Варвара Мадоши - Симарглы

Ладно. Пятьдесят лет — не сто. А Сергей Петрович выдержал семьдесят, и не похоже было, что он особенно собирался деградировать. Могло быть и хуже.

«Потому же, почему я оставил свои рисунки у тебя, я думаю, — сказал Стас. — Я не хочу исчезать, пока это все не закончится».

«Что — все?»

«Все — значит все, — улыбнулся Вик. — Представляешь, нам интересно, что станет с этой страной… с этой планетой. С человечеством, в конце концов. Еще сто лет назад я не смог бы предсказать, что все попрет в эту сторону. А куда они прыгнут завтра — это вообще за гранью… Конечно, больно смотреть на это. Запредельно больно. Но если научиться принимать многое как должное…» — он нахмурился.

«Вы ведь самые старые симарглы Тринадцатого Отделения?»

«Нет, — сказал Станислав Ольгердтович. — Самый старый — наш сорвиголова Рюмин. Такой старый, что у него даже фамилии не было. Он ее сам придумал немного позже. А следом за ним — с большим разрывом, надо сказать, — идет Софья. Вик только третий. А между им и мной еще человек пять по возрасту».

«То есть у вас есть неплохие шансы?..» — прошептала Лена.

Вик и Стас переглянулись.

«Думаю, пока мы вместе, — откашлявшись, сказал Стас. — Это… в одиночку идти намного труднее. Потому что можно забыть, куда идешь».

Лена шла одна. Как ни странно, она шла одна. И рисковала забвением…

«Жалко, что нам не удалось нормально попрощаться, мой друг…»

Лежа под сосною на холме, на колком ковре из опавших игл, она смотрела вверх на потрясающе синее небо, на пухлые белые облака… на солнце, которое вставало за пустыней вопреки очевидному… и чувствовала, как золотые волны песка несут и баюкают ее.

Она заснула…

Или не засыпала?..

Она по-прежнему лежала под сосной на краю пустыни, но только теперь уже полулежала… в кольце чьих-то рук. Нет, не чьих-то. Этот терпкий запах, это ощущение неожиданной твердости под рукавами черной шелковой рубашки… она запомнила, что у него необыкновенно сильные руки. Эти запястья… ладони совсем другие, почему-то. Костяшки пальцев сбиты и покраснели, тыльные стороны в ссадинах и царапинах… какие длинные царапины, полукруглые… Такие получаются от…

— С ума сойти! — ахнула она. — Ты завел котенка?!

— Почти, — дыхание Сергей, когда он говорил, шевелил волосы у нее над ухом. Всем телом она ощущала его тело, и это было так хорошо… так божественно… совсем как в жизни… совсем как это могло бы быть. — У кошки моих родителей свои представления, как следует встречать блудного родственника. Знала бы ты, сколько раз я подавлял желание выкинуть гадину в форточку.

— Не смей! — Лена извернулась и заглянула ему в лицо.

И замерла.

Он улыбался. Немного неумело, но Сергей явно пытался пошутить!

Он больше не походил на смычок над пропастью. Обычный парень, симпатичный, не более того. Морщинки в уголках глаз. Легкая небритость, как будто сейчас вечер длинного дня. Маленький прыщик у крыла носа… раньше Лена ни разу не видела, чтобы у Сергея были прыщики. «Таким я люблю его еще больше», — вдруг, с изумлением для себя самой, поняла она. «Милый мальчик, ты так весел… так светла твоя улыбка…»

В черных глазах плясали смешинки. Грустно плясали, надо сказать, но все же это был танец, черт побери!

— Нет, конечно, — вздохнул он, кривя рот в саркастической улыбке. — Но ей это нисколько не повредило бы: родители живут на втором этаже. А эти скотинки и с седьмого падают, как ни в чем не бывало.

— Откуда знаешь?..

— Ольга рассказала. У нее так было один раз.

— А она с тобой?

— Нет. Как она покинет Омск?.. Второй раз ей такого не пережить. Но она сдержала слово. Она сказала, что сделает мне прощальный подарок. И вот…

Он стянул резинку с ее хвостика, растрепал ее волосы по плечам. Лене захотелось, чтобы это продолжалось вечно… чтобы он вечно раскладывал рыжевато-каштановые пряди, и его тонкие пальцы касались бы ее кожи…

— Наверное, это последняя встреча, — сказала Лена против своей воли.

— Да, — он кивнул. — Конечно, последняя.

— Я хотела бы быть с тобой счастлива…

— Да. Я тоже… Теперь — хотел бы.

— А потом я поняла, что любовь — это еще не все.

— Я тоже пришел к такому выводу.

Она зарылась лицом в его плечо, он плотнее прижал ее к себе.

— Я бы хотел сидеть так вечно… — прошептал он.

Его дыхание пахло сигаретным дымом. Пустыми обещаниями. Пеплом сгоревших надежд. Она мертва, он жив.

— У тебя еще есть надежда, — тихо сказала она.

— Надежда — очень слабый заменитель вере или радости, — фыркнул он.

— Но все-таки лучше, чем ничего.

— Лучше.

— Я люблю тебя, Сережа.

— Я тоже люблю тебя, Лена.

Они еще долго сидели так, и он перебирал пальцами ее волосы… а потом она обнаружила, что снова лежит на холме, и ее руки сжимают не черную ткань его рубашки, а пучки зеленой травы. Но сон еще не ушел… сон еще висел в воздухе тонким запахом, тонким ощущением…

Она протянула руку, вытащила резинку из хвостика и разбросала волосы по плечам. Намерение отличается от действия как сон от яви. Или как жизнь от смерти. Как много она намеревалась, и как мало сделала! Правда, у нее было всего девятнадцать лет, но оправдание ли это?..

И что ей остается теперь?.. Слабое утешение, что в предложенных обстоятельствах она вела себя более или менее правильным образом?..

«Не думай об этом. Просто пока не думай. Впереди у тебя многие годы. А пока… еще секунду назад Сергей был с тобой. Может быть, он еще не ушел. Может быть, он просто сидит под сосной и пишет что-то в своей тетрадке. И если поднимешь голову, то ты увидишь его. Но ты не поднимешь. Пока ты спишь. Пока ты спишь, все будет в порядке… Да, ты даже слышишь скрип ручки. Интересно, что он пишет там?..»

Конечно, я не смогу быть счастлив без нее. Вряд ли я вообще смогу. Моя душа отравлена всем этим, как колодец в пустыне, мимо которого прошла вражеская армия. Но… я должен хотя бы попытаться. Ради Лены. Потому что я жив.