Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

— Послание! — потребовал Холмс. — Полагаю, оно пришло в письменном виде. Позволите на него взглянуть?

Администратор достал из внутреннего кармана листок с вензелями принца, подписанный личным секретарем его королевского высочества. Датированное седьмым июля письмо казалось любезным и предельно ясным. Холмс безразлично кивнул, а когда подоспела полиция, незаметно спрятал записку в карман. Инспектор Стэнли Хопкинс без промедлений отреагировал на вызов, доставленный ему на кебе служащим Сент-Джеймс-Холла.

— Инспектор, ситуация весьма непростая, — отметил Холмс. — Совершено два убийства, мотив первого объясняется вторым, но мотив второго пока абсолютно неясен. Успеха вам в расследовании!

— Вы не станете нам помогать, мистер Холмс? — осведомился смышленый молодой инспектор.

Холмс покачал головой.

— Я, как всегда, лукавлю, мой дорогой Ватсон, — признался Холмс в кебе, увозившем нас на Бейкер-стрит. — Это дело интересует меня, и даже очень. Стэнли Хопкинс, Стэнли Хопкинс… — задумчиво проговорил он. — Фамилия как у моего бывшего преподавателя. Сразу вспоминается юность в Стоунихерсте, где греческому меня учил молодой священник с умом дивной остроты. Звали его Джерард Мэнли Хопкинс. — Шерлок ухмыльнулся. — В бытность грибом-навозником[10] я то и дело получал от него на орехи. Нет, из молодых ворон[11] он был самым нормальным — делился кричащим пирогом[12] на агоре,[13] в отличие от своих коллег, брюзгливых джебби,[14] к нам на олифе[15] не подкрадывался.

— Ну и жаргон у вас, Холмс! Я ни слова не понял.

— Лучшие дни моей жизни! — мрачновато вздохнул он.

За ранним ужином, состоявшим из холодного омара и куриного салата, которые мы запивали белым охлажденным бургундским превосходного качества, Холмс проявил живейший интерес к убийству иностранного подданного на английской земле, точнее в лондонском концертном зале. Он протянул мне якобы королевское послание и спросил мое мнение. Я тщательно изучил записку.

— По-моему, все в полном порядке. Протокол соблюден, формулировка обычная. Но администратора и его подчиненных обманули. Следовательно, кто-то украл бумагу с вензелями принца.

— Превосходно, Ватсон! А теперь сделайте милость, взгляните на дату.

— Дата сегодняшняя.

— Верно, однако цифра семь написана не совсем привычным способом.

— Ах да, вижу. Мы, англичане, поперечную черту на семерке не ставим. Это континентальная семерка.

— Именно! Записку написал француз, итальянец или, скорее всего, испанец, имеющий доступ к письменным принадлежностям его высочества. Сам язык и формулировка, которую вы отметили, безупречны, а вот подпись не английская — здесь мошенник допустил оплошность. Писчую бумагу мог раздобыть человек влиятельный и вхожий в покои его высочества или достаточно бессовестный, чтобы украсть у него чистый лист с вензелями. Способ написания буквы «Е» в подписи говорит об испанском следе. Разумеется, все может быть иначе, но я уже почти не сомневаюсь: убийца — испанец.

— Горячая кровь заставила испанского супруга мстить без страха и упрека, — предположил я.

— По-моему, мотив здесь не бытовой. Вы заметили, как я расстегнул воротник убитого, и с бесцеремонностью профессионала указали, что все напрасно. Увы, Ватсон, вы не поняли мой замысел. — Холмс уже раскурил трубку, а теперь взял карандаш и нарисовал на скатерти непонятный знак. — Когда-нибудь видели такое? — спросил он, выпустив колечко дыма.

Я уставился на его каракули. Больше всего это походило на примитивное изображение птицы с расправленными крыльями, сидящей на вертикальных палках-штрихах, отдаленно напоминающих гнездо. Я покачал головой.

— Ватсон, это феникс, поглощенный пламенем и возрождающийся из пепла, а еще символ каталонских сепаратистов. Они республиканцы, анархисты и ненавидят централизованный контроль кастильской монархии. Этот символ вытатуирован рядом с шейным позвонком убитого. Очевидно, он был активным членом тайной группировки.

— Почему вы стали его искать? — полюбопытствовал я.

— В Танжере я случайно познакомился с испанцем, который яростно поносил монархию, изгнавшую его с родины. Вытирая пот, он без утайки показал мне точно такую же татуировку на груди.

— Хотите сказать, он был без одежды? — удивился я. — Или, как говорят французы, en deshabille?

— Ватсон, дело было в опиумной курильне Касбы, — спокойно ответил Холмс. — Там правила этикета не действуют. Тот испанец упомянул, что чаще символ верности Каталонской республике наносят в области шеи, но он выбрал грудь, дабы видеть его почаще и помнить значение. С тех пор как объявили о визите юного испанского короля, я гадал, не просочились ли в Лондон каталонские сепаратисты. Потому и осмотрел шею убитого, надеясь узнать о его политической принадлежности.

— Значит, этот молодой испанец, якобы преданный музыке, намеревался убить ни в чем не повинного Альфонса Тринадцатого? Очевидно, разведка мадридского двора сработала быстро, хоть и незаконно. Сторонники мира в Европе должны быть благодарны за то, что потенциального убийцу уничтожили.

— А бедный старый солдат, который охранял дверь? — напомнил Холмс. Его глаза так и буравили меня сквозь густой табачный дым. — Ватсон, любое убийство является преступлением.

Он стал напевать мелодию, смутно мне знакомую, и продолжал мурлыкать себе под нос, пока не объявили о приходе Стэнли Хопкинса.

— Ватсон, я его ждал, — сказал Холмс, а когда молодой инспектор вошел в гостиную, мой друг неожиданно продекламировал:

Давно меня мечты туда стремили,Где нескончаема весенняя пора,В поля, где злобы нет, где не шумятветра —Лишь тихое благоуханье лили.[16]

Глаза Стэнли Хопкинса округлились. У меня они стали бы такой же формы, если бы я не привык давным-давно к чудачествам Холмса.

Прежде чем потрясенный инспектор смог что-то вымолвить, заговорил Холмс:

— Ну как, вы вернулись к нам с победой?

Бедный Хопкинс не выглядел победителем. Он вручил моему другу листок, исписанный фиолетовыми чернилами.

— Вот, мистер Холмс, это мы нашли у убитого. Написано по-испански, этим языком ни я, ни мои коллеги не владеем. А вы, похоже, хорошо его знаете. Буду очень благодарен, если поможете с переводом.

Холмс с интересом прочел текст на обеих сторонах листка.

— Ах, Ватсон, — наконец проговорил он, — не возьму в толк, упрощается дело или, наоборот, усложняется. Письмо написал отец убитого. Он умоляет сына порвать с республиканцами и анархистами и посвятить себя искусству. Говоря напыщенным языком, отец искушает его своим завещанием. Мол, без веры в объединенную Испанию ни один его потомок не может рассчитывать на наследство. Судя по всему, отец неизлечимо болен и грозит проклясть на смертном одре своего бескомпромиссного отпрыска. Очень по-испански, на мой взгляд. В каждой фразе мелодрама, а отдельные даже ритмом напоминают оперные арии. Француза Бизе бы сюда, чтобы положить их на музыку.

— Возможно, молодой человек объявил о разрыве с сепаратистами, но обладал информацией, которую решил обнародовать или передать заинтересованным лицам. Его жестоко убили, не позволив осуществить планы.

— Великолепно, Ватсон! — сказал Холмс.

Я аж порозовел от радости: на похвалу, не приправленную сарказмом, он был очень скуп.

— Человек, безжалостно убивший двоих, вряд ли остановится. Какие меры предприняли власти для безопасности коронованных испанских гостей? — спросил Холмс молодого Хопкинса.

— Как вам наверняка известно, они прибывают сегодня последним пакетботом из Булони. В Фолкстоне их сразу посадят на специальный поезд, а по приезде сюда поселят в испанском посольстве. Завтра запланирована поездка в Виндзор, днем позже — ланч с премьер-министром. Для высоких гостей прозвучит опера «Гондольеры» сэра Гилберта и сэра Салливана…

— В которой высмеивается испанская знать, — напомнил Холмс. — Впрочем, неважно. Вы огласили маршрут и программу гостей, а о мерах безопасности не обмолвились.

— Я как раз подхожу к этому. Скотланд-Ярд будет в полном составе присутствовать на всех мероприятиях, а на стратегически важных направлениях расставят вооруженных людей в штатском. Полагаю, беспокоиться не о чем.

— Очень надеюсь, что вы правы, инспектор.

— Члены испанской королевской семьи покинут Англию на четвертый день. Их пакетбот Дувр — Кале отходит в час двадцать пять. И в порт, и на пароход направят усиленные отряды полиции. Министр внутренних дел осознает, как важна охрана августейших особ, поэтому предприняты повышенные меры безопасности, особенно после досадного инцидента в Хрустальном дворце, когда злоумышленники подставили ножку русскому царю.