Сергей Шангин - Осень для ангела
Призраки обрадовались его появлению, ринулись поближе, закружились в хороводе, лица их осветила улыбка, и в душе Ивана Васильевича родилось неожиданное светлое чувство. Он был счастлив. Его не интересовал источник счастья, главное, что ему это все ужасно нравилось.
Каждый вечер, с предчувствием радости, Иван Васильевич выходил к своим новым друзьям, приветствовал их и делился новостями. Каждый день он отмечал, что друзей становится все больше. Потом его цепкий взгляд уловил сходство туманных образов с недавно похороненными гражданами.
Не трудно было смекнуть, что есть четкая связь между упокоившимися гражданами и привидениями, живущими на его кладбище. Связь простая и понятная — тело упокоилось, а душа осталась жить сама по себе.
Иван Васильевич не задумывался о причине, по которой души не спешили покидать место успокоения тела. По всем правилам через сорок дней после смерти человека душа должна окончательно расстаться с телом и улететь в мир иной. Но и через сорок дней большая часть душ продолжала встречать Ивана Васильевича на вечерних аллеях.
Что-то особенное, непонятное возникало в атмосфере с появлением Ивана Васильевича на вечерних аллеях. Для постороннего глаза выглядела странно та чопорность, с которой он шествовал по аллеям, раскланивался неведомо кому, помахивал рукой, отпускал воздушные поцелуи или поглаживал кого-то мелкого по голове. Для самого же Ивана Васильевича это было выходом в свет.
Он не беседовал с душами, точнее беседа носила односторонний характер, так как Иван Васильевич не мог слышать души. Тому он имел понятное и убедительное объяснение. Физически человек производит звук, прогоняя воздух через голосовые связки и управляя им языком, губами, небом.
А раз душа есть суть нематериальная, то откуда ей тот воздух взять? Нет воздуха, нет голоса, все логично. Иван Васильевич делился с душами своими мыслями о жизни и событиях в мире, рассказывал о том, что произошло в городе интересного. Ведь по большей части души были некогда уроженцами этого города.
Так и повелось с тех пор. Годы шли, души множились, но это обстоятельство Ивана Васильевича нисколько не обременяло. Неким странным образом находил он путь к каждой душе, делился с ней частичкой своей радости и получал взамен ощущение счастья.
* * *Вполне может быть, что именно по этой причине Иван Васильевич отличался редкостным психическим и уж тем более физическим здоровьем, хотя недавно разменял восьмой десяток.
С методичностью маятника швейцарских часов он каждое утро, в промежутке между приходом на работу и планеркой, совершал пробежки по аллеям кладбища, неустанно удивляя собственных работников.
Пробежки решали сразу две задачи. Во-первых, и в главных — укрепление здоровье. А во-вторых, неторопливо труся по аллеям и тропинкам, Иван Васильевич осматривал угодья, собирая факты к разбору полетов на планерке.
Каждый знал, что врать Ивану Васильевичу бессмысленно, он словам редко верил, всякое обещание проверял, всякое рукомесло лично осматривал. Чтобы не стыдно было перед родственниками усопших и, так сказать, перед самими усопшими.
Светло грустя о заводских временах, Иван Васильевич установил похожие правила и для своего нового места работы.
А чем, собственно говоря, не производство, чем оно от того же завода отличается? Немного понятия другие, заказчик чаще заплаканный, чем веселый, да продукция однообразная, как и сама работа. Но при творческом подходе, все меняется.
С приходом Ивана Васильевича на место директора правилом стали утренние планерки и совещания, рассматривались предложения по рационализации и оптимизации труда. Лучшие работники удостаивались «Доски почета», а передовики производства получали премию лично из рук Ивана Васильевича на общем собрании коллектива.
Работники втихомолку посмеивались и шутили, крутя у виска пальцем, но от премий не отказывались. Премию пропивали, желая директору долгих лет жизни и неизменности характера. А директор работал истово, словно надеясь пятилетку в четыре года выполнить.
Естественно, не выполняя план по погребениям, а неустанно улучшая бытие кладбища. В заботах и мыслях Иван Васильевич все чаще задерживался на рабочем месте допоздна. Трудно отыскать более тихое и спокойное место чем вечернее кладбище.
Редкая парочка надумает устроить романтическую прогулку между крестами и оградками, несмотря на обилие цветов и красивых памятников. Как-то к вечеру мысли нормального человека сходятся на том, что кладбище более подходит мертвецам и духам, и менее всего людям живым и здоровым.
Да и днем нельзя сказать, чтобы по аллеям кладбища прогуливались толпы отдыхающих граждан. Пройдет редкий посетитель, тихонько у могилки посидит, что нужно поправит и тишком-молчком домой отправится. Покойники народ неразговорчивый, слова им не слышны. Может мысли наши им доступны, но про то никому не ведомо.
Уединение на кладбище служит главной валютой, мерилом всех ценностей и единственно значимой важной сущностью. Право дело, кому придет в голову приставать к одинокому путнику, скорбно бредущему по кладбищенской аллее с предложением купить «этот чудный набор пластмассовых кружечек». Торгаши и мошенники не спешат на кладбище, ибо знают, что стоит им ступить туда одной ногой, как черт уцепит их и утащит целиком.
Упоминая черта в контексте мошенников, автор ни в коей мере не утверждает, что черти живут именно на кладбище. Черт может жить где угодно и человека сгубить может хоть за обеденным столом в собственном доме за семью замками. Но так уж повелось, что любит наш человек всякую чертовщину с кладбищем связывать.
Мол, где покойник, там и черт! Не ангела помянут на кладбище к ночи ближе, а именно его родимого, как средоточие всех бед этого мира. Нелогично поступают, клевещут на черта и не помышляющего ни о чем подобном. Забывают о светлых ангелах, что в заботах о душе нашей незримо летают рядом с нами при жизни и после смерти.
Но стоит ли пенять на необразованность человека в жизни потусторонней, когда и сами мы особыми познаниями в этой туманной сфере похвалиться не можем. Коли знаешь что, так и радуйся своему знанию втихомолку, не тащи другого в свою веру, не навязывай каждому свое видение мира, словно ты истинный пророк, а все прочие проходимцы и обманщики. Видишь мир не так как все, радуйся этому и соответствуй.
Различные религии по-разному трактуют сущность того мира, но все сходятся в одном, что именно там должны пребывать души, не место и не дело им оставаться в мире живых.
Как говорилось в книжках, для души бесплотной мир живых холодный и тусклый, она испытывает в нем тоску и печаль, выплескивая копящееся раздражение различными хулиганскими способами. То завоет ночью, то явится в самый неподходящий час, скорчив ужасную рожу, то пустит воду из стен или запалит старую ветошь в подвале. Чего не сделаешь, пребывая в тоске и раздражении.
Но души, многие годы живущие на кладбище Ивана Васильевича, не имели пакостных намерений, были веселы и довольны своей жизнью, радовались встречам друг с другом и со своим любимым «папочкой» Иваном Васильевичем.
Очень странно было осознавать себя «папочкой» для душ, усопшие владельцы коих были порой вдвое старше его. Но душа, расставшись с телом, чувствует себя молодой и полной сил, ей нужна лишь моральная и энергетическая поддержка, кои мы и получаем обычно от своих старших родственников.
Кладбище, опекаемое Иваном Васильевичем, представляло собой, по его философским размышлениям некое подобие того мира, куда души обычно попадают после смерти. А сам Иван Васильевич был для них тем, кто заботится о душах на том свете.
Нечто грешное промелькивает в тех размышлениях, гордыней великой попахивает, уподоблению себя, человека смертного и грешного, безгрешной сути отца нашего вечного. Но ни в коем разе нельзя того сказать про Ивана Васильевича. Богом он себя не считал и прав на души с ним соседствующие не заявлял. Ему было приятно их соседство и души платили ему тем же.
Хорошо здесь было, душевно, если удобно употреблять подобные эпитеты в отношении места, где хоронят мертвых сограждан. Но хорошо или плохо может сказать лишь тот, кто подолгу пребывает в каком-либо месте. И раз Ивану Васильевичу было хорошо на кладбище, значит, и мы можем с чистой совестью сказать, что все на кладбище было хорошо.
* * *События, описанные в этой книге, произошли, как и положено всякой чертовщине в ночь с четверга на пятницу тринадцатого числа. Небо заволокли черные тучи, луна скрыла свой светлый лик, над городом разразилась страшная гроза.
Молнии раз за разом ударяли в землю, сотрясая все вокруг ужасающим громом. Казалось, бог за что-то решил наказать город и горожан, напомнить о бренности жизни, заставить грешников усомниться в правильности своего пути.
