Читай меня вслух. Том 1 - Юркина Евгения

Они разбрелись в разные стороны большого города. И едва расставшись с Лешей, Катя почувствовала невыносимую грусть. Она села в заполненный автобус и отправилась домой, увозя свое одиночество с собой.

Гулкое эхо шагов. Звон ключей. Лязг дверного замка. Мяуканье кошки. Шуршание одежды, падающей на пол. Скрип старого паркета. Щелчок кнопки. Гул включившегося процессора. Нервный стук клавиатуры, сопровождающий набор текста. Каждый звук казался ей оглушающим.

– Ник, я требую объяснений! Немедленно расскажи мне всю правду! Я проехала за день четыреста километров! Неужели все это для того, чтобы стать посмешищем? Ты с самого начала задумывал так меня провести или это со злости из-за мнимой ревности? Я хочу получить внятное объяснение.

Катя остановилась. От напряжения у нее устали руки. Она потерла ладони, точно хотела согреть их. Каждая царапина отозвалась ноющей болью.

Долго ей не отвечали, испытывая терпение, но Катя упрямо сидела перед монитором, вглядываясь в мерцающие пиксели. От этой однообразной картинки начала кружиться голова.

– Ты считаешь меня вруном? – появилось на экране спустя четверть часа ожиданий. – Но я не соврал тебе ни строчки.

– Ты обещал мне встречу!

– Я лишь сказал, что очень этого хочу, – ответил Ник. – Как я могу обещать тебе такие вещи, будучи всего лишь книжным персонажем? Ты хотела перемен, и я рассказал, как их достичь. Ты пересмотрела столько вещей в своей жизни, ты познакомилась со столькими людьми, ты съездила в родной город, и наконец ты встретилась с человеком, который был моим прототипом!

– Каким еще прототипом?

– А как же друг детства? Человек, играющий на гитаре, обладающий прекрасным тембром, да к тому же голубоглазый… Все, что ты знала о нем, каким помнила, ты вложила в меня. Поэтому я подумал, что раз наша встреча с тобой невозможна, то ты будешь рада увидеть человека, чей образ все эти годы берегла и домысливала.

– Чушь! Мне нужен ты! – в отчаянии написала Катя. Слезы стояли в ее глазах, читать послания Ника было очень сложно.

– Меня? Но я же не умею петь!

– А я напишу, что ты учишься.

– И к тому же настоящий обманщик!

– Я напишу, что ты выглядишь очень милым, когда врешь!

– Ты ненормальная.

– А я напишу, что тебе нравятся сумасшедшие девушки.

– Ты неисправима! – сдался он.

– Хватит спорить. Ник, я устала гоняться за твоим призраком, выполнять глупые задания, колесить по городу в поисках подсказок… Ты играешь со мной, точно это я персонаж твоей книги. Но мне хочется жить, а не играть.

Ей стало легче от высказанных слов. Она шумно выдохнула и закрыла глаза в попытке успокоиться.

– Думаешь, так легко выйти за пределы книжных страниц? Если бы я мог, то уже сделал бы это! Когда ты плакала – чтобы утешить тебя. Когда ты была в опасности – чтобы защитить. Когда ты радовалась – чтобы разделить это счастье с тобой.

– Раз ты не можешь этого сделать, то просто не обещай, – жестко ответила Катя. Признания, которые она так ждала от него, сейчас ничуть ее не тронули. Ник был прав – ценность слов определяется временем.

– Ты можешь считать меня кем угодно: лжецом, пустословом или трусом. Можешь даже написать об этом в своем романе.

– Обязательно учту твои пожелания, – злясь, написала она.

Больше Ник ничего не ответил. Окажись он рядом, обидеться на него было бы проще: строго посмотреть ему в глаза, расплакаться, накричать, хлопнуть дверью… Но что она могла сделать на самом деле? Написать ему: «Ты причиняешь мне боль», – а потом стереть это, решив, что Ник потерял интерес к ее глупому нытью.

Катя решила принять душ, чтобы смыть с себя грязь и усталость сегодняшнего дня. Поездка далась ей нелегко. В горле снова першило, на ноге расплылся синяк, ладони ныли от заноз и царапин. Казалось, что болит все тело. Вот к чему привели ее отчаянные попытки угнаться за несуществующим Ником…

Засыпая, она дала себе слово прекратить эту бессмысленную игру.

Глава 19

Конец игре

Снег хрустел под ногами. Вереница следов на белоснежном полотне тянулась за Катей. Она любила ходить по свежему снегу, нарушая его безукоризненную чистоту и представляя себя художником, который красками вдыхал жизнь в пустой лист бумаги.

Снег сравнял городской ландшафт: тротуар был неотличим от дороги, а пригорок вполне мог притвориться сугробом. По шоссе медленно ползли машины, взрывая колесами снежное полотно. На остановке была только она – никто не нарушал ее уединение. В задумчивости Катя жевала губу, воображая предстоящий разговор. В пустом рюкзаке болтался конверт без марок – псевдописьмо баб Тане.

Во время бессонницы Катя раздумывала о посылке и адресате, которому было не суждено получить ее. И хотя она вовсе не знала этой женщины, новость о ее смерти не отпускала. Катя лежала, уставившись в потолок, и размышляла о том, какой была эта женщина, какие эмоции озарили бы ее лицо, получи она весточку от давней подруги. А вдруг и Катин отец хранит где-то в дальнем ящике стола подарок для нее, так и не решившись отправить? Вдруг рядом с ним просто не оказалось нужного человека? Вдруг и она, Катя, тоже никогда не получит предназначенной для нее посылки из-за какой-то мелочи? Эти тысячи «вдруг» тоже были просто фантазией. Они сохраняли надежду там, где не осталось ничего кроме.

Катя плакала и по незнакомой старушке, и по своему отцу, и по другу, потерянному во времени, и от бессилия. Хлюпая носом, она встала с дивана, нашарила в темноте желтый сверток и зажгла лампу. Ей стало любопытно, что скрывается под оберточной бумагой. Осторожно надорвав край, она поддела ногтем склеенный уголок. Под бумагой оказалась вязаная шаль с кисточками – черная, украшенная по краю изящными красными цветами. От нее пахло пылью и чем-то сладковатым, напомнившим Кате о клубничном варенье, которым баб Таня угощала ее за чаепитием. В ту же секунду ее посетила сумасшедшая идея. Еще из детских сказок она уяснила, что быть гонцом, приносящим плохие вести, – дело незавидное.

Когда обстоятельства оказывались сильнее, Катя воображала другие. Вооружившись листом бумаги и ручкой, она написала короткое послание для баб Тани – вымышленное, но должное принести успокоение. С этим письмом Катя и отправилась на окраину города, где высотки беспощадно пожирали частные домики.

Дорога была уже знакома, поэтому она быстро добралась до нужной улицы. Маленький дом баб Тани, накрытый снежной шапкой, вовсе потерялся в этом пейзаже.

Катя постучала в калитку, собака глухо гавкнула из будки и замолкла. Пришлось постучать сильнее, так, что хлипкая калитка заболталась на петлях, как осенний лист на ветру. Спустя пару минут на крыльце появилась баб Таня, укутанная во что-то вязаное. Узнав гостью, она замахала рукой, приглашая войти. Катя проскользнула в калитку, пересекла дворик перед домом и взбежала по ступенькам. Баб Таня улыбалась, умножая свои морщинки на два. Утопая в вязаном пледе, она казалась совсем маленькой и слабой.

Они поприветствовали друг друга и прошли в дом, где было едва ли теплее, нежели на улице. Опережая вопросы, баб Таня рассказала о старых окнах и треснутом стекле, но в ее словах не было жалобы или упрека – скорее, непринужденность, точно так и полагалось. На входе Кате выдали шерстяные носки, заменившие тапки, и предложили мохеровую кофту, которая согревала, но в отместку ужасно кололась.

За чашкой чая Катя рассказала о том, как съездила на малую родину, умолчав о том, что старый дом, снимок которого так берегла старушка, обветшал и мог рухнуть в любую минуту. Наплела она и о том, как вручала подарок, как Степановна, немощная, но не потерявшая былого вкуса к жизни, примеряла шаль, крутясь перед зеркалом, как кокетливая модница. Кате не составило труда сочинить историю на ходу. Она была выдумщицей, но не лгуньей – так ей хотелось думать. Есть правда, которая никому не нужна. И, наблюдая, с каким упоением баб Таня слушает ее рассказ, Катя убеждалась в своем мнении. Когда же она достала письмо, старушка всплеснула руками и радостно заулыбалась.