Елена Хаецкая - Анахрон. Книга вторая

На коробке под словами «POPCORN» и (почему-то) «SPORT» натужно висел на скале здоровенный хмырь в шортах. Нажрался, видать, попкорна и лезет. Душа в нем взыграла, должно быть.

Подпрыгнув, Сигизмунд заглянул на шкаф. Аж присвистнул. Сколько дерьма наскладировано! И так заботливо!.. Из мусорного ведра, небось, таскала — какие поярче. Как сорока. Запасливая.

И тут — ударило!

Нет сороки.

Нет запасливой.

Бессмысленно все… Сигизмунд еще раз посмотрел на жизнерадостного хмыря и бережно положил его обратно на шкаф.

В «светелке» густо застоялся причудливый девкин быт. Ее привычки, пристрастия, странности, предпочтения.

Сигизмунд вышел на середину комнаты, огляделся. По уму, прибрать бы здесь надо. Выкинуть весь тот хлам, который накопился и успел уже покрыться пылью. Но рука не поднималась.

Нет уж, пусть все остается как есть. Почему-то вдруг ему стало казаться — пока комната стоит в неприкосновенности, Лантхильда может еще вернуться… каким-то непостижимым образом…

В этот момент в дверь позвонили. Позвонили уверенно, три раза подряд.

Сигизмунд медленно вышел из «светелки», закрыл дверь. Он знал, что пришла не Лантхильда. Кто-то другой.

Позвонили в четвертый раз. Нет, не она. Неважно, кто, но не она.

Сигизмунд отворил дверь.

— Ты что, Морж, дрочишь тут?

Сигизмунд уставился на вошедших, плохо соображая. Его толкнули.

— Что встал, дай пройти.

До Сигизмунда медленно стало доходить. Аська. С сестрицей.

— А вы что пришли?.. — начал он.

— Не дозвониться до тебя, — сердито заговорила Аська. — Давай, ухаживай, что топчешься.

Сигизмунд машинально вынул из курток сперва Аську, потом ее сестрицу. Сестрица мельком глянула на молоток и ножницы, болтавшиеся над дверьми. Ничего не сказала. И даже виду никакого не сделала.

— Что у тебя занято все время? — ворчала Аська. — С кем ты треплешься часами? А что, девчонка твоя еще не вернулась? В общем, так, Морж, гони десятку назад. Нам жрать нечего. Пешком к тебе, говнюку, шли. Как ходоки к Максиму Горькому.

— К Ленину, — глупо поправил Сигизмунд.

Пошел к себе в комнату, переступая через книги, валявшиеся на полу. Достал из ящика полтинник. Заодно проверил телефон. Трубку набекрень положил. Совсем ума лишился.

Следом в комнату всунулась Аська.

— Ну и срач у тебя, Морж… А что, вы дрались? Или ты уже опустился? С десятки-то… Ты, Морж, не смей с моей десятки опускаться.

— «Киса, ваш дворник большой пошляк. Так напиться на рубль!..» — вяло схохмил Сигизмунд.

Аська нахмурилась. Лавируя среди куч и павшего стеллажа, пробралась к Сигизмунду. Тревожно посмотрела ему в лицо.

— Что, так плохо, Морж?

Он молча кивнул.

— А мы тебе пожрать принесли, — сообщила Аська. — Борща. Сестрица наварила. Я просыпаюсь — а у нас борщ! И говнюки какие-то сидят. Филологи. Жрать горазды — жуть берет. Сидят и рубают этот борщ, сидят и рубают!.. И словами мудреными сыплют. И водку пьют. Успели сбегать. Я говорю: ша, ублюдки, там у нас человек погибает, надо ему борща оставить! И отлила тебе в литровую банку — во, под завязку. В кастрюлю выльешь, разогреешь. А то у тебя от стресса будет язва желудка. Тебе надо жидкое есть. — Тут Аська захохотала.

— Представляешь, Морж, я как встала, мне сразу говорят: «А десятка твоя, Асенька, тю-тю!» Я спросонок не сообразила. Говорю: «Что тю-тю?» Сестрица мне так въедливо и отвечает, что, мол, какой-то синюшник выполз поутру из-за шкафа и десятку унес. Я говорю: «Это не синюшник, это генеральный директор…» Ты ведь генеральный, Морж?

— На, — сказал Сигизмунд, протягивая полтинник.

Аська посмотрела на полтинник.

— Это что?

— Дензнак.

— Ну, спасибо, — сказала Аська и заорала на всю квартиру: — Ви-ика! Гляди, чего нам дали! Я тебе говорила, что он генеральный, а ты — «синюшник, синюшник…» Иди сюда! Только ноги не сломай!

Вика появилась в дверях. Бесстрастно посмотрела на разгром. Сказала:

— Я в белой кастрюле разогрела. У вас белая — суповая?

Сигизмунд ошалело кивнул.

— У тебя хлеб хоть есть, Морж? — деловито спросила Аська, карабкаясь к выходу.

Сестры усадили Сигизмунда за стол, поставили перед ним полную тарелку борща и наказали съесть. Сами уселись напротив, принялись надзирать. При этом Аська считала своим долгом развлекать Сигизмунда рассказками.

— Чайка к херам улетела, представляешь, Морж? У кошки всю рыбу сожрала и улетела. Вырвалась, падла. А мы к тебе шли — ужас, денег нет, ничего нет, у меня еще глаз подбит. Пьяных каких-то на себя всю дорогу собирала, как репей. Объяснять приходилось: супец, мол, человеку несем, его баба бросила, мы его утешать идем, так что не до блядок нам. Народ понимающий — отлипал… Мы супцом булькали, но не показывали. Сейчас люди такие — им только покажи, отберут у слабых женщин и тут же отожрут. — От темы жратвы аськина мысль причудливо скакнула к утренним визитерам. — А эти филологи под конец оказались ничего.

— Они не филологи, — подала голос сестрица.

— Какая разница, — отмахнулась Аська. — Притомили они меня сперва, а после общие знакомые откопались, сходили за водкой, посидели по-человечески… Теоретики. Говорят, период сейчас такой. У всех. Говенная морось, говорят, сыплется. Их по деньгам кинули, а у нас под утро кто-то просто в подъезде насрал. Вот так незатейливо. Это не ты, Морж, спьяну?

— Нет, — лаконично сказал Сигизмунд, продолжая хлебать борщ.

— Вот и я говорю: не мог он этого сделать, он генеральный директор…

— Вы каким бизнесом занимаетесь? — вежливо спросила Вика, желая сменить тему разговора на более приятную.

Аська привзвизгнула, предвкушая.

— Тараканов морю, — ответил Сигизмунд.

— И как? — спросила Вика.

— На жизнь хватает.

Повисло молчание. Сигизмунд будто со стороны слышал в тишине свое громкое чавканье.

Аська легла на стол грудью, засматривая Сигизмунду в лицо.

— Ну так что, поссорились вы с ней все-таки?

— Нет.

— Точно?

— Да.

— Так почему она от тебя ушла-то?

— Пропала она, а не ушла.

— Думаешь, похитили?

— Нет.

А может, и похитили, подумал Сигизмунд. Он не знал.

— Своими ногами ушла? — продолжала допытываться Аська.

— Я пошел машину заводить. Пока из гаража выезжал — ба-бах, ее нет.

— Что значит ба-бах? Стреляли?

— Это я фигурально. Просто — нет.

Сигизмунд твердо решил не пускать взбалмошную Аську во всю эту загадочную историю. Запутает еще больше.

Его уклончивость не осталась для Аськи незамеченной.

— Не хочешь говорить — не надо. Я тебе так скажу: если своими ногами ушла, возможно, своими ногами и назад придет. У беременных еще и не такое бывает.

Да уж, подумал Сигизмунд. Вспомнилась вдруг неприятная встреча с беременной в тот день, когда он нашел в гараже Лантхильду.

— Ну ладно, Морж, — сказала Аська. — Мы пошли. За деньги спасибо. Посуду у тебя мыть уж не будем, извини.

Сигизмунд встал, проводил их. Когда закрылась дверь, в квартире стало очень тихо и пусто.

В принципе, к этой пустоте он и стремился, когда расходился с Натальей. И жил в этой пустоте, лишь изредка разбавляя ее случайными и недолговременными подругами. А теперь в квартире будто звенело. Кассету бы поставить, Мурра послушать — так разбит магнитофон.

Сигизмунд ткнул пальцем в телевизор и плюхнулся на диван. Некоторое время бродил по каналам. Все было скучно. Засилие пошлости удручало. Шуршание памперсов не захватывало, «дэним» не привлекал. Не хотелось ни чистить зубы, ни источать ароматы Настоящего Мужчины. Ни хрена не хотелось.

Наконец набрел на академического дядю в двубортном пиджаке. Дядя бубнил про какую-то комету. Дескать, открыли в 95-м году комету. И не простую, а супер. То есть, без дураков супер, это вам не памперс-юни. И в бинокль уже эту комету видно, а скоро вовсе вырастет. Близко пройдет, но не упадет на Землю, хвост на полнеба растянет. Будет видна ночью, а если захотите — то и днем. Последним эту комету Рюрик видел, а теперь вот нам счастье привалило.

Дядю сменили спортивные новости. Сигизмунд выключил ого. Нет, не ого — телевизор. Ого раньше был. Вчера.

Он начал ощущать, как растет подушка времени между ним и Лантхильдой. Сперва чуть-чуть — вчера. Потом побольше — позавчера. Не успеешь оглянуться — месяц назад… Растянется, как хвост у кометы. На полнеба. На полжизни.

А ведь он всерьез собирался жить с ней всю жизнь — сколько получится. Он только сейчас понял, как серьезно к ней относился.

Из клубящегося тоскливого полусна-полубреда Сигизмунда вырвал телефонный звонок. Сигизмунд ощутил острый приступ досады: возвращаться к реальности не хотелось. Что-то было в этой реальности не так.

А телефон звонил и звонил. Настырно.