Вадим Панов - Дураки умирают первыми
Вернее, попытался водворить, потому что, едва коснувшись рукояти, вновь испытал те же странные ощущения, что почувствовал давеча, когда порезался о бритвенно-острое лезвие.
Стены комнаты, а за ними и вся обстановка стали зыбкими, мутными, нереальными… Потом они принялись вести хоровод, сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее, а сам он оставался недвижимым центром вращающегося мира. Торнадо чувствовал, что ноги обмякают… Захотелось упасть, закрыть глаза и не двигаться… Но ухитрился устоять. Зачем? В ушах — или прямо в мозгу? — звучали сотни, тысячи, миллионы голосов одновременно, причём обращались к нему, к Торнадо: угрожали и умоляли, приказывали и советовали, издавали вопли ужаса и торжествующие крики победы. Язык был незнаком, но Торнадо уверился, что сможет понять любой голос, сможет разобраться в речах, если отделит от других, вытянет, как нить из клубка, из царящего в голове многоголосия.
Потом всё закончилось — резко, словно кто-то дёрнул тумблер, отключающий безумие.
Сколько всё это длилось, Торнадо не понял, полностью выпав из пространства и времени. Он стоял в центре комнаты, вроде бы живой и вроде бы нормальный, но именно что «вроде бы».
Раскрытый футляр лежал в ящике, а меч — в футляре, аккуратно уложенный в захваты. Торнадо восстановил порядок, всё закрыл и запер, избегая даже малейшего прикосновения к оружию.
Ему было не по себе.
Торнадо не любил непонятное, и до сих пор жизнь казалась ему предсказуемой: не всегда приятной, иногда суровой, но тщательно разработанные и аккуратно реализуемые планы помогали менять её к лучшему. Так было. Пока он не поверил старому козлу и не побежал за приманкой, укрытой в ячейке камеры хранения «Амазонии». Ему остро хотелось вернуться назад и сбросить вызов от дяди Проши, но назад во времени, увы, не вернёшься.
И в голову Торнадо пришла другая идея, куда более лёгкая в исполнении: запаковать футляр в старые газеты, вынести на улицу и оставить в мусорном баке.
И всё забыть. Жить так, как будто ничего не случилось.
Заманчивая мысль. Настолько заманчивая, что Торнадо даже двинулся к кладовке за газетами, но остановился на полпути. Понял, что не сможет. А если сможет, если заставит себя, то всю жизнь будет жалеть и заниматься самобичеванием за то, что струсил и не разобрался, что за вещь угодила ему в руки.
Решено: к чёрту старые газеты. Жизнь продолжается, и жизнь идёт по плану, но реализацию планов надо ускорить, к Славику Чернецову он отправится за консультацией не когда-нибудь, при оказии, а сегодня.
Немедленно.
* * *— Необычное… — медленно повторил Мальцев, словно пробуя слово на вкус. — Вопрос в том, что считать необычным. Людям, например, свойственно умирать. Самый заурядный факт в конце биографии. Но когда в небольшом коллективе умирают двое, один за другим, в течение недели, это обычно или нет?
— Просто умерли? От естественных причин? — уточнила Света.
— Первый случай — да. Острая сердечная недостаточность. В наши времена даже молодых косит, а тут — шестьдесят два года. Никто не удивился. Ни мы, ни доктора.
— Он работал с… с нашим экспонатом?
— Не он — она, — поправил Мальцев. — И не работала. Елизавета Сергеевна — наш второй бухгалтер, но нашли её рядом с колбой. Утром. Остывшую. Медики определили время смерти: три часа ночи, плюс-минус час… Вот это, я считаю, необычно. Допустим, засиделась в бухгалтерии, цифры в отчёте не сходились или другая причина. Ну до семи засиделась, ну до девяти, не до трёх же часов ночи, а? И почему потом не домой пошла, а в мастерскую? Специально взяла ключ, отключила сигнализацию и…
Мальцев замолчал, снял очки, начал протирать линзы кусочком замши.
— И что? — не выдержала Света.
— Не знаю. Сам голову сломал, пытаясь понять, что она делала там одна до трёх ночи. Или до двух… Всё осталось на местах, всё в порядке, никаких других следов, кроме Лизиных. Никого постороннего. Загадка, в общем.
— А до того не замечали за ней… ну… лёгкой неадекватности?
Спросить прямо: «Не убывал ли случайно в бухгалтерии уровень земли в цветочных горшках?» — Света не решилась.
— Я не замечал.
— А другие?
— Слухов и сплетен не было.
А значит, ничего не было, потому что в маленьком коллективе любые странности не скрыть.
— А второй случай? — поинтересовалась Света. — Тоже естественная смерть?
— Как сказать, — развёл руками Мальцев. — Если человек падает с большой высоты, то он, вполне естественно, разбивается насмерть.
— Несчастный случай?
— Официальная версия: грубое пренебрежение правилами техники безопасности. Но я не верю: столько лет не пренебрегал, а тут вдруг пренебрёг. Не верю. — Снова пауза. — Вот он, Серёжа Бойко, работал с «монструзом» непосредственно. Он у нас числится… числился слесарем, а на деле — на все руки мастер, на всех работах хорош. Серёжа подгонял обруч к новой колбе, чтобы сидел плотно, без зазора.
Мальцев продолжил рассказывать: слесарь Бойко, в отличие от женщины-бухгалтера, погиб вдали и от колбы, и даже от мастерской. Выполнял плановые ежегодные работы на звёздном куполе Планетария. Оттуда, сверху, из точки, соответствующей небесному зениту, и свалился. Причём зачем-то расстегнул страховочный пояс, до того по всем правилам надетый и застёгнутый.
Света, увлечённо слушавшая, совсем позабыла об остывающей чашечке «экспрессо». Потом вспомнила, потянулась к ней.
— Извините, можно взглянуть на ваше кольцо? — неожиданно спросил Мальцев.
— Оно туго сидит на пальце, я не смогу…
— Не надо снимать. Я только взгляну.
Как выяснилось, с лупой реставратор не расставался даже в обеденный перерыв. Осмотр не затянулся — Мальцев выпустил пальцы Светы, убрал лупу. Выглядел он озадаченным.
— Откуда оно у вас?
— Подарок. Достаточно случайный подарок… — Света задумчиво посмотрела на змейку, сразу припомнив и психа, и старого в чёрных очках, мрачного и молчаливого. А в следующий миг сообразила: — Вы что-то знаете про кольцо? Видели похожее?
— Не видел… Но узор из чешуек очень любопытный. И вот его или очень похожий я видел — на серебряном обруче, что скрепляет вашу колбу.
— Но… — Света растерялась. — Там ведь нет узоров. Я совсем недавно…
— Есть, есть, — покивал Мальцев. Глаза его стали холодными. Или это толстые линзы сделали их холодными? — С внутренней стороны. Был и с наружной, но стёрся. Обычное дело — в старину, чтобы серебро блестело, его регулярно надраивали толчёным мелом. Гравировка неглубокая и сошла за десятилетия… Кто вам подарил кольцо?
— Почти незнакомый человек… Да что я говорю — вообще незнакомый, даже имени не знаю. Смутная история, я сама в ней до конца не разобралась…
Света замолчала, не зная, стоит ли рассказывать собеседнику о необычной встрече, и вдруг почувствовала, что их до сих пор доверительная беседа поломалась: реставратор не поверил словам о случайном подарке, полученном от случайно встреченного человека. Говорить Мальцев стал суше, на вопросы продолжал отвечать, но как-то неохотно, словно выполняя обещание, выполнять которое не хочется. И демонстративно взглянул на часы.
— А когда у вас начались происшествия? — поторопилась спросить Света. — Сразу после поступления экспоната?
— Нет, поначалу всё было нормально. А вот когда из Дружной Горки доставили колбу и мы перенесли в неё «монструза», всё и началось. Через два дня — Елизавета Сергеевна. Ещё через три — Серёжа.
Света ненадолго задумалась. Времени остаётся всё меньше, надо спросить о важном, о главном. Новая колба… В прежней «монструз» просуществовал сотни лет и ничего подозрительного рядом с ним не случалось, а едва перебрался в новую — вокруг стали гибнуть люди. Всё дело в стеклянной ёмкости? Или в чём-то другом?
— Раствор в новую колбу вы залили прежний?
— Нет. Раньше там была смесь на основе спирта, со множеством добавок, рецептуры мы не знали. Заменили формалином, его консервирующие свойства в любом случае не хуже.
Мальцев вновь взглянул на часы, произнёс:
— Извините, вынужден откланяться.
— Подождите, последний вопрос… Когда вы перекладывали… пересаживали уродца… вы вблизи не заметили: это действительно существо или имитация, подделка, слепленная из разнородных частей?
— Я не биолог. И даже не таксидермист. Следов иглы и ниток не видел, но и не искал.
Он вложил купюру в меню, встал. Сказал, чтобы Света звонила, если возникнут новые вопросы, но фраза прозвучала фальшиво.
Света распрощалась, слегка растерянная. Ей казалось: что-то важное упущено, не задан ключевой вопрос, но какой именно, сообразить не получалось.
Позже, шагая к метро, она призадумалась: а почему реставратор не заинтересовался, что послужило причиной их встречи? Ни единого вопроса не задал. Что-то старик недоговаривал, о чём-то умалчивал, но не ей его винить, сама занималась тем же — умалчивала.
