Князь Немертвый (СИ) - Зарецкая Рацлава
— Спасибо, — сказал он мне, накрыв мою ладонь своей. — Так меня еще никто не спасал.
— Да уж, под юбкой у девицы брат еще не бывал, — рассмеялся Борис. — Как тебе, кстати?
— С удовольствием бы повторил, — улыбаясь от уха до уха, воскликнул Глеб.
— Зараза! — в сердцах произнесла я, ударив князя локтем в бочину.
Тот охнул и согнулся пополам, а Борис, Генрих и Данияр весело засмеялись. Когда веселый смех затих, Глеб выпрямился и уже серьезно сказал:
— А теперь пусть кто-то один объяснит мне, что вообще произошло.
* * *Так как нашего дома больше не было, мы вернулись в управу, где потратили целый день на то, чтобы зализать раны, рассказать князю о Лиззи и Ордене, а также придумать, что делать дальше.
Бориса, разумеется, никто больше не обвинял. Он подробно рассказал о своей жизни и о том, как он все это время вел охоту на Орден. Вдохновленный его историей, Игнат вызвался помогать ему в этом непростом деле.
Узнав о Лиззи, Глеб лишь хмыкнул и сказал:
— Бог ей судья.
Удивительно, но я как-то разом перестала ею интересоваться. Будто ее предательство разом стерла все те счастливые голы, что мы провели вместе, живя бок о бок.
Мне осталось лишь рассказать князю о том, кто я такая, но я не спешила этого делать, потому что слишком многое произошло в последнее время, и я не хотела добавлять ко всему прочему еще и новость о том, что я и есть та ведьма, которую он когда-то боялся и презирал. Хотя, возможно, я просто боялась, что после этого он будет относиться ко мне по-другому.
Оставаться в Туле нам уже не хотелось, поэтому, когда Борис предложил нам поехать с ним в Москву, мы с Глебом согласились.
— Москва — хороший город, — кивнул князь. — Я не жил там более ста лет.
— Вот теперь поживешь, — улыбнулся Борис, положив руку брату на плечи.
Между ними постепенно налаживались отношения, и я была уверена, что в Москве они снова станут настоящими братьями, как когда-то давно.
Генрих с нами ехать не захотел. Предательство Лиззи тоже оставило отпечаток на его душе, поэтому он решил немного попутешествовать.
— Знаю я твое «немного», — недовольно заметил Глеб. — Снова лет на десять пропадешь.
Генрих улыбнулся от уха до уха.
— Обещаю, что всего на пять! Я же по вам соскучусь!
— Скучать он будет, — передразнил его князь, на что Генрих весело рассмеялся и кинулся его обнимать. — Ты же понимаешь, что мне неприятно?! — пробормотал Глеб, тщетно пытаясь отстранить от себя Генриха.
— Понимаю! Но я думал, что мы умрем там, на Лысой горе, так что молчи и терпи.
С Данияром нам прощаться не понадобилось. Он, как преданный пес, отправился с нами в Москву.
Мы обосновались на улице Пречистенка, на которой стояли красивые усадьбы аристократов. Каждый вечер я брала Глеба под руку, и мы выходили с ним на прогулку.
В одну из таких прогулок я набралась храбрости и рассказала Глебу о том, как оберег показал мне мою прошлую жизнь, и как Борис подтвердил, что я действительно была Веленой.
Вопреки моим опасениям, Глеб никак не изменился после услышанного. Он даже особенно не удивился и тихо признался:
— После встречи с Веленой… с тобой на именинах брата мне приснился сон, как я спас тебя от волка. Я давно забыл об этом и был озадачен тем, что мне вдруг это приснилось.
— Наверное, судьба намекала тебе, что перед тобой та самая девушка, а ты её так боялся, что не понял этого, — усмехнулась я.
— Я не говорил тебе, но и дня не проходит, чтобы я не думал об этом и не корил себя, — с легкой грустью в голосе сказал Глеб. — Можно подумать, подо мной земля разверзлась бы, если бы я не был с ней чуть добрее.
Я ласково погладила его ладонь, любуясь изящными длинными пальцами.
— Теперь тебе предстоит долго заглаживать свою вину, выполняя мои желания.
— Да уж, кажется, я серьёзно влип, — улыбнулся князь, — ведь твоей смертью дело не закончится. Ты снова родишься, я найду тебя, и будут опять исполнять твои желания. И так до скончания веков.
— А что, мне нравится, — довольно хихикнула я. — А тебе?
— Мне тоже, — кивнул князь.
— Только попробуй не искать меня! — делано серьёзно сказала я. — Иначе наложу на тебя ещё более страшное проклятие!
Глеб методично рассмеялся, обнял меня за талию и поцеловал в щеку.
— Как я могу не искать женщину, которую я люблю больше жизни?
— Любишь больше жизни, — повторила я, будто пробуя его сладкие слова на вкус.
— Люблю больше жизни, — кивнул Глеб, подтверждая сказанное.
Он говорил мне слова любви каждую нашу прогулку, которую мы совершали каждый день. Сначала прохожие принимали нас за мужа и жену, затем за мать и сына, а потом за бабушку и внука. За все эти годы ни у меня, ни у Глеба и в мыслях не возникло обратить меня в вампира. Он знал, что я никогда не попрошу о подобном, а я знала, что он никогда этого не сделает.
— Мне все равно, как ты выглядишь и сколько тебе лет, — неизменно говорил Глеб. — Для меня ты навсегда останешься восемнадцатилетней Софьей в сине-голубом платье.
Эпилог
Князь жил.
Жил, несмотря ни на что.
Жил, ожидая ту, которая стала его миром, который все это время не стоял в стороне и стремительно менялся.
За двести лет произошло многое. Ночью в больших городах стало почти так же светло, как и днем. Технологии вышли на такой уровень, о котором Глеб даже представить никогда не мог.
Медицина тоже шагнула далеко вперёд. Для людей изобрели искусственные части тела, и запросто меняли одни органы на другие.
Вампирам тоже повезло — была разработана сыворотка, которая позволяла ходить под солнцем целый день, не опасаясь за свою жизнь.
Генрих теперь пропадал гораздо чаще, проводя много времени на солнечных морских курортах. Данияр же, как и всегда, был рядом с князем.
Из Москвы они перебрались в Екатеринбург, а оттуда — в Питер. Однако пару лет назад Глеб решил вернуться Тулу, потому что увидел странный сон, в котором он спас темноволосую девушку от волков на Воздвиженской улице, неподалеку от храма с одноименным названием.
— Это ведь явно не она, раз волосы тёмные, — заметил Данияр. — Зачем из-за этого возвращаться в Тулу?
— Я соскучился, — ответил князь, рассматривая изменившиеся улицы города, который стал для него особенным и в кокой-то мере даже родным.
— Здесь теперь все иначе.
Глеб опустил стекло машины, которую вёл Данияр, и вдохнул запах прохладного майского утра.
Как и Москва, Тула претерпела многочисленные изменения, связанные со стремительным прогрессом, однако, в отличие от столицы, она все еще оставалась достаточно спокойной, уютной и нетягостной. Не сравнить, кончено же, с величественным Санкт-Петербургом, но сюда его тянула какая-то неведомая сила. Примерно такая же давным-давно завела его в тот барский дом, где он нашел маленькую Софью.
— Останови здесь, на Крестовоздвиженской, — попросил Глеб Данияра.
— Думаешь, сон в руку?
— Кто знает…
Данияр послушно остановил машину. Глеб вышел из салона и, закинув пиджак из черной джинсы за спину, медленно зашагал к фонтану в центре площади, которая раньше была торговой и называлась Жигалинской. Рядом стоял красивейший в городе храм Воздвижения Креста Господня, который, к сожалению, в тридцатых годах двадцатого века снесли большевики.
Теперь же это была аккуратная площадь с фонтаном, молодыми деревцами, фонарями и скамейками. Плавные дорожки вели к новой набережной и кремлю.
Глеб занял свободную скамейку и украдкой принялся наблюдать за сидящей рядом супружеской парой, жалея, что они с Софьей были лишены подобного удовольствия — состариться вместе.
— Где же ты? — прошептал Глеб, глядя на шелестящие ветви деревьев с молодыми побегами. — Когда я, наконец, смогу увидеть тебя?
В задумчивости он коснулся груди и подцепил пальцами висящий на ней оберег — самое ценное, что осталось от его возлюбленной.
