил, дура! Аська, фонарик у тебя! Зажги!

— Ой, а я его, кажется, обронила… А нет, вот он.

В темноте запрыгало желтое пятно.

Компания медленно двинулась по тоннелю. Сигизмунд шел последним. Отойдя метра на два от входа в предбанник, обернулся. По всему предбаннику бегали голубоватые огоньки. А над колодцем сгустилось черное марево. Огоньки туда не забегали, будто обтекали это место.

Сигизмунд нашел в темноте потную руку Вики и сжал ее.

— Все в порядке, — прошептал он. — Сейчас выйдем.

После пережитого стресса Аська оказалась единственной, кто вспомнил о том, что меч неплохо бы завернуть в газету. Сверток Анастасия всучила Вике.

— Давай, лезь. Только осмотрись сперва. Зря не светись.

Вика, оскальзываясь на лестнице, выбралась первой. Следом — Аська. Сверху понеслось:

— Ой! Солнышко, птички! Цыпа-цыпа!.. Хорошо-то как! — И почти без паузы: — Свадьбу мне изгадили, паразиты, бомжара пьяная! Гайку отвернула! Газ перекрыла! Пирог сгиб в духовке!

Вамба полез следующим. Сигизмунд с Вавилой поддерживали аттилу снизу, Вамба тащил батюшку за подмышки. Вообще старый Валамир был тяжел, как славянский шкаф. Все время норовил грузно осесть на голову Сигизмунду.

Наконец «бомжару пьяную» выгрузили, положили на асфальте. Вавила и Сигизмунд выбрались на свет Божий и закрыли крышку люка. Сигизмунд понял, для кого предназначался аськин концерт. Во дворе возле «ауди» цвета «металлик» стояла, презрительно кривя губы и посматривая на окна третьего этажа, холеная барынька. Ждала, видать, кого-то.

— Что делать будем? — обратился к «коллегам» Сигизмунд, не забывая через слово материться. Его очень устраивало, что барынька вынуждена при сем присутствовать.

— В ментовку его, гада! — театрально вскричала Аська. — Пусть нары жопой давит! Сука! Свадьбу мне сгубил!

От барыньки исходили волны острой неприязни ко всей честной компании. Она из последних сил не замечала скандала.

Вамба был очень встревожен. Он сказал что-то, Вавила кивнул.

Вика перевела:

— Говорит, что быстрее надо его домой нести.

Вдвоем они подхватили аттилу за плечи и, как пьяного, поволокли прочь со двора. Забрав ограждения и ломик, Сигизмунд пошел следом. Аська, утухая, ворчала. Вика молча шагала рядом. Завернутый в газету меч она несла под мышкой.

Сигизмунд молил всех известных ему богов, включая Бога Единого, чтобы по дороге не встретить никого из соседей. Боги услышали. Аттилу беспрепятственно дотащили до квартиры.

Лантхильда увидела батюшку. Остолбенела. Вытаращилась. Ужаснулась. Распереживалась, раскудахталась. На Сигизмунда с тревогой и верой уставилась козьим взором.

Аттилу сгрузили на тахту в «светелку». Комната наполнилась булькающим звуком трудного дыхания старика.

Вика неожиданно обрела прежнюю строгость и деловитость. Потребовала нашатырь.

— В аптечке там возьми, — махнул рукой Сигизмунд. Усталость накатила вдруг такая, что ноги подгибались. — Аська, свари мне кофе!

— У тебя жена есть.

— Ладно, хорош говниться. Свари. Сил нет.

Аська довольно бойко заговорила с кем-то по-вандальски. Ишь, натаскалась. Вандальский язык с его взвизгивающими интонациями был просто создан для аськиного голоса.

Вика поднесла к носу аттилы нашатырь на ватке. Аттила широко раскрыл очень светлые серые глаза. Взгляд, поначалу бессмысленный, вдруг налился бешенством. Дергая бородой, аттила что-то произнес хриплым голосом. Чуть повернул голову, заметил Вамбу — и вдруг заехал тому в нос. Из носа у Вамбы тотчас обильно потекла кровь.

— Ни хрена себе, — пробормотала Аська. — Это что, твой тесть, Морж?

Сигизмунд не ответил.

— Он спрашивает, где Сегерих, — бесстрастно перевела Вика.

Внутри у Сигизмунда что-то оборвалось.

— Скажи, нет здесь никакого Сегериха.

Однако старец, казалось, утратил интерес к происходящему. Опять закрыл глаза и тяжело задышал.

— Я за валидолом, — проговорила Вика.

В комнату прошлепала Лантхильда с чашкой кофе. Протянула кофе Сигизмунду. Тот непонимающе посмотрел на чашку, а потом машинально выпил. Усталость внутри все ширилась.

— Аська, — сказал Сигизмунд, — дай ключи от твоей квартиры. Через пару часов вернусь. — Помолчав, добавил брезгливо: — Если помирать начнет, вызывайте «скорую». Отправляйте как бомжа. Я больше не могу.

Томительно долго ехал на автобусе — добирался до аськиного дома. Войти в гараж, чтобы вывести машину, уже боялся. Казалось, неведомый Сегерих, подстерегает за каждым углом.

Зарасти все дерьмом! Пусть хоть треснет Анахрон от сегерихов! Хватит. Надоело.

Сигизмунд, отвернувшись, мрачно смотрел в окно. Над городом сгущался синий весенний вечер. Болела голова. Странно болела — медленно пульсировало в висках. В горле застряла беспричинная тоска. Будущего не было. Не просматривалось. И вообще все было очень плохо.

Неожиданно весь автобус заполнил крикливый каркающий голос. Сигизмунд оторвался от окна, посмотреть — кто орет. Оказалось — сумасшедший старикашка. Что-то много их, безумных стариков, развелось в городе за последнее время. Но этот выделялся даже на общем фоне. Грязный и страшно худой старик облепил все лицо синей изолентой. Кусок на щеке, кусок на лбу, кусок на переносице. На щетинистом подбородке. Два куска накрест — на щеке. Полная клиника.

Вскарабкавшись в салон, старикашка тут же принялся надрываться. Вещал. Оповестил окружающих, что все плохо. Так плохо, что хуже некуда. Вот у него геморрой обострился. Во такая шишка. Во такая! Врачиха говорит — правосторонний.

— А? — требовательно кричал старец, вперяясь взглядом в сидящих с каменными лицами теток. — Правосторонний, говорит! А? Правосторонний! Правосторонний, я вам говорю! — повысил он голос. — Ты морду-то не вороти, дура! Правосторонний!

— Мужчины! Уймите его! — воззвала тетка.

Пассажиры остались безучастны.

— Пенсии нет! — надрывался сиплым клекочущим голосом заклеенный изолентой старик. — А? Нет пенсии! Всю войну! На Ленинградском фронте! Всю войну! Под Сталинградом! Под Бер-р-рлином! — взвыл он. — За антихриста кровь пррроливал! Сталина на вас нет! Врачиха говорит: правосторрронний! Врраги нарррода! Свечу — кто сделал? Вредители! Враги народа! Нарочно, нарочно! Правосторонний! — Старик призадумался, а после продолжил более связно. — Беру свечу! А ее вредители сделали! Слуги антихриста ее сделали! Враги народа! Пятно на голове — а? Неспроста пятно на голове! Это отметина! И кукурузу сеять он приказал! Да! Ты морду-то не вороти! Нажрала морду-то!