Песня для Корби - "Румит Кин"
Он развернулся и увидел под собой землю – слишком близко. Москва-река в пятистах метрах впереди, но Корби понимал, что уже не успеет до нее долететь. Ему грозило приземление на территорию стройки, на перепаханное поле бетонных каверн и торчащих вверх стальных прутов. Он повернул к ограде стройплощадки и идущей за ней дороге. На дороге было полно машин, по большей части грузовиков, но выбирать было поздно: до земли оставалось метров пятнадцать, и расстояние уменьшалось с каждой секундой. «Падаю. Все еще слишком быстро». Он садился в сплошной автомобильный поток. Перед приземлением Корби заметил, что одна из машин – знакомый ему «хаммер» Токомина. «В последнее время мне везет».
Его ноги пролетели в метре от сетчатой ограды стройки. Он услышал шум моторов, потом его ударило об асфальт, и он упал. Прямо над ним проревел отчаянный гудок. Сверху опускался расслабившийся пузырь парашютного купола. В последний момент Корби успел перевернуться и увидел наезжающий на него бампер грузовика. Оранжевая кабина, кричащее лицо водителя за лобовым стеклом. «Конец. Он не успеет остановить машину. Я умру как тот парень, попавший под колеса моему отцу».
Он чувствовал горячее дыхание мотора, его ноги уже были под грузовиком. Тут его дернуло и быстро потащило из-под наезжающей машины. Корби перекувырнулся на асфальте, упал на спину. Его волочило вперед. «Что происходит?» – не понял он. Запрокинув голову назад, он увидел, что купол парашюта зацепился за кузов другой фуры. Грузовик, который только что мог его раздавить, теперь остался позади. Под задницей стало горячо, и Корби выгнулся так, чтобы по асфальту чертили подошвы кроссовок и спина, защищенная парашютным ранцем. Мимо проплыл забор стройки со знакомыми плакатами «Башня Северо-Запад». Потом уволокший его грузовик повернул на набережную, и Корби вынесло на середину проезжей части.
В полуметре от него была встречная полоса, совсем рядом проносились машины. Он с испугом осознал, что фура разгоняется; ее водитель не видел нечаянного пассажира – пространство за кузовом машины было закрыто от его обзора. Теперь и под кроссовками стало горячо; вытягивая шею, Корби мог увидеть темный след, который оставляют на дороге разогретые трением подошвы. Но не это было самым худшим – на набережную позади него вывернул «хаммер» Токомина.
_____Фура проехала под новым мостом в стиле хайтек. Мгновение в тени, и снова над головой бесконечное, солнечное небо. Здесь набережная была превращена в парковку. Корби оказался в царстве машин. Они стояли слева, проносились справа, ехали за ним. Одна из легковушек, водитель которой видел Корби, стала сигналить, кто-то из людей на набережной закричал и замахал руками, но шофер фуры пока ничего не замечал. А «хаммер» Токомина неумолимо догонял.
«Неужели он настолько обезумел, что попытается задавить меня прямо здесь?» – подумал Корби. Его положение становилось невыносимым: ткань над карабинами протерлась, из-под спины вырывались снопы искр, а в ногах чувствовалась острая боль – казалось, резина подошв вот-вот начнет дымиться или даже гореть. Корби стал подтягивать себя вверх по стропам. Сейчас он пожалел, что у него не такой костюм, как у Однокрылого Ангела – за шелковистые веревки тяжело было ухватиться, они выскальзывали из рук, резали кожу. Скалясь от боли и крича, Корби поймал несколько строп и начал накручивать их на ладонь. Медленно, очень медленно, он приближался к фуре. Автостоянка кончилась, теперь слева была набережная, облицованная серым гранитом. Один за другим оставались позади фонарные столбы, все как один напоминавшие столб, о который разбилась машина его родителей.
«Хаммер» Токомина приближался – Корби уже слышал звук его мотора, мог прочитать номер на бампере. Он вспомнил, как отец объяснял ему, что раз машина едет со скоростью шестьдесят километров в час, это значит, что она проезжает километр в минуту. Какие-то две минуты назад Корби стоял на крыше и разговаривал с Алексом, и вот он уже очень далеко, а его все тащит и тащит за грузовиком. Он сделал еще рывок и дотянулся почти до самого кузова; теперь усилием рук он мог приподнимать себя от земли, чтобы из-под ранца перестали лететь искры. «Мне каким-то образом надо встать на ноги, как встают на водных лыжах, – понял Корби, – иначе я не залезу в кузов».
Грузовик повернул. Теперь он ехал в гору, поднимаясь на эстакаду моста, и Корби был намного ближе к нему, чем раньше. Ему угрожали задние колеса, вращавшиеся в каком-то полуметре от его головы. Мимо проносилось стальное антиаварийное ограждение. Прямо рядом с собой Корби увидел черную морду «хаммера» – автомобиль догнал его. Сейчас они ехали по дорожной развязке, в таком месте, где никто их не видел. Корби увидел, как опускается стекло на задней дверце. За ним было изуродованное лицо отца Андрея. Корби не слышал, что он говорит, но видел, как шевелятся губы. Ему показалось, что они спрашивают: «Кто ты такой?»
Они въехали на мост, и «хаммер» снова отстал. Корби обессилено висел на стропах парашюта: подъем измотал его, он не мог подтянуться дальше. С ним поравнялся пассажирский автобус. Люди липли к окнам, чтобы посмотреть на него. «Да, – подумал он, – парень в горящих кроссовках. Вы этого долго не забудете». Водитель автобуса открыл переднюю дверь и что-то закричал. Корби не понял его. Ему пришла мысль, что можно попытаться туда запрыгнуть, но это казалось слишком безумным. Секундой позже он понял, что водитель автобуса кричит не ему – он нагонял грузовик. «Что сейчас будет? – вдруг сообразил Корби. – Что со мной будет, если он затормозит?» Отчаяние придало ему сил. Он снова подтянулся, теперь его голова касалась грязевых сосулек над кузовом грузовика.
Мост кончился. Фура съехала к обочине и начала тормозить. Корби успел перевернуться к ней лицом, уперся руками в пыльную корму и ехал так, пока она не остановилась, потом упал. В десяти метрах за ним затормозила машина Токомина. «У меня нет времени», – понял Корби. Он поднялся, хотя ног не чувствовал; кроссовки дымились. Ему удалось освободиться от половины лямок, когда из-за машины выскочил водитель.
– Ты что творишь? – размахивая руками, с кавказским акцентом закричал он. К нему от «хаммера» шел Токомин. За ним следовали два охранника в строгих костюмах.
– Этот человек мой. Он преступник.
Вид отца Андрея так поразил водителя фуры, что он перестал размахивать руками. Корби сорвал с себя последние лямки и бросился бежать.
– За ним, – приказал Токомин, и охранники сорвались с места.
_____«Я не понимаю, почему я еще жив», – на бегу подумал Корби. Он влетел в маленький парк, бросился по аллее. Ему в нос ударили запахи лета: подстриженная трава, плавящийся асфальт, масляная краска. Он бежал, не чуя ног и сердца, почти не дыша. Одна из подошв отлетела, и он мысленно сказал ей «спасибо» – если бы она отлетела, когда он еще был на дороге, он бы остался без ноги. Через двадцать шагов отлетела вторая подошва. «Это были хорошие кроссовки», – подумал Корби. Он продолжал бежать босиком. Ощущение асфальта под голыми ногами было странным и неприятным, но он предпочитал скорее его, чем жар от горящей обуви. Он выскочил на маленькую площадь и побежал прямо через фонтан. Вода охладила его обожженные стопы.
Никто не пытался помочь ему – наверное, потому, что люди, гнавшиеся за ним, выглядели как агенты власти, а он как преступник. Он не оглядывался; по взглядам прохожих, по ритму собственного сердца и по ощущениям между лопаток он чувствовал, какое расстояние отделяет его от преследователей, и понимал, что они догоняют его. Он был совершенно измотан, у него не было шансов в соревновании по бегу с двумя тренированными громилами. Нужно было спрятаться.
Он повернул в боковую аллею, пересек газон, проскочил через дорогу, не обращая внимания на визг тормозов – прямо по курсу была спасительная темнота подворотни. Ему пришлось налететь на женщину; она закричала, ее авоська лопнула, продукты веером рассыпались по асфальту. Корби бежал дальше. Правый бок сводила жуткая боль, но останавливаться было нельзя. Он нырнул в подворотню. Здесь пахло сыростью, шаги звонко отражались от темных стен. Десять метров, два удара сердца, и он в маленьком дворике. Дерево. Спуск в подвал. Балкон второго этажа. «Тупик. Я сам себя загнал».
