А. Смолин, ведьмак. Цикл (СИ) - Васильев Андрей Александрович
— Ну чего, хозяин? — Родька глянул на меня. — Начнем?
— Давай, — решился я. — Чего тянуть?
Я положил перед собой листок, на который заранее выписал последовательность действий.
— Сначала берем листья росянки и копытень, по одной мере, — я поместил на чашку весов узловатые кусочки листьев из пакетика с надписью «Росянка». — Вроде, то что надо, одна мера.
Сколько грамм в мере, я знал, про это было написано в книге, причем сразу в нескольких местах. Одна из записей принадлежала Захару Петровичу, потому сомнений в ее верности не было.
— Вот, — листья отправились в плошку. — Теперь копытень.
Родька сноровисто ухватил пестик и ловко начал им орудовать, превращая росянку в порошок.
— Это моя работа, — заявил он мне. — Ты, хозяин, свое дело делай, а я — свое буду.
Процесс взвешивания трав оказался на удивление увлекательным. Мне вообще нравилось происходящее, то, что я делаю и та ловкость, с которой Родька превращал компоненты в некую единую бурую смесь. А самое главное — мне теперь на самом деле очень хотелось, чтобы из этого многого разного получилось то одно необычное, во что я еще совсем недавно и поверить не мог.
— Теперь — огонь, — заявил Родька, когда все травы оказались в плошке и были растерты. — И вода. Только вода нужна чистая, лучше всего ключевая.
— Про это тут не написано, — заметил я, ткнув пальцем в листок. — В смысле, про качество воды.
— А что про это писать? — изумился мой помощник. — И так ясно — текучая вода нужна, не стоялая.
— Текучая, — я посмотрел на кран с сомнением. — Ну не знаю.
Текучая-то она оттуда текучая, да вот только примесей в ней столько, что ее саму за зелье принять можно.
Подумав еще немного, я все-таки решил не мудрить и достал из холодильника поллитровку бутилированной воды. Не факт, что и ее не из-под того же самого крана набрали, но все-таки лучше сделаю так.
Вылив ее в котелок, который шел в комплекте со спиртовкой, я подумал еще немного и набрал в большую кастрюлю воды, поставив ее рядом. Мало ли, все-таки открытый огонь, если что, будет, чем его залить. Надо соблюдать правила противопожарной безопасности.
Минут через десять вода в котелке забулькала, и Родька сказал:
— Пора сыпать. Только не забудь — размешивать противосолонь, как в бумаге написано. И слова не забудь произнести.
— Помню, — одной рукой я взял плошку, другой деревянную лопаточку и начал сыпать смесь в кипящую воду, помешивая ее против часовой стрелки и приговаривая: — Травы в воду, змея под пень, птица в небо, червь в землю, всякому свое место.
Скорее всего, со стороны это смотрелось смешно, если не сказать — дико. Но я почему-то об этом совершенно не думал. Меня окончательно захватил процесс.
— Ждем, — сообщил мне Родька, когда вся смесь оказалась в котелке.
— Может, еще помешать? — спросил я у него, заметив, что часть травы всплыла наверх.
— Там написано, что надо помешивать? — строго спросил у меня он.
— Нет.
— Вот и не лезь, — погрозил мне лапой мой помощник. — Тут все надо делать по писаному, как заповедано.
Зелье кипело, мы ждали.
Не знаю, о чем думал Родька, я же разрывался между двумя огнями. Привычный прагматизм говорил мне, что все это антинаучно и ничего не выйдет, а надежда шептала, что всякое в жизни бывает.
Минут через сорок на поверхности котелка появился огромный зеленоватый пузырь, и я даже подпрыгнул от неожиданности. Ну да, я верил, что все удастся, но получить подтверждение этому все равно было удивительно. Все шло так, как писал Митрий. Пузырь этот должен набухнуть, впитав в себя чуть ли не всю воду из котелка, а после лопнуть, образовав воронку. В тот момент, пока воронка кружится, надо прочесть наговор, громко и четко. Причем надо успеть это сделать до того, как она рассосется. Если не успеешь — то все, пиши пропало. А если успеешь, то тогда…
Пузырь набухал на глазах, внутри его металась зеленая кипящая вода, смотрелось это завораживающе.
Хлоп — и пузырь взорвался, вода на секунду осела, а после в центре котелка закружился небольшой водоворот, который становился все больше и больше.
— Небо да земля, день да ночь, луна да солнце, к вам обращаюсь, — громко произнес я, глядя в листок, который был у меня в руке. — Пусть дева эта только меня видит, только меня слышит…
Текст был не короткий, но я все-таки успел произнести его до того, как водоворот коснулся стенок котелка и пропал, будто его и не было.
— Александр, ты чего творишь! — из-за холодильника выскочил Вавила Силыч. — А? Тут — да наговоры произносить! Это дом жилой, улучшенной планировки, а не ведьмовская изба!
— Орал громко, да? — извиняющимся тоном произнес я.
— При чем тут это? — Вавила Силыч влез на табурет и уставился на стол. — Ори или шепчи — мне все едино. Я же подъездный, такие вещи не слышу, а чую.
— То есть — я на самом деле сумел наложить наговор на зелье? — осознал я сказанное и уставился на него.
— Выходит, да, — подтвердил подъезный. — Ох ты! А я-то сразу и не смекнул, что к чему. Почуял — да и к тебе. А тут оно вот что!
— Вроде все, — подал голос Родька. — Хозяин, там же написано было, что поверхность станет ровно серебро цветом?
— Ага, — подтвердил я и глянул в бумажку. — Потом она закипит, тут же успокоится, вода посветлеет, и на дно опустятся несколько белых… Там непонятное слово, но чего-то опустится, и оно будет белое. Это и есть наша цель.
Как только я это произнес, гладкая блестящая поверхность получившегося варева на секунду покрылась белой пеной, такой, будто в нее карбид бросили, потом она опала, и я увидел сквозь воду, ставшую прозрачной как слеза, как на дно котелка медленно и плавно опустилось пять белоснежных миниатюрных кристалликов.
Глава тринадцатая
Врать не стану — в этот момент я ощутил себя то ли Менделеевым, то ли Верховным Алхимиком Всея Руси. Просто у меня даже в школе на уроках химии, когда на «лабораторных» опыты ставили, сроду ничего не получалось, а тут — на тебе. Это вам не какой-нибудь гидролиз, прости господи, а любовное зелье. По сути — практическая магия.
Хотя тут надо оговориться — только с определённой долей вероятности у меня получилось любовное зелье. Со стопроцентной гарантией я этого утверждать не могу. Может, это не оно, может, это вообще какой-нибудь хлорид натрия.
Кристаллики лежали на дне котелка, мы трое смотрели на них.
— Хозяин, доставай, — сказал мне Родька. — Это ты должен сделать. Кто зелье варит, тот его и разливает, так с давних пор заведено. Ну или из котла вынимает. Оно должно запомнить тепло рук создателя, чтобы войти в полную силу.
— Нелогично, — возразил ему я. — Ну тут ладно, тут кристаллы. А если разливать — так тепло рук половник помнить будет, а не зелье. Прямо так и скажи — не хочу лапы в котелок совать. Опасаюсь.
— Кто, я? — вытаращил глаза-пуговки Родька. — Да я ничего не опасаюсь, после этой…
И он поглядел на духовку, которую теперь числил в личных врагах.
— Я тоже про такое слышал, — поддержал его Вавила Силыч. — Зелья вообще штука такая, особая. Там много разных условностей. Это тебе не порчу навести, там как раз все просто. А тут — нет.
Да знаю я про это. Прочел уже. Так, кобенюсь из принципа, потому что немного не по себе.
Я снова посмотрел на кристаллы, лежащие на дне. Ну что, надо так надо, хотя совать туда руку было и страшновато. По сути, самым простым способом было бы слить воду, да и все. Но про это в рецепте слова не было сказано. Напротив, там значилось, что следовало запустить конечность в воду, которая, по утверждению Митрия, будет «холодной, ровно лед по зиме», и достать оттуда результат трудов. Мало того — именно в этот момент, когда кристаллики уже будут в моей руке, но еще не покинут котел, мне надо назвать слово. Митрий присвоил ему название «заветное». Я бы сказал проще — «активатор». Это же слово надо будет произнести, когда потенциальная жертва зелья употребит его внутрь, и именно тогда оно и начнет действовать. Как по мне — очень разумно придумано. В духе нашего времени, хочу заметить. Еще раз подчеркну — этот Митрий был не промах, соображал, что к чему.
