Опалённый. Том 1 (СИ) - "Xengokou"

— Знаете, — тяжело вздохнул я: — Победить демонов будет непросто. Потому что то, что происходит сейчас — ерунда в сравнении с тем, что будет дальше.

— Иван Андреевич, не томите. Кратко и по делу, — попросил меня Михаил Фёдорович. Он, похоже, вообще не любит отступлений и предисловий.

— Если кратко, то Землю ожидает вторжение демонов. Очень скоро.

Мои слушатели застыли, словно каменные изваяния. До них не сразу дошёл настоящий смысл моих слов. Пётр Павлович осторожно переспросил:

— Значит, то, что происходит сейчас, этот массовый призыв фамильяров из Ада — только цветочки?

— Да, — мне оставалось только кивнуть ему. Как бы страшно не звучали мои слова, но озвучить все опасения мне однозначно стоило. Одному Богу известно, сколько жизней я смогу ими спасти в будущем: — Когда я был в Аду, и мы только отбили второй Круг у рогатых, некоторые из их верхушки начали искать запасные аэродромы. Нам об этом поведал один из герцогов Ада, которого мы сумели захватить. И так вышло, что выбор пал на этот мир.

В ответ — тишина. Нет, слышалось напряжённое сопение. Как мысли рождались в головах высокородных и титулованых, встраиваясь в картину мира, начавшую шататься. Повисший над столом вопрос задала княжна:

— Стой. Поясни, пожалуйста. Что значит отбили Круг? Кто те вы, что захватили герцога Ада? Что у вас там вообще происходит, чёрт вас подери?!

— А вы не знаете? В Преисподней уже давным-давно поднято восстание, — что, они и правда этого не знают? Как это вообще возможно? Им подопытные бесы не рассказывают совсем ничего о том, что твориться на той стороне? Судя по тому, как на меня все смотрят — нет.

— Как — восстание? Почему?! — воскликнул Загоровский, едва не залезая с ногами на стол — так сильно он подскочил на стуле в мою сторону. И у всех — удивлённое выражение на лице. Поразительно, как одна и та же эмоция может по-разному проявляться на лице человека в зависимости от характера. Кто побледнел, у кого едва не отпала челюсть до пола, с кого-то заструился ручьём пот.

— Так вышло. Я и сам пока не помню, как вообще оно началось. Помню только, что мы между собой назвали её Войной Воли. И наши боевые кличи.

Мой ответ породил только больше вопросов. Главным из которых был тот, что задал Булычев:

— Иван Андреевич, что значит пока не помните?

— Хм… Наверное, это можно назвать частичной амнезией. Я вообще ничего не знал о том, как обстоят дела в Аду, до того момента в Храме Призыва. Иногда только воспоминания приходили в кошмарах, вот и всё. Но чем больше я борюсь с демонами, тем больше я вспоминаю, — похоже, что один из графов кое-что понял. Встав, Михаил Фёдорович подошёл ко мне и посмотрел прямо в глаза. Стало очень неуютно. Ощущение от пронзительности его взора лишь усиливались, пока он не отшатнулся в ужасе от меня:

— Да, всё так, как он говорит. Мы потому и не могли его найти, что он сам не подозревал о своей истинной сущности. Екатерина Николаевна, — обратился внезапно Ермолинский к мотоциклистке: — Будьте добры, позовите дознавателя. Мы должны раскрыть этот блок на воспоминаниях прямо сейчас.

Катя, кивнув, скрылась за дверьми. Михаил Фёдорович, заметив мой вопрошающий взгляд, пояснил:

— Наш род, своего рода, телепаты. Я могу увидеть ваши мысли и воспоминания как свои собственные. Но у вас в голове такое… Мне, признаюсь, не очень хочется рисковать своим рассудком.

Даже такая магия существует в этом мире. Я не слышал ни разу в этой жизни, чтобы кто-то умел читать чужие мысли. Официально подобное если и не считалось чем-то невозможным, то как минимум о подобном не говорилось.

Катя привела тощего мужчину в возрасте, одетого в чёрную робу, как у служителя Храма Призыва, с такими же пронзительными глазами, как у графа Ермолинского. Михаил Фёдорович под пристальными взглядами своих товарищей — княжны — объяснял дознавателю, что тому предстоит сделать. Влезть в мою голову, попытаться снять блок с воспоминаний — что ещё за блок такой, интересно — и не сойти при этом с ума. Похоже, то, что находится в моей голове, не так просто воспринять обычному человеку сразу. В полном объёме. Наверное, именно поэтому новые мои воспоминания и проявлялись маленькими порциями. Одно исключение из правил окончилось двумя днями горячки, так что я со всей серьёзностью воспринял грозящую дознавателю опасность.

Мужчина встал напротив меня, положил руки на мои виски и взглянул внутрь моей головы. Перед глазами стали проноситься как уже знакомые мне сюжеты, так и новые воспоминания, всё больше приоткрывающие кошмарное прошлое. Мы оба держались изо всех сил ровно до тех пор, пока дело не дошло до той части памяти, что относилась ко временам до восстания против демонов. Плакали, кричали, но пока разделяли боль на двоих — справлялись. Но первое же воспоминание о пытках оказалось слишком страшным.

Оба мы упали на пол. Мужчина молча. А я продолжал кричать так, словно с меня всё ещё сдирали шкуру. Мир погрузился в мутную тьму, в которой было слышно лишь, как переговариваются взволнованные мужчины.

Медленно, но верно, с каждой секундой я приходил в себя. Несмотря на то, что воспоминания продолжали вливаться мне в голову словно бы извне. Обжигая, принося страдания — и вместе с тем облегчение оттого, что они давно кончились. Остались одни лишь образы. Я вспомнил не всё, но многое. И первое, что я произнёс, когда пришёл в себя, было:

— Кажется, я знаю, как им помешать…

Хоть меня и поставили на ноги, слабость не отпускала. По телу то и дело пробегала лёгкая дрожь. Но даже такое состояние было намного лучше, чем у дознавателя. Мужчина лежал на полу, закатив глаза и хрипя. Вокруг него суетились графы, я лишь смотрел на них, опершись на стену. Спустя пару минут Булычев утёр пот со лба:

— Всё, перегорел. Теперь будет жить в коляске. Эх…

— Вот ведь… он же был лучшим из моих дознавателей. Как же так?.. — Ермолинский напряжённо массировал лоб. Бедного мужика, не выдержавшего даже воспоминаний о Преисподней, увели за дверь два дюжих парня в тёмных костюмах. Нехорошо получилось, но я, на самом деле, тоже мог разделить его участь. Так что мне надо радоваться, а не скорбеть.

Пётр Павлович оказался единственным, кто в суматохе расслышал мои слова. Взяв под руку, он отвёл меня к столу и усадил на свой стул. После чего спросил:

— Ваня, ты сказал, что знаешь, как им помешать. Нам всем нужно это услышать. Пожалуйста.

Страшно выглядело его умоляющее лицо. Один из самых влиятельных людей в Смоленской губернии. Представитель самого могущественной семьи — после царской. И молит простолюдина. Нет — Того-кто-помнит.

— Я всё расскажу. Но для начала пообещайте безопасность мне и моей семье. А то я наворотил дел… — мало ли что эти демонопоклоннические ублюдки решат сделать моим родным. Лучше защитить из сразу. О себе-то я уж как-нибудь позабочусь.

— Разумеется. Анастасия Николаевна, не хотите ли принять Ивана Андреевича под своё крыло? — граф Воробьёв еле сумел пересилить соблазн взять меня к себе. Но становиться мишенью всех демонологов Российской Империи и подставлять свой род ему всё же не хотелось гораздо сильнее. Те же чувства разделяли и прочие. Кроме Николая Александровича.

— Будет ли в таком случае гарантирована безопасность родне Ивана Андреевича? — после того, как на Булычева посмотрели, как на полного идиота, он пояснил свой вопрос: — Мы все знаем, как хорошо работает служба безопасности Её Высочества.

— Намекаете на Павлова? — Воробьёв приподнял брови: — Ведь мы с ним справились и предотвратили возможное покушение.

— Вот именно. Вы. Не охрана Её Высочества, — возразить Николаю Александровичу оказалось нечем. После непродолжительного, но напряжённого молчания и княжна, и графы были вынуждены согласиться. И вот настал этот самый момент. Меня примут в услужение к Булычеву. Думал я — но реальность оказалась немного более непредсказуемой.

— Боюсь только, что одной моей протекции будет недостаточно. Нужно будет ввести его в семью. Катенька, ты же не против того, чтобы обручиться с Тем-кто-помнит?