Ангелотворец - Харкуэй Ник
В голове сама собой возникает короткая биографическая справка о нем самом, которая тут же превращается в некролог (неглупо на всякий случай иметь под рукой нечто подобное): «Сегодня, не дожив до сорока лет, скончался Джошуа Джозеф Спорк, сын Гарриет Питерс и известного гангстера Мэтью „Пулемета“ Спорка. Жены и детей покойный не имел. Его безвременную кончину оплакивают мать-монахиня и несколько добропорядочных бывших подруг. Главным жизненным достижением покойный считал то, что не превратился в своего отца, хотя некоторые убеждены, что в попытках преуспеть на этом поприще он чересчур уподобился деду, ведшему малоподвижный образ жизни. Церемония прощания состоится в пятницу; гостей настоятельно просят не приносить в церковь огнестрельное оружие и краденые вещи».
Мотнув головой, чтобы вытряхнуть из нее непрошеные мысли, он устремляется к железнодорожному мосту.
Между Клайтон-стрит и Блэкфрайарс есть тупичок, который на самом деле вовсе не тупичок: в конце него имеется узкий проход к путям. Если вы встанете к ним лицом, то слева обнаружите тайную дверь в подпольную империю. Юркнув подобно Белому Кролику в эту самую дверь, Джозеф Спорк устремляется по винтовой лестнице к узким краснокирпичным туннелям Тошерского удела. Стоит кромешная тьма, и он извлекает из кармана связку ключей и пропусков, на которой висит фонарик, размерами и формой напоминающий колпачок шариковой ручки.
В луче его голубоватого света из темноты возникают чумазые стены, местами отмеченные чьими-то тщетными попытками увековечить свое имя: «Дейв любит Лизу» – и будет любить всегда, по крайней мере, здесь. Джо, не то помолясь, не то выругавшись, пускается в путь, осторожно обходя кучки склизкой дряни. Очередная дверь. Прежде чем ее открыть, Джо зажимает рот платком и наносит под нос некоторое количество мази с гаультерией пахучей («Традиционный согревающий бальзам Аддама!» – бог его знает, за какие волшебные свойства бальзам удостоился восклицательного знака, об этом лучше спросить самого мистера Аддама). Без ключа здесь не обойтись. Тошеры оснастили дверь простеньким замком, призванным не столько отваживать непрошеных гостей, сколько тактично обозначать границы владений. Они совершенно не против, чтобы вы пользовались этим проходом, однако делаете вы это с их благосклонного дозволения и должны это сознавать. Тошерский удел представляет собой паутину ходов, но свободно перемещаться по ней нельзя. Для доступа к тем или иным проходам нужно иметь хорошую репутацию и заручиться особыми разрешениями, а порой и абонементом. Связка Джо дает ему доступ примерно к одной пятой части безопасных ходов; над остальными удерживают контроль воинственные официальные и неофициальные группировки, высоко ценящие свою уединенность, – включая самих тошеров, которые поставили на охрану сердца сего диковинного королевства вежливых, но весьма компетентных сторожей.
Десять минут спустя он встречает одну такую группу: люди в резиновых костюмах, согнувшись в три погибели, копаются в зловонной жиже.
Давным-давно – когда Лондон был покрыт оспинами работных домов и тонул в зеленом чаду, способном безветренной ночью задушить прохожего насмерть, – и даже еще раньше, когда нечистоты свободно текли по улицам, – тошеры были изгоями, плутами и проходимцами, которые не брезговали искать в мерзостной трясине ненароком смытые туда монеты и драгоценности. По сей день в канализации можно найти поистине удивительные вещи: шкатулку с бабушкиными бриллиантами (в краже коих обвинили тетушку Бренду), кольца, выброшенные в порывах страсти или соскользнувшие с окоченевших пальцев холодным утром; деньги, разумеется; золотые зубы; а однажды, как рассказывала госпожа Тош юному Джо на одной из многочисленных гангстерских сходок, из клоаки была извлечена пачка неименных облигаций на десять миллионов фунтов.
В наши дни тошеры отправляются на поиски сокровищ в водолазных скафандрах, ибо нечистоты, конечно, сами по себе неприятны, но в канализации попадаются штуки и пострашнее: шприцы и прочие ужасности, не говоря о химикатах, что превращают мужских рыбьих особей в женских и убивают головастиков. Среднестатистический труп, замаринованный в пищевых консервантах, хранится на две недели дольше, чем в былые времена. Рабочая бригада тошеров напоминает команду инопланетных астронавтов, приземлившихся в незапланированном месте и ковыряющихся в тине, принятой ими за первичный бульон.
Пробегая мимо тошеров по тротуару, Джо машет им рукой, и те машут в ответ. Гости здесь бывают нечасто, и совсем уж редко можно увидеть особое приветствие Ночного Рынка: поднятый к потолку стиснутый кулак с оттопыренным на сорок пять градусов большим пальцем. Бригадир, помешкав, отвечает Джо тем же.
– Здорово! – громко кричит Джо, ибо водолазные шлемы не способствуют общению, – как сейчас в Соборной?
– Чисто, можно идти, – ответил бригадир, – шлюзы закрыты. Мы, часом, не знакомы?
А то! В детстве они вместе бегали по завешанным бархатными портьерами, освещенным факелами коридорам Рынка. Осторожный союз заключен с давних пор между племенем тошеров и Ночным Рынком – крошечными государствами, существующими в подполье большого государства под названием Великобритания, или, если хотите, преступными нациями, численность которых заметно сократилась со времен детства Джо. Особенно пострадал Ночной Рынок. Его регенты больше не в состоянии вдохновлять народ на шалую преступную удаль, ставшую визитной карточкой Мэтью Спорка и его друзей: двор остался без короля. «Но давайте не будем жалеть о тех временах, я пытаюсь сойти за человека с настоящей жизнью».
– Нет, меня часто с кем-то путают – лицо такое, – бормочет Джо, торопливо шагая дальше.
Выбравшись на пути старой почтовой пневматической дороги (Мэтью Спорк в свое время владел целой сетью почтовых киосков по всему Объединенному Королевству, которые использовались для реализации и хранения самых разных незаурядных товаров), Джо ныряет в боковой туннель и спускается в Соборную пещеру. Вырытая в качестве котлована для фундамента так и не достроенного средневекового замка, с течением времени она опустилась на дно Лондонского бассейна. Здесь всегда сыро и очень темно. Каменные арки и своды сотни лет омывались потоками минеральных дождей и в результате покрылись неким студенистым гипсом, отчего она напоминает настоящую пещеру, образовавшуюся под действием природных сил. Когда лондонские коллекторы викторианских времен переполняются (а в годину климатических перемен такое происходит чаще и чаще), все сооружение оказывается под водой. Мысль эта вызывает у Джо плохо контролируемый приступ клаустрофобии.
Хлипкие металлические мостки ведут через пещеру в низовья железной дороги, где внезапно упираются в древний грузовой лифт, который выходит на поверхность земли неподалеку от речного берега: шоссе для контрабандистов прошлого и настоящего.
Весь путь занимает у Джо меньше получаса. На машине, даже по пустым дорогам, едва ли получится быстрее.
Пса зовут Бастион, и он не знает ни стыда, ни пощады. Любому псу с такой кличкой полагается для приличия обнюхать пах гостя. Бастион утыкает свой покрытый чирьями нос в промежность Джо и отходить не планирует. Джо слегка поеживается, и пес издает утробный предупредительный рык: «Мои зубы находятся в опасной близости от твоих гениталий, о ты, человек, который разговаривает с моей госпожой за чашечкой кофе. Не испытывай судьбу и мое терпение! У меня остался один-единственный зуб, о да, ибо остальные давным-давно покоятся в плоти грешников. Но берегись моих челюстей, верхней и нижней в равной мере: они по-прежнему крепки, могучи и симметричны. Не шевелись, часовых дел мастер, и остерегайся, ибо, невзирая на смрадную старость лет моих, хозяйка по-прежнему мною дорожит».
Зверь совсем крошечный – усохшие останки мопса, – и у него, вдобавок к неполноте зубного ряда (словно этого мало!), напрочь отсутствуют глазные яблоки. Их заменяют протезы из розоватого стекла, которые преломляют и отражают вид на внутреннюю часть Бастионовых пустых глазниц. Эта леденящая душу особенность добавляет убедительности его рыку, и Джо решает не препятствовать зверю пускать слюни на его промежность.
