Беспредел (сборник) - Коллектив авторов
Мы нагнали его посреди лестницы. Мужичок средних лет с кривыми волосатыми ногами и лысиной, напоминающей тонзуру, тискал свой хер, стряхивая капли спермы на перекошенное лицо мертвой белобрысой тётки. Той самой, у которой мы отняли мясо. Каких-то страшных повреждений на покойнице не было, если не считать того, что лежала она на животе, а лицом целилась в потолок.
Не прерывая занятия, мужик смерил нас равнодушным взглядом. Последние мутные капли шлепнулись на растрескавшиеся губы мертвячки. Отстрелявшийся хуй стремительно опадал, съеживался. Только тогда мужик разочарованно скривился и пнул труп по ребрам.
– Блядь, ну что за непруха?! – Черные безумные глаза ощупали фигурку Кристины, прошлись по груди, лизнули между ног. – Как чувствовал, что подождать надо!
Тонкий петушиный голос и внешность заштатного попика никак не вязались с дрочкой на мертвую уродину, судя по всему, им же убитую. Впрочем, я не обольщался. Кристина тоже не выглядела убийцей, однако же Гвоздь бы с этим поспорил.
Мужик неторопливо взял прислоненный к стене… какой-то блядский костяной топор, что ли? Уродливую конструкцию из берцовой кости и челюсти, связанных жилами и полосками кожи. От одного вида оружия у меня леденели яйца.
Крис демонстративно щелкнула ногтем по лезвию ножа.
– Разойдемся? Еда у тебя есть, потребности ты справил. Нам делить нечего.
– Как нечего? Как нечего, голуба?! – закудахтал мужичок, тряся сморщенной елдой. – А лестницу? Это моя лестница!
– Таблички нет, – угрюмо вмешался я, стараясь выглядеть угрожающе.
Я хотел защитить Крис, показать, что я не обуза, но в благодарность получил от нее локтем в живот. Лицо мужчины сморщилось, кисть уверенно крутанула топорик.
– Ты, голуба, болонку-то свою уйми.
Он ловко присел, рубанув топориком мертвую тетку. Костяное лезвие стесало ей половину заляпанного спермой лица. Я счел за лучшее упрятать проснувшийся мачизм в жопу и больше не встревать в переговоры.
– Штаны у твоей собачки отменные! – оскалился мужик. – Я б за такие штаны убил бы, во как! Но день сегодня славный, так что готов поменяться. Штаны на пропуск, а? Махнем, голуба?
– Скоро стемнеет? – спросила Крис, что-то прикидывая.
– Да уж должно бы. С часу на час. Так что поторапливайся. А то на кой мне штаны, которых я и часу не проношу?!
Крис стянула с моего плеча футболку, швырнула этому карикатурному стражу границы. Тот поймал влажную тряпку на лету, зарылся носом в складки, глубоко вдохнул.
– Эх, блядь! До чего ж хорошо! – восхищенно выдохнул он. – Сигаретами пахнет!
Он проворно натянул футболку, огладил сморщенные рукава. Поскреб ногтем пятно от кетчупа, лизнул палец, зажмурился от удовольствия. Меня затошнило.
– Коротковата кольчужка, – хохотнул мужик, разглядывая свисающий из-под ткани конец. – Да и договаривались на штаны…
– Это все, – обрубила Крис.
Мужичок покусал губу, с сомнением рассматривая сталь в ее руке.
Скорчив рожу, кивнул.
– Сойдет.
Он посторонился, пропуская нас.
Расходились тяжело, места было немного. Пришлось идти прямо по мертвячке. Дряблая плоть разъезжалась под ногами, вминалась внутрь. Всего два шага, два ебучих маленьких шага, и прыжок, чтобы не наступить на ухмыляющееся половиной рта лицо. Когда я проходил мимо мужика, тот внезапно вытянул тощую грязную шею и громко залаял. Мы с Крис подпрыгнули от неожиданности, а этот мудак заржал, привалившись спиной к стене.
– По уму, конечно, надо бы…
Темнота упала резко и сразу. Точно нож гильотины, она отрубила ленивую речь мужика. Зрению понадобилось несколько мгновений, чтобы перестроиться на новый лад. Я с удивлением понял, что вижу на несколько метров вокруг.
Крис метнулась вперед, воткнула нож мужику в бедро, а когда тот заорал, выпрямилась, ударив кулаком в раскрытую челюсть. Оглушительно треснуло, и мужик заорал вдвое громче, отчаяннее. Выпавший топор Крис ловко поймала в воздухе.
– Бежим! – гаркнула она мне в ухо.
Не зрением, не слухом, не мозгом – я так и не понял, чем почувствовал это: как из каверн, скользя по тонким стенкам, поднимаются обитатели холма. Я испуганно икнул, и меня вырвало непереваренной человечиной. Пока я блевал себе на джинсы, Крис упрямо волокла меня по ступенькам. В спины нас подталкивало мычание сломанной челюсти.
– У-у-у-уки-и-и! У-у-у-уки-и-и-и!
В нем было вдоволь и боли, и обиды, но куда острее звучал животный ужас. Мне даже стало на секунду жаль этого любителя дрочить на трупы, но я понимал, что своим увечьем он выгадает для нас несколько секунд. Ночные охотники стелились бесшумно. Летели они там, бежали или ползли на брюхе, я не знал, но делали они это чертовски тихо и быстро.
Мы успели пробежать пять или шесть пролетов, когда с самых нижних этажей начал доноситься какой-то шум. Услыхав его, Крис помчалась еще быстрее, хотя казалось, что быстрее невозможно. Тоненькая ладонь в моей руке заледенела, и я с внезапной отчетливостью понял, что это крики тех, кому не повезло повстречаться с обитателями холма. Я отсчитывал секунду за секундой, пытаясь уловить интервал между криками, сливающимися в единый бесконечный вой. Понимание пришло не одно, а под ручку с ужасом. По всем расчетам выходило, что очень скоро к общему протяжному воплю присоединится наш покалеченный друг. И тогда меня проняло до самых печенок. Весь страх, что я испытывал до того, – когда меня пытался зарезать съехавший с катушек барыга, когда едва не забили насмерть скинхеды, когда чуть было не попал под маршрутку, перебегая дорогу в неположенном месте, и множество иных бытовых столкновений со смертью, были полной хуйней. Не страхом даже, а его бледной тенью.
Я скакал, как олимпийский чемпион, обколотый допингом, разом перепрыгивая по три ступеньки. Темнота скрадывала жару, но вместо воздуха я дышал раскаленной лавой. Два насоса в моей груди работали на полную мощность, чудовищным хрипом припоминая мне каждую выкуренную сигарету, каждый забитый кальян. Я почти не отставал от Крис и все же постоянно слышал ее сиплое, отрывистое:
– Быстрее! Быстрее! Не стой! Миша! Не стой!
Мне хотелось крикнуть в ответ, что я ебашу, как демон, но сил с трудом хватало, чтобы просто гонять по легким огонь.
Мимо со скоростью света пролетали чудовищные, безумные, кровавые картины. С наступлением ночи ад перестал быть скучным, но это нихуя не радовало. Лестницы, чистые на первых этажах, завалили свежие трупы. Приходилось следить во все глаза, чтобы не споткнуться об очередного дохляка с проломленным черепом. Недобитки встречались реже, но всякий раз при виде их внутри меня радовалось что-то мелкое, подленькое, гнилое… «Поживем! – кричало оно. – Еще поживем!» Раненые не оставались в долгу – преграждали путь, норовили вцепиться в ноги, повалить, если получится.
– Осторожно! – предупреждала Кристина.
И я становился осторожным.
– Прыгай!
И я прыгал.
– Быстрее! Еще быстрее!
И я послушно переставлял ебаные чугунные гири, по ошибке пришитые вместо ног. Я страшно хотел жить, хотя совершенно запутался в том, что же означает это простое некогда слово.
Словно в инфракрасном спектре, на стенах проявились многочисленные граффити, сделанные кровью и дерьмом. Какие-то лица, сцены, надписи – на такой скорости мозг просто не успевал обрабатывать картинки, наспех выхваченные во тьме.
Пространство потонуло в нескончаемом вое. Я плохо слышал не только Крис, но даже собственное сердце. Зато слышал, что за нами бегут. Другие – такие же, как мы. Однажды мы и сами нагнали резвую старушку, похожую на сморщенный кожаный мешок. Крис подрубила ей сухожилие, а я столкнул вниз, даже не расслышав проклятий, что извергал ее беззубый рот. Я знал: если нас догонят, с нами поступят так же.
Бег длился и длился. У меня давно закончились силы. Второе дыхание открылось и умерло, а за ним и третье. Горели отбитые пятки, пульсировали глаза. Рот спекся без влаги. В какой-то момент я заметил, что Крис не летит ополоумевшей легконогой серной, а плетется, с трудом переставляя ноги. Я понял, что и сам еле тащусь, а впереди нарисовалась целая вереница голых людей, мужчин и женщин, бредущих друг за другом.
