Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса
— Еще пять убийств, — сообщил инспектор. — Три при свидетелях, и каждый узнал в преступнике близкого друга или члена семьи.
На это я мог лишь ответить, что сам ровным счетом ничего не понимаю. Хотя теперь склонен был верить Холмсу, как бы бредово, как бы дико ни выглядело происходящее. Его слова «невероятное следует за невозможным» засели у меня в голове. Тем не менее напрасно инспектор добивался от меня подробностей. Случившееся казалось мне просто дурным сном. К счастью, тут очнулся Шерлок. Он вздрогнул и встал, бросив на меня пустой взгляд, словно забыл, зачем я здесь.
— Мистер Холмс, — сказал Джонс, — доктор Ватсон недавно заявил, что вы убийца, а теперь он говорит о вашей невиновности. Его аргументацию я нахожу по меньшей мере странной, а потому очень хотелось бы услышать вашу версию событий. Здесь была стрельба, но нет трупа, а сегодня вечером в Лондоне изрядно прибавилось скорбящих.
— Жертв будет еще больше, — тихо сказал Холмс. — Но, думаю, не сейчас. — Он снова зажег трубку и закрыл глаза, вдыхая дым.
Мой друг собирался с мыслями, готовился посвятить нас в свою версию. К его коже так и не вернулся нормальный цвет, да и столь мрачное выражение лица было для меня внове. Похоже, дело не закончено, блестящий ум Шерлока еще пребывает в поисках истины.
И это никоим образом не успокаивало меня.
— К счастью для Лондона, а возможно, и для всего человечества, я стал свидетелем одного из первых убийств. Тот день я посвятил самым обычным биологическим экспериментам на мертвых грызунах, а вечером отправился на прогулку. И услышал треск в кустах — похоже, шумело существо крупнее собаки. А потом раздалось нечто похожее на крик. Мне захотелось узнать, в чем дело.
Я отвел в сторону большую ветку, и это позволило мне наблюдать за операцией, которую проводили над неким пожилым джентльменом. Поистине омерзительная сцена! Несчастный успел отдать богу душу, а злодей, вспоровший ему живот, деловито извлекал почки и печень прямо на моих глазах. И этим преступником была Ирэн Адлер.
— Нет! — воскликнул я. — Холмс, что вы говорите?
— Доктор, если вы позволите мне продолжить, то я постараюсь внести ясность, насколько это возможно. Сожалею, но многие фрагменты этой головоломки для меня самого по-прежнему скрыты туманом. Уверен, джентльмены, он развеется. Я тщательно изложу детали, тогда правда сама примет законченную форму.
Итак, Адлер потрошила старика в саду богатого лондонского дома. Согласен, в это очень нелегко поверить. Я привык мыслить логически; я полагаю, что истину определяет доказательство, а не только вера. Посему я полностью отринул то, о чем говорили мне глаза, ибо знал: этого не может быть, Адлер не способна на убийство. К тому же она несколько лет назад уехала из страны. Из моего неверия в увиденное воспоследовал закономерный вывод: я не видел истинной картины. Совсем наоборот, разыгравшаяся передо мной сцена — это сплошной обман! Еще одна странность заключалась в том — как же сей факт понятен мне сейчас! — что во время прогулки все мои мысли занимала именно эта женщина.
— Да, Холмс, столь откровенное признание из ваших уст означает лишь одно: подобная деталь чрезвычайно важна для раскрытия преступления.
— Пожалуй, — отрывисто произнес Шерлок. — И тогда я допустил: случилось некое событие, не относящееся к нашему миру. И благодаря этому допущению я смог все увидеть в реальном свете. Я разглядел истинный облик убийцы, проник под его личину, и передо мной предстала картина катастрофы. Я увидел… — Он не договорил, устремив взгляд через окно в призрачную ночь.
Мы с Джонсом молчали, понимая, какие страдания испытывает Холмс.
— Это ужасно, — наконец сказал он. — Ужасно…
— На самом деле там был, — попытался я закончить рассказ Шерлока, — двойник, имитатор, который изображал Холмса…
— Ошибаетесь, Ватсон. Меня узнали только вы. Существо проникло в ваши мысли и приняло самый четкий из найденных там образов, то есть мой. То же происходило и в других случаях, мистер Джонс. Свидетели, вне всякого сомнения, видели, как их братья, жены и сыновья, нарушая все мыслимые законы, потрошат абсолютно неизвестных им людей.
— Но что же убийца? — спросил инспектор. — Кто он? Куда подевался? Ватсон утверждает, что застрелил преступника. Мне нужен труп!
— А у вас что, трупов мало? — тихо спросил детектив, и от меня не укрылось, какой взгляд он метнул в Джонса.
Ни разу за все время нашей дружбы Шерлок не смотрел так на меня, зато на других — бывало. Его с трудом сдерживаемый гнев был поистине испепеляющим.
Джонс хотел что-то сказать, но замялся и отступил к двери.
— Вы не придете завтра в Скотланд-Ярд? Мне необходима ваша помощь. И…
— Я приду, — сказал Холмс. — Полагаю, сейчас у вас немало работы. Говорите, пять убийств? Наверняка найдете еще столько же трупов. К тому же скоро может подняться паника, готовьтесь успокаивать население.
Инспектор отправился восвояси. Я повернулся к Холмсу, и то, что увидел, потрясло меня до глубины души, несмотря на все события последних суток.
Мой друг плакал.
— Нам никогда не узнать всего, — сказал Шерлок, — но, боюсь, это всё прекрасно знает нас.
Мы сидели по разные стороны от камина. С тех пор как ушел Джонс, мой друг выкуривал уже четвертую трубку. Влажные дорожки все еще предательски мерцали на его щеках; мои глаза тоже были полны слез сочувствия.
— Чего оно хотело? — спросил я. — Какой у него мотив?
— Мотив? У сущности абсолютно необыкновенной, столь чуждой нашему мышлению и восприятию? Возможно, ей не требовался мотив. Но я могу предположить, что она хотела нас изучить. Она резала, потрошила и рассматривала жертвы с той же легкостью, с какой я несколько дней назад травил и вскрывал мышей. А та аккуратность, с которой внутренности извлечены из тел? Она только подтверждает мое допущение.
— Но зачем ему знать, как мы устроены и что у нас внутри?
Холмс смотрел на огонь в камине, и пламя отражалось в его зрачках. Я был рад даже этому; я помнил абсолютную пустоту в глазах двойника, склонившегося над окровавленным телом.
— Вторжение, — ответил Шерлок одним-единственным словом и тихо повторил его.
Или, может быть, просто тяжело вздохнул.
— Чем сильнее мы стараемся забыть какое-нибудь происшествие, тем хуже получается. Это один из главных наших недостатков, — заметил я.
Холмс улыбнулся и кивнул, а я, как мальчишка, загордился тем, что друг согласился с моей мыслью.
— За пределами того, что мы знаем или стремимся узнать, существует иной мир. Возможно, наш разум просто не в силах его постичь. Мы не созданы для этого. С таким же успехом можно вставлять квадратную плиту в круглое отверстие, — задумчиво произнес детектив.
— Даже вы не способны постичь?
— Даже я. — Он выбил и снова наполнил трубку.
Холмсу, похоже, нездоровилось — лицо было залито смертельной бледностью. Чтобы мой друг, раскрыв преступление, предавался меланхолии? Он вел себя так, будто нечто исключительно важное ускользнуло от его внимания. Думается, уже тогда я понимал, в чем причина. Шерлок имел версию случившегося, и она в той или иной степени совпадала с фактами, но до сути он не добрался. И это чрезвычайно расстраивало его.
— Помните тот случай в Корнуолле, ужасный опыт с порошком «дьяволовой ноги»?
Я кивнул:
— Как можно забыть?
— Это были не галлюцинации, — сказал он тихо. — Мне кажется, нам дали шанс с помощью наркотика заглянуть на ту сторону. Да, Ватсон, это совсем не галлюцинации.
Несколько минут мы просидели молча. Когда рассвет смягчил резкие контуры тьмы, Холмс неожиданно встал и отослал меня прочь.
— Мне нужно как следует обо всем подумать, — бросил он. — И подготовиться к следующему разу.
Я покинул дом на Бейкер-стрит уставший, замерзший, как никогда в жизни чувствуя себя маленьким и незначительным. В то утро я долго бродил по улицам, ощущая страх, разлитый в воздухе, а один раз даже услышал, как пчела, жужжа, перелетела с цветка на цветок. После чего решил повернуть к дому.
Заряженный револьвер оказался теплым, когда я сунул руку в карман пальто.
Потом на протяжении двух недель я ежедневно прогуливался по Бейкер-стрит. Холмс не выходил из дома и не пытался со мной связаться. Один или два раза я видел, как в квартире зажигался свет и силуэт согбенного Шерлока перемещался туда-сюда, словно он нес на плечах тяжелый груз.
Однажды — и лучше бы этого вовсе не случилось — он стоял у окна, всматриваясь в вечернюю мглу, и даже не заметил меня, хотя я остановился и помахал.
Холмс снова и снова пробегал взглядом по крышам, словно пытаясь поймать ускользающую истину. Наблюдая за ним, я был уверен, что его глаза — мерцающие, темные, полные тоски — скорее всего, уже не видят этот мир.
