Изгнанник на цепи (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

И вот тут меня накрыло. Организм, который я годами держал под постоянным напряжением и стрессом, тренируясь, учась, медитируя, манипулируя энергетикой, стреляя… он дал о себе знать. У него была, судя по всему, целая ночь, чтобы как следует принюхаться к лежащей рядом девушке, да и вспомнить при этом одно из своих основных назначений…

Эмоции, импульсы, эрекции… всё смешалось в организме Алистера Эмберхарта в гремучую и взрывоопасную смесь. На какое-то мгновение я полностью утратил весь самоконтроль, начав разворачиваться к безмятежно дрыхнувшей (или делающей вид) девушке.

Вид молчаливо стоящих возле кровати Камиллы и Эдны метафизическим пинком отправил меня в ванную комнату, где я и застрял на полчаса, засев под холодным душем.

Это. Было. Близко.

Паршивым же было то, что это так и осталось близко. У меня началась весна юности во всей её прекрасной и уже хорошо так выдержанной красе. Здравствуйте перепады настроения, добро пожаловать, госпожа эрекция-по-любому-поводу! Где там у нас поспешные решения и излишняя горячность? Да вот же они, родимые!

Немцам я делал ручкой с балкона уже находясь в слабом медитативном трансе, планируя сразу же после прощания бежать в свой кабинет, продолжая попытки взять под контроль слетевший с катушек организм. Мои начавшиеся проблемы имели и физическое воплощение, в виде недавно возродившегося Арка, который сидел на крыше, каркая нечто нецензурное на всю округу… и угомонить я его не мог. А ведь предстояло еще и объясниться с Рейко — таить от нее голых девочек, пробирающихся ко мне ночью, я не собирался! Причем делать я это собирался не украдкой, таясь как набедокуривший кот, а гордо, прямо и холодно — за обедом!

— Гм, — отреагировала активно жующая Рейко, старающаяся по причине сбитых о спусковые крючки пальцев цеплять палочками куски побольше, забирая их зубами с края тарелки, — Это мы её послали.

— Что? — я очень старался, чтобы это «что» прозвучало как положено — сдержанно, холодно и аристократично, но, кажется, потерпел полный крах, если судить по зажегшимся в глазах несносной Иеками бесенятам. Цурума тихо и даже как-то счастливо захрюкала в свой чай, держа глиняный стакан обеими руками.

— А ты о чём думал, поселившись на бывшей фабрике? — ласково спросила меня Рейко, начав лучезарно улыбаться, — А когда запустил к нам на задний двор почти тридцать танков? А когда повёл нас гулять, маскируя свои делишки?! А когда разрешил этому… Риккендорфу включать эти свои танки?!! Знаешь, как нам плохо было?!!

Выволочка продолжилась. Я беспомощно оглянулся на стоящих у дверей слуг. Уокер, совершенно не меняясь в лице, как-то умудрялся демонстрировать, что его здесь нет, работает он на совершенно другого человека, ничего не слышит и горько сожалеет о том, что ему кажется. Настоящий талант… Легран же прятала большую часть лица за подносом, демонстрируя уши фантастически малинового оттенка. Шино продолжала хрюкать в чашку, тоже демонстрируя подозрительно красные уши, а Момо невозмутимо медитировала о чем-то своем на стуле, периодически заставляя кусочки еды с тарелки исчезать. Я остался совершенно один перед внешней агрессией.

Лютовала коротышка долго, обстоятельно и со вкусом, под конец заявив, чтобы не смел прогонять Момо, если обнаружу её у себя в кровати. Мол, такое она мне наказание выбрала за все мои прегрешения. После этих отчетливо отдающих бредовостью слов, она соскочила со стула, сцапала аж половину здоровенного пирога и гордо удалилась, гневно повиливая пятой точкой.

После обеда я засел в своем кабинете, вовсю пытаясь понять «что это было?». Долго в одиночестве думать не пришлось, в дверь постучались. Вошедшая Шино села в кресло для посетителей, помолчала, испытующе глядя на меня, а потом спросила:

— Ты что, ничего не понял?

— Совершенно, — честно признался я, расписываясь в собственном бессилии понять загадочную рейкову душу.

— С чего бы начать… — задумчиво приложила палец к губам Цурума, явно валяя дурака.

— Версию для некультурных прямолинейных гайдзинов пожалуйста, Цурума-сама, — шутливо попросил я телохранительницу, стараясь скрыть свою растерянность от всего богатства произошедшего всего лишь с утра и до обеда.

— Это было разрешение завести любовницу, — выдала Шино минуты через три, заставляя мою челюсть упасть в самом прямом смысле. Посмотрев на меня, девушка немного покраснела, наматывая пурпурный локон на палец, и добавила, — Наполовину разрешение, наполовину рекомендация. Настойчивая.

— Мне требуется… более подробное объяснение, — выдавил я пересохшим горлом, — Пока я не пошёл уточнять у самой Рейко.

— Объяснение сейчас будет, — нервно отреагировала пурпурноволосая девушка и поёжилась, — ты в самом деле думаешь, что такие вещи стоит обсуждать со своей заложницей?

Шино была права. Какими бы ни были наши с Рейко озвученные намерения и планы, по факту она сейчас находилась в моей власти. Поднимать с ней такие щекотливые вопросы было бы верхом неуместности вне зависимости от рода наших отношений. Статус обязывает. А вот Шино, выступающая сейчас как доверенная подруга — это совершенно другой коленкор. Внутренний голос ехидно хмыкнул, подсказывая, что использовать в такой роли человека императора ход очень рациональный. Этакий сигнал «наверх», что тут ни о чем непатриотичном не думают.

Объяснение оказалось комплексным. Основной причиной такого совершенно нетрадиционного для юной девушки поступка по отношению к своему потенциальному жениху было то… что юной девушкой Рейко себя чувствовать очень хотела, но не могла. Она была будущей главой рода, намеренной его возродить и изменить. Женщины нередко становились главами или регентами родов, но обычно уже с детьми и внуками, а не в возрасте 15–16 лет. Рейко осознавала, что роды и воспитание детей лягут в основном на её плечи — это была цена за «новое начало». Слуг, понимающих, как именно нужно воспитывать очень специфично растущих детей Иеками, у нее не было.

— Рейко-чан планирует забеременеть первый раз в 17–18 лет, — развела руками порозовевшая Шино, — но тебя ограничивать она не видит смысла.

— Гм, — только и сумел выдавить я. Какая жирная «первая ласточка». Зрелая, взвешенная… я бы даже поаплодировал, если бы… в данный момент не кипел внутри как чайник. Как же, принимаются такие решения за моей спиной!

Сдавив новый взрыв эмоций в тугой комок, я брезгливо пнул его в пыльный темный угол, где он затих, что-то обиженно поскуливая себе под нос. Самоконтроль, только самоконтроль.

Следующим фигурантом дела оказался… я. Женский заговор, включивший в себя не только наивную Легран, но также поддержанный несколькими пространными высказываниями старика Азата, постановил, что некий Алистер Эмберхарт чересчур напряжен. Постоянно. Я мало улыбаюсь, не шучу, не расслабляюсь, не пялюсь похотливо (тут я сильно удивился, а уши Шино еще сильнее порозовели), не пристаю к горничным (проведено тщательное расследование!). Трачу все время на дела, тренировки и учебу. Поглощаю кофе и сигареты немыслимыми количествами (надо будет заказать еще). Более того — совершенно не похож на нормального подростка, а скорее на «старика лет тридцати, работающего на износ». Знали бы они…

Учитывая, что алкоголь был нам пока вреден, а пикник показал, что прогулки меня не расслабляют (со вспыхивающей то и дело болью в груди!), девушки попробовали решить вопрос радикально. И не сказать, что у них совсем не получилось. Однако… был и третий фактор.

— Алистер, — Шино стала серьезнее, — Момо никогда не спит. Не может. Но может отдыхать, вступая в тесный контакт с другим человеком. В её предках есть множество разных йокаев и аякаши, но сильнее всего проявилась кровь некоматы, двухвостой кошки. Когда Момо находится к человеку достаточно близко, то её неустойчивая энергетическая система резонирует с ним и меняется, временно становясь похожей на человеческую. Эта… настройка сохраняется какое-то время, но потом требуется повторять снова и снова.