Даррен Шэн - Набор коротких рассказов-ответвлений от основных

— Снова любуешься собой? — пробормотал Гэвнер, подкравшись к ней сзади и поцеловав в шею.

— Здесь есть, чем восхищаться, — ухмыльнулась Лиз.

— Без сомнения, — согласился Гэвнер, потом окунул пальцы в кастрюлю и, выудив несколько яиц, положил их в рот.

— Дождись своей очереди! — рявкнула Лиз, ударив его по пальцам своей вилкой.

— Я голоден, — пожаловался он, ускользая от нее, облизывая губы.

— Не удивительно, — фыркнула Лиз. — У тебя есть возможность упражняться в храпе чаще, чем у большинства людей пробежаться! — Она сняла кастрюлю с конфорки и выложила яйца по парам на специальное блюдце.

— Каждый раз одно и то же, — вздохнул Гэвнер. — Когда я только прихожу, мой храп не докучает тебе, и ты тесно прижимаешься ко мне. К тому моменту, когда мне нужно уйти, ты не можешь его выносить и исступленно пытаешься избавиться от меня!

— Думаю, мне нравится на время становиться глухой — но только на некоторое время, — засмеялась Лиз. Потом, когда она протянула Гэвнеру его тарелку, черты ее лица смягчились, и она тихо спросила: — Ты скоро уйдешь?

Гэвнер кивнул, уплетая яйца за обе щеки. — Завтра. Я должен идти к Горе Вампиров — через несколько месяцев у нас Большой Совет.

— Еще Совет? — воскликнула Лиз. — Ты же едва не погиб, пытаясь поспеть к одному из последних. Я не знаю, почему ты суетишься.

— Традиция, — усмехнулся Гэвнер. Он вытянул левую ногу и и провел тремя пальцами на ней по ее ноге — два других он потерял двадцать четыре года назад по пути на Совет, который она упомянула.

— И ты безусловно всегда будешь ей следовать, — сказала Лиз, смотря на свою ногу, но не дотрагиваясь до нее.

— Несколько месяцев, чтобы попасть туда, два или три месяца на горе и еще месяц или два, чтобы вернуться. Я постараюсь заскочить на обратном пути.

— То есть это наша последняя совместная ночь, — подытожила Лиз хмуро.

— На некоторое время, — подтвердил Гэвнер. Он помедлил, — Ты в порядке? Ты кажешься немного подавленной.

— Все нормально, — Лиз слабо улыбнулась. — Просто расстроена из-за того, что ты уходишь.

— Это ненадолго, — подбодрил ее Гэвнер. — Месяцев шесть — может быть, меньше. Я вернусь раньше, чем ты думаешь.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Лиз, а потом уверенно улыбнулась. — Поторапливайся и доедай свои яйца. Я хочу успеть многое сделать за эти последние несколько часов.

— Как раз то, что мне нравится, — хмыкнул Гэвнер, с жадностью проглотив остатки своей порции. — Женщина, которая знает, чего хочет.

Когда Гэвнер проснулся, солнце уже село. — Прости, если мой храп... — начал он бормотать, потом замолчал, когда понял, что Лиз нет рядом. Потянувшись, он почесал под мышкой и счастливо вздохнул. Наверное, она во дворе, ухаживает за садом или отправилась в город, чтобы купить какие—нибудь продукты. Он приготовит ужин для нее, который будет готов к ее приходу. Их последний совместный ужин в этот его визит. Это будет что-то особенное, что-то, что она любит.

Гэвнер был погружен в глубокие раздумья о еде, когда зашел в кухню и увидел сверток и открытку на столе. Он нахмурился, подошел к столу и с подозрением изучил предметы. Сверток был маленьким, тщательно упакованным в рождественскую подарочную бумагу с прикрепленной к ней этикеткой, на которой было написано: "Для тебя — любви всей моей жизни". Рядом стояла наполовину открытая карточка, и он видел внутри нее текст, написанный рукой Лиз.

Он сразу же понял, что что-то не так, и прошло больше минуты прежде, чем он дотянулся до открытки, поднял ее, открыл и прочитал:

— Гэвнер, любимый мой — все кончено. Нет другого способа сказать это. Я думала об этом месяцами — нет, годами — и я не могу выразить это иначе. Так что я снова повторю, так же прямо, как и до этого — все кончено.

Эти двадцать шесть лет были волшебны, моя любовь. Ты чудесным образом украсил мою жизнь. Были и разочарования — я хотела, чтобы мы всегда были вместе и чтобы у нас были дети — но я не буду вспоминать об этом, когда буду думать о наших отношениях на протяжении следующих одиноких лет — я буду вспоминать только о восхитительных моментах, о ночах, когда ты крепко меня обнимал, о невероятных историях, которыми ты меня удостоил, о любви, которую мы разделили, которая придавала смысл моей жизни (и, я надеюсь, твоей).

Итак — зачем драматическое прощание? Всё просто — я старею. Я не думаю, что ты заметил это – в твоих глазах я столь же молода, как и в то время, когда мы встретились в первый раз – но пройдёт ещё немного времени, и ты заметишь. Через пять или шесть лет мне будет за пятьдесят, а ты будешь выглядеть всего на тридцать (хоть и как тот, кто прошёл в жизни адски тяжёлое испытание!).

Я не хочу, чтобы ты видел, как я старею, Гэвнер. Если бы ты тоже старел, всё было бы по—другому – мы могли бы "сморщиться" вместе, и каждое мгновение чувствовали бы себя комфортно – но это не так. Ты — молодой человек, и будешь таким в течение многих десятилетий — столетий! — уже после того, как моё тело разрушится, и душа перейдёт дальше.

Сейчас самое подходящее время, чтобы уйти. Хоть сейчас я и нахожусь (почти!) в самом лучшем возрасте, хоть и наша любовь всё так же сильна, как и прежде, мне будет лучше уйти, чем остаться, стареть и портить все это. Я не могу перенести мысль о том, что ты будешь рядом, когда я буду в преклонном возрасте и буду готовиться к смерти — это слишком грязно, слишком болезненно. Это будет трудно для тебя, я знаю – для меня это тоже будет трудно – но это правильное решение. Я убеждена в этом.

Я думаю, ты тоже это поймёшь, хоть и не сразу. Ты не так быстро меняешь свои убеждения, как это делаю я. Наверно потому, что у тебя есть гораздо больше времени, чем у меня, чтобы взвесить все различные варианты. Если бы я обсудила это с тобой лицом к лицу, то ты, возможно, уговорил бы меня отказаться от моего решения и убедил остаться, и я впустила бы тебя в мою жизнь — и это было бы неправильным. Если мы не разойдёмся сейчас, резко и чисто, то мы никогда этого не сделаем — и наши жизни будут ещё мучительней из-за этого.

Итак, я ухожу, моя любовь. Я уезжаю. Я не вернусь домой, пока ты не уедешь на Гору Вампиров — и не пытайся обмануть меня, притворяясь, что ушёл и снова вернулся, потому что я буду знать! Я действительно вернусь только для того, чтобы собрать вещи и продать дом. Я перееду в другой город – возможно другую страну – и начну всё заново. Ты никогда не узнаешь — я могла бы даже найти нового человека, с которым разделила бы свои заключительные годы! (Я открыта для любого человека, кроме вампиров — для любой женщины достаточно и одного из них!)

Я плачу, поскольку я пишу моей любви, и это только начало слёз — я могла бы рыдать в течение многих последующих лет! Но в душе я уверена, что делаю всё правильно. То, что мы разделили, было красиво, но теперь это должно закончиться, и мы должны пойти разными путями — назад, к нашим собственным мирам.

Я оставила тебе небольшой подарок. Ты будешь ненавидеть его, я уверена — потому я и выбрала его! Я была бы очень довольна, если бы ты вздрагивал каждый раз, когда рассматриваешь мой подарок, и думал обо мне, чем если бы ты разрыдался. Используй мой подарок, Гэвнер, и каждый раз, когда смотришь на это, благодари свои счастливые звезды, что избавился от меня прежде, чем я обеспечила тебя какими—нибудь другими чудовищными планами!!!

Так или иначе (глубокий вздох!), я могла бы продолжать вечно, но каков конец? Я люблю тебя, и так будет всегда (даже если я найду другого человека, с которым состарюсь), и я не обменяла бы ни одной из наших ночей на всю славу этого мира или любого другого. Но настало время, для разрыва — мы должны это сделать. Я надеюсь, что мы встретимся снова в Раю или на Небесах, или там, куда не соответствующие друг другу любовники идут после смерти — но это будет не скоро!

Тост, мой дорогой вампир: за длинные жизни (конечно, твоя будет более длинной, чем моя!), большую удачу — и вселенную любви.

Прощай, Гэвнер. Я люблю тебя. Х.

Гэвнер прочитал сообщение дважды. Три раза. Четыре. На пятый раз он остановился на середине, положил записку и поднял подарок Лиз на расставание. Внутри ему было холодно, холоднее, чем когда—либо, и хотя его голова была полна отчаянных мыслей – чтобы он бежал за нею, нашёл ее и стёр эти глупые идеи из её ума – глубоко в душе, он знал, что никогда больше не увидит её, что она приняла решение, и он должен уважать это.

Он несколько раз перевернул подарок, откладывая момент, когда нужно будет его открыть, надеясь, что она провальсирует в дверь и с воплем "Купился!" поцелует его так же, как и множество раз прежде. Когда этого не произошло, он наконец разорвал обёрточную бумагу подарка, встрехнул его, освобождая от последних полосок, и поднёс к свету.

Боксерские шорты. Ярко желтого цвета. С крошечными розовыми слонами, сшитыми в линию.