Барбара Хэмбли - Кровавые девы
— Нет, — умоляюще произнесла Женя. — Нет, вы врете…
— Зачем мне врать?
— Может быть, вы — демон. Один из тех, о ком нам рассказывала мадам… кого мы должны будем победить, когда придет наш день…
Лидия положила руки девушке на плечи и заглянула в ее блестящие, полные слез глаза:
— Думаешь, она говорила вам правду?
В ответ та лишь всхлипнула и отвернулась.
— Женя, послушай. Двое птенцов сбежали от мадам Эренберг, один в прошлом году, второй примерно неделю назад. Она ничего им не рассказывала, а сами они не знали, что надо прятаться от солнца. Одна из них заснула на чердаке на Малом Сампсониевском…
Девушка уставилась на нее круглыми от ужаса глазами, в которых читались потрясение и безысходность.
— Девочка на чердаке… та девочка, которая сгорела…
— Ты слышала об этом?
В ответ в нее вцепились холодные руки, в которых отчаяние пробудило первые признаки чудовищной вампирской силы.
— Думаю, она была одной из вас, — сказала Лидия. — Идем, я провожу тебя вниз.
Она провела девочку в кухню и открыла узкую дверь, к которой вело несколько ступеней.
— Это чулан, не слишком большой, но днем ты сможешь там спрятаться. Завтра… сегодня, — поправилась она, осознав, что полночь давно миновала. — Я…
Она осеклась. Стоило ей посмотреть в эти испуганные глаза — и слова словно застревали в глотке. Что, во имя всего святого, она СМОЖЕТ сделать?
Нужно поговорить с Джейми.
Нужно поговорить с Симоном.
Нужно придумать, как помочь этому несчастному ребенку…
Может ли вампир навсегда остаться невинным? Она вспомнила, как во время их совместного с Исидро путешествия, на протяжении которого он воздерживался от убийств, угасали его силы — власть над снами, умение искажать и притуплять чужое восприятие, даже возможность скрывать от окружающих свою настоящую, такую необычную внешность — все то, что без чего вампир не может ни защищаться, ни охотиться.
Возможно, лишь благодаря бессчетным убийствам, совершаемым на протяжении веков, Симон — который был старейшим из известных ей вампиров — мог бодрствовать чуть дольше, прежде чем погрузиться в подобный смерти дневной сон? Или выдержать несколько мгновений в свете едва пробуждающегося нового дня?
Как-то он сказал ей, что недавно созданные птенцы очень слабы. Большинство из них, даже те, кому нравится охотиться, погибают в первые пятьдесят лет своего существования.
Женя заглянула со ступеней в темный дверной проем и прижала руку к губам, как боязливый ребенок:
— На могилу похоже.
— Потом я найду тебе другое место, — пообещала Лидия.
Разумовский вернется послезавтра. Может ли она довериться ему? Что, если он станет задавать вопросы?
Она не знала.
Когда они поднялись по ступеням, Евгения вдруг спросила:
— А можно позвать священника?
Лидия содрогнулась от одной мысли об этом. Привести священника, чтобы он утешил эту несчастную девочку, значило бы подписать ему смертный приговор. Если петербургские вампиры — когда там они уезжают на лето? — прознают, что людям известно об их существовании… Оставляя Женю во флигеле, она понимала, что подвергает слуг — да и себя саму, — огромной опасности.
Надо поговорить с Джейми…
Последнее письмо от него пришло три дня назад. Где-то внутри она ощутила всплеск паники и машинально отметила, что тревога вызывает выброс адреналина, потом посмотрела на часы, чтобы замерить длительность ощущения…
Вернувшись в гостиную, она поворошила угли в печи, чтобы снова развести огонь. Если уж на то пошло, священник вряд ли поможет Евгении — скорее уж, сделает ее еще более несчастной, если отшатнется от нее и подтвердит, что она и в самом деле проклята. Много лет назад Лидия не поверила, когда ее подруга Джосетта сказала, что большинство мужчин готовы возложить вину за изнасилование на женщину. Дала себя изнасиловать, вот как это звучит… Нормальная женщина ХОЧЕТ подчиняться… А совсем недавно один из коллег Джейми по колледжу разорвал помолвку именно по этой причине. Лидия легко представила, как православный священник — какой-нибудь надутый бородач, который не только не выступает против поощряемых правительством погромов, но и одобряет их, — воспримет ту отвратительную ситуацию, в которой оказалась Евгения. Как и сама девочка, он решит, что она проклята, хотя и не сделала ничего дурного.
Симон что-нибудь придумает.
Эта идея пришлась ей не по вкусу, но все же Лидия скрепя сердце признала, что до сих пор испанский вампир всегда знал, что делать.
Но если Джейми… если он попал в неприятности — она не желала думать о чем-то более страшном — Симон ведь написал бы ей? Как-нибудь дал бы знать..?
Насколько же он далеко, если не в силах заглянуть в ее сны?
Или он просто не хочет этого делать, учитывая их расставание в Константинополе?
Она открыла дверь и подставила холодному сквозняку лицо, пытаясь определить по тоненькому ободку молодой луны, сколько еще осталось до рассвета. В это время года — двадцать второго апреля по русскому календарю, шестого мая в Англии (если она не напутала с расчетами) — последние отблески вечерней зари и первые лучи рассвета разделял лишь короткий промежуток настоящей ночной темноты. Пройдет еще несколько недель, и небо всю ночь будет залито призрачным свечением. Евгения жила здесь…
— Вы это слышите?
Голос девочки звенел от ужаса. Лидия резко повернулась и увидела ее стоящей у печи.
— Они зовут меня, — прошептала Евгения. — Как голоса из моих снов. Они пришли за мной…
О, Боже…
Лидия развернулась к двери, чувствуя, как колотится сердце.
В залитой звездным светом роще что-то шевельнулось.
Загорелись огоньки глаз.
21
— Не отдавайте меня им, — Женя прижалась к Лидии всем телом и вцепилась ей в руку. Тело девочки била дрожь. — Если я стану одной из них, то и в самом деле погибну.
— Я не позволю им забрать тебя, — ее охватила сонливость, подобная той, что бывает от лекарств.
Лидия шагнула назад в комнату, заперла дверь на задвижку и побежала в спальню. Там она достала из чемодана сплетенные из чеснока и шиповника гирлянды, на время забыв, что она — молодая современная женщина начала двадцатого века, ученый и врач, а не юная крестьянка шестнадцатого столетия.
— Повесь их…
Она осеклась, заметив на лице отшатнувшейся Евгении страх и отвращение.
— Больно…
— Хорошо. Значит, им тоже не понравится.
Одной косицей Лидия оплела дверную ручку, вторую повесила под притолокой. Но этого было мало, и она еще раз сбегала в спальню и принесла целый ворох длинных плетенок, которые каждый вечер развешивала на окнах, прежде чем лечь в постель. Их хватило, чтобы защитить все входы в дом. Лидии так хотелось спать, что она натыкалась на стены; ее разум боролся, изо всех сил стараясь сбросить навеваемое вампирами оцепенение.
Разве можно одновременно испытывать страх и засыпать на ходу?
— Кто это? Мадам?
— Я их не знаю, — девочка прижала ладони к вискам, потом к глазам. — Голоса… это не она. Когда она держала меня… пока я менялась… она была частью моих мыслей, моего сердца…
Лидия кое-как добрела до кухни и вытащила ящики серванта. Для его превосходительства было делом чести предоставить живущим во флигеле гостям лучшее серебро — и слава богу! Путаясь в тонкой бечевке и то и дело роняя ложки и вилки, она привязала столовые приборы к кочерге и ручке метлы.
— Вот, возьми…
Женя вскрикнула:
— Жжется! Глаза жжет, как от дыма!
— Это отпугнет их. Серебро обжигает вампиров, — ответила Лидия. — Сможешь выдержать?
— Наверное…
Девочка рассеянно озиралась по сторонам, словно не совсем понимая, где она и что с ней происходит. Лидии пришлось заговорить с ней:
— Посмотри на меня. Сосредоточься. Не слушай голоса, отвлекись от них, не впускай их в сознание, — она широко зевнула и тряхнула головой в тщетной попытке придать мыслям ясность. — Иначе пропадешь. И помни — скоро это кончится.
Она бросила взгляд на стоявшие в красном углу вызывающе роскошные часы. Время едва перевалило за два ночи. Лидия глубоко вздохнула. Кто бы ни стоял за дверью — Голенищев, его соперник, сердитые юные мятежники, о которых ей рассказывал Джейми, — скоро им придется уйти, чтобы добраться до убежища прежде, чем небо озарят первые проблески рассвета. Если они пришли сюда только для того, чтобы следить за домом…
Стекло в спальне разбилось и с тихим звоном осыпалось на пол. Лидия бросилась туда и увидела, как темные фигуры шарахаются от подоконника, не в силах вынести близость чеснока. В тот же миг разбилось еще одно окно, у нее за спиной, в гостиной… четыре комнаты, восемь окон, две защитницы…
Евгения закричала. В разбитое окно спальни просунулся длинный шест, скорее всего, позаимствованный из лодочного сарая. Крюк метался туда-сюда и царапал раму, пытаясь подцепить чесночную «косу». Лидия шагнула к окну и ткнула в темноту своим импровизированным оружием с серебряными накладками. Как только шест убрался, она сдернула с обоих окон плетенки и бросилась в гостиную.
