Наль Подольский - Повелитель теней: Повести, рассказы
С заведующим лабораторией, профессором Башкирцевым, у Александра Петровича сложились совершенно душевные отношения. Башкирцев оказался меломаном и обладателем недурной коллекции старинных граммофонных пластинок, и домашний музей адвоката — коллекция аппаратуры звукозаписи — привел профессора в восхищение. Коллекционеры, как дети, мгновенно находят общий язык.
После нескольких дней знакомства, по случаю дождливой погоды, дело дошло до совместного питья коньяка. Профессор интеллигентно, но неутомимо поглощал сей благородный напиток, заедая каждую рюмку ровно одной четвертушкой шоколадной конфеты, и, независимо от количества выпитого, не терял ни респектабельности, ни детского румянца на гладко выбритых впалых щеках.
Никакой свидетель не смог бы сказать, что адвокат о чем бы то ни было расспрашивал ученого, но разговор все время сам собой касался Хейфеца.
— Нелегкий он был человек, талантливый, но нелегкий. Никто его не понимал, да он и не хотел, чтобы его понимали. Да и талантлив был — сложно объяснить — как-то странно… не по-нашему как-то. Прямо инопланетянин какой-то, сосланный сюда в наказание за высокомерие.
— Талантливый? Вы сказали, талантливый? — рассеянно поинтересовался адвокат, подливая в рюмки коньяк. — А я слыхал, он спроектировал циклотрон неудачно, не так, как надо.
— Пустая болтовня, чепуха. Можете судить сами: циклотрон уже дряхлый, а работает до сих пор как часы, весь факультет кормит.
— Это в каком смысле кормит? — удивился Александр Петрович.
— В самом прямом: зарабатывает на жизнь. Мы ведь космос обслуживаем, а они все еще хорошо платят. И знаете, что мы делаем?
— Если это государственные секреты…
— Какие там секреты, — усмехнулся Башкирцев, как показалось адвокату, с горечью. — Каждый предмет, подлежащий запуску в космос, они сначала приносят нам, и мы бомбардируем его ускоренными частицами. А они потом проверяют, не стало ли что-нибудь от этого хуже… Очень интеллектуальная работа, знаете ли, вроде лесоповала… Они весьма забавные люди: если в приборе меняют диаметр заклепки, весь прибор проходит испытания снова. Одним словом, большая наука.
— Значит, с циклотроном все было в порядке… А из-за чего же тогда пошли разговоры?
— Вместе с ускорителем он соорудил еще нечто, нам не понятное и к циклотрону, по-видимому, отношения не имеющее. Здесь, под нами, — профессор слегка притопнул ногой, — гигантский бетонный фундамент глубиной около восьми метров, и в него, внутрь, проведены мощные токоносители. Я не знаю, что там смонтировано, но оно пожирает бездну энергии, больше самого ускорителя. И продуцирует сумасшедшие электромагнитные поля: в радиусе ста метров обычные измерительные приборы сходят с ума, а на первом этаже здания отказывает вся электроника. Установка обслуживается специальными экранированными приборами.
— Простите, я вас правильно понял? — изумился Самойлов. — Несмотря на… гм… отсутствие доктора Хейфеца, вы продолжаете включать это, если позволите так выразиться, неизвестно что?
— Вы все правильно поняли, дорогой адвокат. Мы продолжаем включать это «неизвестно что» — Башкирцев умолк и забарабанил пальцами по столу, давая понять, что данное направление разговора ему неприятно.
Александру Петровичу, напротив, тема показалась увлекательной, и он извлек из кейса еще одну бутылку.
Поняв, что от любопытства адвоката отвертеться не удастся, профессор продолжал сам, без понуканий:
— Он устроил все очень хитро. Ускоритель включается и выключается только совместно с подземной установкой, таково программное обеспечение комплекса. Всякая попытка прекратить подачу энергии вниз приводит к остановке циклотрона. Он чувствовал, что ему смогут помешать, и решил заранее подстраховаться. И заметьте, еще деталь: когда включается ускоритель, с объекта удаляются все люди, кроме считанного числа необходимых сотрудников, и они, естественно, прикованы к своим рабочим местам. Значит, если вы не хотите, чтобы совали нос в какие-либо ваши приватные дела, лучше всего их совместить с включением циклотрона.
— Не понимаю, — искренне удивился Александр Петрович, — если все дело в программном обеспечении, почему нельзя переделать программу?
— Это безумно сложно. Чтобы лезть в чужую программу, нужно быть специалистом уровня не ниже автора. А туда, где приложил руку Хейфец… понимаете сами. Легче сделать новый пакет программ, но это стоит дорого. И еще убытки от остановки ускорителя на неопределенное время? Нет уж, проще оплачивать лишние расходы энергии. — Башкирцев выдержал довольно долгую паузу, словно думая, стоит ли откровенничать дальше. — Но я вам скажу больше. Хейфец умел предусматривать все, и никто не знает, что может произойти, если начать тут что-то переделывать. Я чувствую себя неандертальцем у кнопок ядерного реактора и нажимать их наугад никому не позволю. Пусть все останется как есть.
Профессор явно утомился разговором и начал клевать носом, но Александр Петрович решил, что еще один вопрос он выдержит:
— А вот эта подземная… machina incognita… на нее нельзя посмотреть? Есть же там какие-то проходы, коридоры — если понадобится что-нибудь смазывать или подкручивать?
— Блестяще! — неожиданно оживился Башкирцев. — Вы попали в самую точку! Для неспециалиста это даже удивительно. Конечно же, это азы техники: ко всякому устройству должен быть доступ для осмотра и ремонта. А здесь доступа нет. Парадокс! Этот бетонный массив похож на египетскую пирамиду: тоннель там внутри есть, но ведет он в пустое помещение, а истинная гробница фараона где-то в другом месте замурована наглухо. Значит, Хейфец был уверен, что установка продержится нужный ему срок без ремонта, и, вероятно, на длительную эксплуатацию не рассчитывал.
После этой последней вспышки бодрости профессор снова скис, начал откровенно зевать, и Александр Петрович счел целесообразным прекратить допрос.
Теперь адвокат имел все, что требовалось для повторного визита к Хейфецу-младшему: превосходный отчет о проделанной работе и завлекательные стимулы к продолжению расследования.
Ровно через десять дней после первой встречи Александр Петрович вновь посетил горбуна в его гостиничных апартаментах.
Хейфец бегло просмотрел принесенные адвокатом документы и выслушал его, не задавая вопросов.
— Да, Костенко говорил правильно, что у вас хорошая хватка. Будем считать первую часть нашего договора закрытой, и я вам плачу десять тысяч. Вы хотели бы наличными или чек на какой-нибудь банк?
— Я живу в дикой стране, мистер Хейфец, а в диких странах всегда лучше наличные. Но… — после короткой паузы, сделав над собой немалое усилие, добавил адвокат, — я привык получать гонорар после полного окончания работы.
— Хорошо, — одобрительно кивнул Хейфец, — эти деньги в любом случае все равно что у вас в кармане.
Адвокат потихоньку тянул кофе, понимая, что наживка проглочена и следует дождаться конкретного предложения.
— Вы мне рассказали странные вещи, — продолжал горбун, — но все это похоже на Соломона. Здесь все в одном узелке — и то, как он исчез, и призрак, и эта непонятная штука под землей. Мы с вами договаривались о могиле, но если Соломон исчез так, что могилы нет, я хочу видеть вместо нее — куда он исчез.
Хейфец замолчал, полностью сосредоточившись на своей дозволенной врачами весьма скромной дозе кофе. Покончив с ним, он бросил на адвоката не то оценивающий, не то сомневающийся взгляд, и Александр Петрович почувствовал, что ему сейчас преподнесут сюрприз.
— Я хочу вам кое-что показать, — решился наконец Хейфец и вынул из кармана сложенный вчетверо, потертый на сгибах листок бумаги.
Текст был написан неровными крупными буквами, как пишут обычно близорукие люди: «Иосиф, если ты до сих пор веришь мне, как верил тогда, в день отъезда, то я тебя жду». Пониже имелась приписка, сделанная той же рукой: «Позвоните по этому номеру и назовите свое имя», далее следовал телефонный номер и дата — март восемьдесят шестого года.
— Письмо с того света, — задумчиво сказал адвокат. — Однажды я сталкивался с подобным, но тогда это была фальшивка.
— Теперь это не фальшивка, — объявил горбун, и в его голосе послышались жесткие нотки. — Он мне напоминает о том, что знаем только мы двое, и напоминает именно потому, что иначе я бы мог не поверить… Эта бумажка ехала ко мне почти три года. Ее послали с оказией, но оказия получилась неудачная. Сейчас этот телефон не отвечает.
— По всей видимости, это не его почерк?
— Не его. Я бы начал с того, что выяснил, чей тут телефон и чей почерк. Хотя не мне вас учить, как делают такую работу.
На этот раз Хейфец замолчал надолго, судя по выражению лица вспоминая о чем-то не очень веселом. Адвокат решил, что аудиенция окончена, и встал, чтобы откланяться, но был остановлен повелительным движением лапки горбуна.
