Михаил Шухраев - Город теней
И все же мучительная заноза не отпускала.
И Саша Котов автоматически потянулся к телефону. Номер всплыл в мозгу сам собой:
— Але, это О.С.Б.? Нужен кто-то, кто примет информацию…
— Хорошо! — Девичий голосок на другом конце провода мог бы показаться Саше ехидным. Если бы ему сейчас, в этот момент, что-то вообще могло казаться.
— Вадим, ну, это тебя, наверное! — явственно воскликнула девушка.
— Так, диктуйте, что за информация? — На сей раз ответил мужчина.
И Саша начал диктовать — медленно, словно сомнамбула, излагая свои и Колькины подозрения.
— Спасибо, — проговорил мужчина. — Непременно учтем. А сейчас — разрабатывайте свои версии, об этом разговоре забудете, как всегда.
Саша положил на место трубку… и пришел в себя. Он не помнил ни единой детали разговора, ни того, что этот разговор был вообще.
Глава 31
Романтическая посредница
Санкт-Петербург,
начало января 2011 г.
— Слушай, я кое-что знаю! — Маша напустила на себя предельную таинственность.
«Ну вот, сейчас сказанет что-нибудь ехидное», — подумал Вадим.
…На сей раз их прогулка слегка затянулась, невзирая на мороз.
Маше зачем-то потребовалось тащить его по набережной, мимо метро «Черная Речка», которое они оставили где-то в стороне, к петербургскому дацану.
Путь оказался не очень близким, а погода — довольно ветреной. Однако все равно мы упорно шли в сторону Старой Деревни.
— Видишь, какое дело, — говорила Маша, — сейчас у меня — «Основы восточной философии», жутко сложно, но Марина это читает. Ну вот, я и хочу посмотреть, она сама рекомендовала. А я там никогда не была и даже не видела!
«Ну, где ж тебе было — тебя мать наверняка ни разу в ЦПКиО не брала, а это — совсем рядом», — подумал Вадим, хотя вслух это говорить не стал.
Он-то примерно знал, как пройти к буддийскому храму — маленькому осколку Тибета, оказавшемуся в далеком северном городе. Но вот то, что вход был не с набережной, оказалось сюрпризом и для него.
Они обошли вокруг темного здания, казавшегося почти безлюдным. Маша зачем-то бросила несколько мелких монеток около молитвенных барабанов, а потом потянула своего спутника по ступенькам вверх, ко входу.
— Слушай, погоди, телефон мобильный надо выключить!
— Ну так выключай! — поторопила его девушка.
Внутри оказалось тепло и уютно. Они надели предложенные синие бахилы — а потом в молчании прошли в зал, где на стенах виднелись восточные мозаики — бодисаттва Авалокитешвара, Белая Тара, а в самой глубине стояло несколько статуй Будды…
Службы в храме не было. Минут через пятнадцать, насладившись восточной экзотикой, Маша потащила своего братца к «выходу».
— Случай, а почему именно сюда?
— Так просто. Говорю же — не была никогда. Да и вообще, хотелось сегодня подольше погулять. Просто так погулять… — Она запнулась, словно хотела что-то продолжить — и побоялась.
— Так холодно же!
— Ничего!
Она опять стала немногословной.
Они молча прошли обратно по набережной.
— Давай до «Черной Речки» дойдем, — предложила Маша.
— Давай, — согласился он.
И опять Вадиму показалось, что она что-то недоговаривает, будто бы боится.
«В чем дело-то? — подумал он. — Предчувствия какие-то, сон нехороший, что ли?»
И только когда они уже удалились от дацана, девочка неожиданно повернулась к Вадиму.
— Слушай, я кое-что знаю! Твердо-твердо знаю!
Вадиму впору было насторожиться.
— Что же это за государственные тайны тебе стали известны? — спросил он, копируя ее ехидный тон.
— И вовсе не государственные, а… частные, вот какие!
— Ну, ладно. Выкладывай. Раз сказали — «а», говорите и «б», барышня.
— Вот и нет, не «а» и не «б». А… — она задумалась, но, видимо, отступать было поздно. — Не «а» и не «б», потому что «эм»! — выпалила она. — Кое-кто влюблен, и очень даже! И безответно! Хочешь, я с ней сама поговорю. Мы — женщины, мы друг друга лучше поймем.
Ничего себе откровения!
Вадим даже остановился, не придя в себя от изумления. Этот трудный ребеночек пытался сейчас изречь некие истины… И весь ужас был в том, что истины, очень похожие на правду.
— И с кем же это ты собираешься поговорить? — спросил Вадим, уже прекрасно сознавая, что ответ ему известен.
— С Мариной, конечно!
— Это чтобы тебе нового проводника дали?
— Это чтобы ты… чтобы она… ну, внимание на тебя обратила!
— Она и так на меня обращает, уж можешь мне поверить! — Вадим сопротивлялся из последних сил, понимая, что всякое сопротивление оказывается бесполезным. Эта напористая девочка, пожалуй, и в самом деле готова — вот так вот, просто жертвенности своей ради! — действительно поговорить с Мариной после занятий. И что тогда?..
Вадим давно уже свыкся с тем, что он одинок. А Марина… Ну, добро, дело было бы только в том, что она его старше — и намного, намного, эту разницу в возрасте нормальному человеку будет сложно представить. Да и магу вроде него — разве что с большим трудом. Она прекрасно помнила времена, когда никакого дацана в Петербурге не существовало и в помине, она — уже после — спасла от верного расстрела НКВДшниками несколько лам, связанных с этим странным храмом…
Но ведь разница между ними — это даже не разница между знаменитой на весь мир киноактрисой и простым работягой! Какие тут точки соприкосновения, кроме работы, конечно! Какой тут служебный роман, как в фильме у Мягкова с Фрейндлих!
— Если ты про разницу в возрасте, — продолжала умная Маша, — так это ничего! Ничего страшного! Знаешь, сколько Эдулет?
— Ну, постарше меня!
— Совсем ненамного! А Насте? Она мне в прабабушки годилась бы!
— Слушай, даже не вздумай, ладно!
— Да почему?! Вот увидишь, у меня все получится!
Вадим только головой покачал. Ну что прикажете с этим дитем делать?! И ведь даже если не поговорит — прочтет Марина ее нехитрые мысли, прочтет непременно!
«Она и мои читает, — подумал Вадим. — Еще как читает!»
Стало отчего-то зябко.
Весь дальнейший путь до «Черной Речки» они проделали молча. По крайней мере, при сопровождении сейчас можно было не опасаться, что она опять куда-нибудь провалится.
Уже на эскалаторе Вадим спросил, что у Маши на плеере.
— Небось, опять какую-нибудь «Лакримозу» слушаешь, а то и Янку Дягилеву…
— Вот и нет.
Она охотно протянула ему один из наушников.
Нет, это была не Янка. Это был «Флёр» — если вдуматься, не менее мрачный. Ну, почти всегда…
Завяжи мне глаза белой шелковой лентойВозьми меня за руку и веди…Вдоль мостов и каналов,сквозь поле с тюльпанамиПо воде, над водой —вверх к облакам…
Отведи меня тудагде сосны и скалыгде горизонт всегдатак ослепительно чистгде нас встретит покойгде никто не найдет насгде ласкают тетиву радуг золотые лучи…
— Все равно поют депрессивно! — протянул он, радуясь в душе, что безумная идея хотя бы на время вылетела у нее из голову.
— А мне нравится! — заявила девочка. — Красиво!
Почему-то от этой песни у него на душе стало тоскливо.
«Как будто последний раз вот так далеко прогуляться вышли», — думал он, глядя на снова примолкшую Машу. Похоже, девушку одолевали какие-то мысли-предчувствия. Или же она вообще думала о чем-то своем, девочковом — о том, что мужчинам, даже если они боевые маги, ни за что не понять.
…А потом был офис.
И телефонный звонок от информатора — теперь, после Воронова, решили, что количество информаторов должно как-то положительно сказаться на упавшем напрочь качестве работы.
Отчего-то Вадим задумался, поэтому телефонную трубку в пустующем помещении (почему-то никого из их отдела сейчас не было на месте) решительно взяла Маша:
— Вадим, ну это тебя, наверное!
И чем дальше Вадим вслушивался в то, что именно бубнит сомнамбулическим голосом их информатор из газеты, тем больше понимал: похоже, в городе и в самом деле творится беда.
Мысли о том, что именно Машенька хотела поведать Марине, и почему, моментально вылетели у него из головы.
— Маша, будь добра, тут где-то карта города должна быть, — сказал Вадим.
Она молча подала «Желтые страницы», еще не понимая, а отчего это вид у ее названного «братика» сделался таким мрачно сосредоточенным.
— Прав он, или нет? — размышлял Вадим, помечая карандашом места, указанные информатором.
— Что такое-то? Флажки для будущей военной операции? — хихикнула Маша.
— Хуже. По-моему, военная операция уже была.
Все сходилось — круг. Девять трупов идеально в него вписывались.
И что это могло означать, не сказал бы сейчас никто — кроме человека (или — людей, или — не вполне людей), который силой своей воли (не убивал же он лично) совершил это адское жертвоприношение.
