Поцелуй черной вдовы (СИ) - Бергер Евгения Александровна
Паяц.
– И кто этот несчастный? – осведомилась Соланж с убийственным взглядом.
Ей действительно очень хотелось бы знать, кто готов заплатить за нее немалую сумму, закрыв глаза на убийства.
Отец ответил:
– Один богатый торговец из Лондона.
Это явно была полуправда, если вообще правда хоть в какой-либо степени, но продолжать он не стал, и девушка констатировала:
– Лондон не близко. Три дня пути, если не ошибаюсь...
– Четыре, если пешком. Но ты поедешь на лошадиной упряжке, и уложишься в три. Наш сосед, Гринуэй, как раз собирается отвезти в Лондон товар на продажу: сыр, солонину и шерстяные чулки. Он возьмет и тебя, и Сайласа Гримма. – Соланж ужаснулась такой перспективе, уже готовая возмутиться, но отец взмахом руки пресек ее возмущение на корню. – Компания Сайласа не обсуждается, – сказал он, – сама знаешь, дорога на Лондон небезопасна, грабители поджидают за каждым углом. Тем более, мы с Гринуэем договорились: мой человек охраняет его и товар, а он за это везет тебя в Лондон.
– Но почему Лондон? – все-таки не сдержалась Соланж. – Есть города много приятнее. А похотливых мужчин везде предостаточно!
Сильвиан Дюбуа одарил ее неприязненным взглядом.
– Похотливых – возможно, – возразил он, – но богатых одновременно – не очень.
– А этот богат?
– Полагаю, что да.
– Вы и в этот раз полагали то же, отец.
– Не спорь со мной, девочка. Просто делай, как я говорю! А я говорю, что через два дня ты отправляешься в Лондон очаровывать нового мужа! Сайлас в курсе всех дел.
– А как же вы?
– Мы с Джеймсом останемся утрясти все дела здесь, на месте, и тоже отправимся следом, едва с этим покончим.
Как ловко придумано! Не к чему придраться. Соланж поняла, что ничего важного из отца вытянуть не сумеет, а потому, молча кивнув, вышла из комнаты.
У нее, размышляла она, поднимаясь по лестнице, только два дня на побег...
Два дня или целых сорок восемь часов бесконечных возможностей.
Глава 5
Сорок восемь часов возможностей промелькнули бездарно и совершенно впустую.
Этот проклятый Сайлас Гримм глаз с нее не спускал ни ночью, ни днем. Стал ее тенью, ни много ни мало...
Отец хорошо его натаскал.
Все равно что сторожевого пса. Соланж в принципе не понимала, чем отец привязал к себе этого человека, чем заслужил его безграничную преданность... Он уже второй год таскался за ними из города в город, выполняя разные поручения. Сам безгласный, что валун у дороги: слова не вытянешь. Только глянет, бывает, так злобно, что мурашки по коже, и спешит прочь по своим непонятным делам...
Пес.
Жалкий, безмозглый пес.
Будь Соланж просто женщиной, привлекательной, но не убийственно-неприкосновенной, она бы, конечно, соблазнила его: прикинулась страстно влюбленной, позволила этому олуху парочку поцелуев, а потом, задурив ему голову, убежала из дома, но все дело в том, что она не обычная женщина, а деньгами, как оказалось, Пса не задобрить. Стоило ей намекнуть на парочку золотых, которых у нее, впрочем, не было, но она бы достала их по необходимости, как этот болван, одарил ее таким мрачным взглядом, что сделалось не по себе...
И больше она эту тему не поднимала.
Всерьез задумывалась отравить его бересклетом, даже капнула в сидр несколько капель на пробу (благо, бутылочка с ядом всегда под рукой), но дуболом будто и вовсе этого не заметил. А растрачивать драгоценный настой полностью стало жаль... Дорого. Еще неизвестно, когда она купит новый, а щеголять в Лондоне желтой радужкой перевертышей ей хотелось меньше всего.
Жаль, до крысиного яда она не додумалась вовремя...
Или додумалась, но пожалела отцовского Пса. Все-таки есть в ней крупица добра, не совсем она черствый сухарь!
И это обидно...
Ну да ладно, авось в дороге случится какое-то чудо, и ей удастся сбежать. На такой случай она запаслась мушкетоном, хотя, видит Бог, людей она не боялась (это им стоило бы бояться), но привычка оказалась сильнее. К тому же на поясе она неизменно носила кинжал...
Им захотелось воспользоваться уже в первый же час, что они покинули Стратфорд-на-Эйвоне: дочь Гринуэя, в чьей повозке они тряслись по дороге, оказалась не в меру болтливой и недалекой девицей. И если болтливость Соланж готова была ей простить, пусть руки чесались, пригрозив ей кинжалом, велеть замолчать, то недалекость ее, увы, оказалась патологической. А иначе чем еще объяснить пылкие взгляды, которыми эта болтушка одаривала мерно покачивающегося в седле безучастного ко всему «мистера Гримма»?
– Мистер Гримм очень красивый, вы не находите, миссис Аллен? – Трепетали ее густые ресницы. – И такой мужественный.
– Мужественный? Хм... – Соланж проследила взгляд девушки, устремленный на всадника. – Никогда об этом не думала.
Если честно, красивый гнедой жеребец казался ей много лучше мрачного цербера, ехавшего на нем: какой изгиб шеи, какая стать, а ноги тонкие, быстрые. Нет, Сайласу Гримму, какой бы крепкой ни была его грудь и широкими плечи, ни за что не сравниться с этим животным.
Интересно, а сам он полностью человек или все-таки... перевертыш?
Этот вопрос Соланж давно занимал, но, как бы сильно она ни старалась, браслета на руке Гримма рассмотреть не смогла. Значило ли тогда, что он человек, прислуживающий изгоям?
И вот это казалось по-настоящему странным.
А Жюли между тем продолжала:
– Все правильно: вы только-только потеряли любимого мужа и на других мужчин вряд ли заглядываетесь. И все-таки, – расцвела смущенной улыбкой она, – даже вы не можете не признать, что мистер Гримм приятный мужчина!
Интересно, с какой стороны?
Соланж снова окинула всадника скептическим взглядом.
Глаза у него голубые, наверное, даже красивые, просто холодные и неприветливые, будто хозяин их постоянно не в духе. А еще наблюдают за ней по указке своего господина, ее папочки...
И стоит об этом подумать, как Сайлас Гримм превращается из привлекательного мужчины просто в Пса...
– Кхм, не замечала. Наверное, он не в моем вкусе, Жюли!
Как, впрочем, и все остальные мужчины: еще не хватало влюбиться. Мать говорила, любить без возможности прикоснуться к любимому человеку – ужасная пытка. И глаза ее делались странными в эти моменты... Кого она вспоминала тогда? Отца Соланж, наделившего дочь этим даром-проклятием? Или кого-то еще... Жаль, она не открылась ей, не рассказала о нем.
Ведь если Соланж все-таки родилась, значит, надежда была...
«Ах, мама, мама, почему даже на смертном одре ты смолчала о главном? Знала ведь, как для меня это важно».
Несмотря на апрель, погода по-прежнему не баловала теплом: после обеда зарядил мелкий, колючий дождь, но Соланж, кутаясь в плащ, все-таки не спешила забиться под тент вместе с притихшей на время Жюли. Боялась, что та опять зарядит, как тот дождь, восторгаться их спутником и ее тюремщиком по совместительству, а этого ей хотелось меньше всего.
– Заболеете, – вдруг послышался рядом с ней мужской голос. – Идите под тент.
Она глянула вверх сквозь пелену сеющего дождя и рассмотрела голубые глаза.
– Вы теперь моя нянька? – Вскинула бровь. – Вот уж не знала.
Мужчина привычно на ее тон не среагировал, только сказал:
– Сами знаете, расхвораетесь – не понравитесь новому мужу.
– Ты о том человеке, что купил меня за сто фунтов? – осведомилась она, и обрадовалась, заметив искру удивления в глазах собеседника. – Да-да, об этой сделке мне все известно, можешь не отпираться. И везешь ты меня, как товар, чтобы сбыть с рук на руки. Что, скажешь, я ошибаюсь?
Сайлас Гримм потер щеку, и Соланж впервые заметила, какие красивые у него пальцы.
А виной всему болтушка Жюли: «И все-таки, даже вы не можете не признать, что мистер Гримм приятный мужчина!»
Она бы точно без этого наблюдения прожила.
– Меня это все не касается, – отозвался между тем Пес, – я просто выполняю приказ своего господина. А мне приказали доставить вас в Лондон по верному адресу?
