Кастинг для покойников - Хенсук Пак
От слов Кусыль мне стало ужасно грустно. Она умерла. Что изменится, если этот чувак узнает о ее чувствах, ведь она все равно уже умерла?
И Очкарик, и Кусыль, и Лохматая, и Старик из «Здания здоровья» – все они добровольно выбрали смерть. Какую бы причину они ни называли, суть была в том, что они сделали такой выбор из-за других людей. Неважно, был это любимый человек, коллега или сын, – они сделали это не ради себя, а ради других.
Причина смерти Дохи тоже была очень печальной. Она заранее беспокоилась о про-блемах, которые еще не возникли, и страдала. Кажется, все они жили, мысля слишком сложными категориями.
У меня никогда не было таких душевных мук, как у моих попутчиков. Это значит, что я был простым и легкомысленным. Ведь мне было достаточно прожить день-деньской без происшествий. Тем не менее я всегда был чем-то занят. Не Очкарик и не Пижон, а школьник На Ильхо был примитивным существом.
Я жил неосознанно, неправильно?
Я помотал головой. Может, так оно и есть, а может, и нет. Из-за моего образа жизни меня всегда считали аутсайдером, странным. Но, по крайней мере, я не выбирал смерть добровольно. И ведь я даже не знаю, как нужно правильно жить.
Нужно будет более серьезно подумать над этим вопросом, если мне удастся вернуться домой.
Удивительным было то, что у меня появились веские причины вернуться. Причем их стало больше, когда к моим причинам прибавились чужие. Я почувствовал, что становлюсь сложным и, главное, кому-то нужным человеком.
Забытые воспоминания
– О чем вы? – Я пристально посмотрел на Мачона.
– Думаю, ты не сможешь вернуться в свой мир. Извини, – он дважды слово в слово повторил сказанное.
– Почему?
Я допускал такую возможность, но все равно растерялся, когда услышал об этом. Чем больше распускалось сплетен о том, что я могу вернуться, тем больше становилось причин для возвращения и заметнее повышалась моя самооценка. Независимо от моего желания я стал лучиком надежды для некоторых моих товарищей. Люди, которым предстояло вечно скитаться и страдать в этом срединном мире между живыми и мертвыми, нашли утешение в том, что я вернусь домой, чтобы выполнить их последнюю волю.
– Все уже знают про тебя. А это значит, что им известно и о моей ошибке. Чтобы закрыть столько ртов, потребуется много сил, и еще это сопряжено с риском. Если Всевышний узнает о попытках заставить их замолчать, ситуация усложнится. Разумнее признаться ему во всем, пока не поздно. Кстати, я тебя ни в чем не подозреваю. Ведь это все проделки Чжиндо.
– А что будет со мной? Раз я не могу вернуться, то должен буду вечно скитаться здесь?
– Если пройдешь кастинг, сможешь пойти дальше. В противном случае навеки останешься здесь. Мне очень жаль, правда.
– Так дело не пойдет. Я не выбирал добровольно смерть. Это из-за вашей ошибки, господин Мачон, я оказался здесь. Вам не кажется, что это уж слишком?
– У меня самого болит душа, как подумаю про твои обстоятельства. Мне ведь тоже придется понести наказание за свою ошибку. Нужно признаться во всем Всевышнему и ждать его решения. Я расскажу ему про твою ситуацию и попрошу решить твой вопрос положительно, но, скорее всего, это будет невозможно. Он любит все делать по правилам. Ведь тогда, когда я просил у него разрешения на организацию кастинга, тоже пришлось довольно долго ждать, – так ответил Мачон.
– Не хочу ничего слышать, вы обязаны сдержать свое обещание. – Давил я на него. Теперь у меня появились сверхважные дела и ответственность за них.
– Конечно, сейчас уже бесполезно говорить об этом, но нам нельзя жалеть кого-либо, – жалобно запричитал Саби. – Господин Мачон, кто бы мог подумать, что на вашу безупречную репутацию упадет такое пятно? Вы всем хороши, но у вас слишком отзывчивое сердце, что никак непозволительно таким, как мы с вами. Ах, как прискорбно! Кто бы знал, что доброта повлечет такие проблемы?
– Ты прав, Саби, но какой смысл сейчас говорить об этом. Если бы я не поддался жалости, моя репутация была бы безукоризненной. Возможно, я бы продолжил подниматься по карьерной лестнице и добился бы власти над небом и землей. Но я ни о чем не жалею. Если бы я мог вернуться в прошлое, я сделал бы такой же выбор. Мне жаль, Саби, ведь ты всегда был рядом. Твоя репутация может пострадать из-за меня, – безжизненным голосом произнес Мачон.
– Можно мне встретиться с вашим так называемым Всевышним? Может, лучше я сам попрошу его отправить меня домой? Раз вас все равно накажут, вам же не будет хуже, если я пойду к Всевышнему и попрошу за себя?
В ответ на мои слова Мачон глубоко вздохнул:
– Как я могу запретить тебе встретиться с ним, ведь все случилось по моей ошибке? Но проблема в том, что тебе нельзя идти той дорогой, если ты не пройдешь кастинг.
– Никак?
– Никак.
– А вы можете довести меня до той дороги, которой идут люди, прожившие свой земной срок до конца? Если я пойду тем путем, я смогу встретить Всевышнего?
– Тот путь и этот – совершенно разные, – вмешался Саби.
В итоге получается, что я ничего не могу сделать. Остается только одна надежда на последний тур кастинга. Однако мои шансы победить равны нулю.
Я вышел из укрытия в основании дерева.
«Придется мне теперь вечно скитаться здесь». При этой мысли из глаз потекли слезы.
Присев на корточки в стороне от всех, я мысленно прокрутил всю свою жизнь словно в калейдоскопе. В ней не было ни одного радостного и волнующего момента. Каждый свой день мне приходилось проживать, затаив дыхание, опасаясь, как бы не случилось чего-нибудь плохого. Даже после смерти невозможно было вспомнить о моей жизни без слез, такой жалкой она была. С каких пор я так жил? С момента разрыва пуповины, соединявшей меня с матерью, и появления на свет?
– Ой…
В тот миг в моей голове пронеслось воспоминание. Такое смутное и едва различимое, в котором я увидел себя семилетнего.
Я держу за руку сестру, пытаясь куда-то ее вести. Ильчу упирается какое-то время, а потом покорно идет за мной. Передо мной широкая шестиполосная дорога, мы с Ильчу переходим ее в неположенном месте, не на пешеходном переходе. На нас несется огромный самосвал, от испуга я выпускаю руку сестры из своей, а когда перебегаю дорогу и оглядываюсь – самосвал уже стоит как вкопанный. С громким воем сирены приближается машина скорой помощи.
Мне вспомнился в деталях тот роковой день. Вечером того же дня мама сказала в боль-нице: «Ильхо утром разбил блюдце. Это плохая примета, но я не предупредила их».
Наверное, в тот момент слова матери глубоко запали мне в подсознание. Если с утра не везет, нужно быть осторожным. Несмотря на столкновение с самосвалом, Ильчу сильно не пострадала, если не считать раны на лбу, поэтому ее выписали из больницы через несколько дней. Мать, отец и даже сестра постепенно забыли о том происшествии. И я думал, что тоже забыл. Однако память о нем все это время жила в моей душе.
Я вспомнил огромный шрам, оставшийся на лбу у сестры, который так и не исчез, даже после шести операций. Из-за него Ильчу всегда носит челку. Шрам остался после событий того страшного дня. Я думал, что забыл о нем. Однако оказалось, что это было не так.
Как, должно быть, Ильчу ненавидела меня каждый раз, когда видела свое отражение в зеркале! Брата, который выпустил ее руку, бросив одну, под колеса несущегося на нее самосвала.
Вспомнилась мама. Она никогда при мне не говорила про шрам на лбу Ильчу. Впрочем, как и отец. Воспоминания безостановочно всплывали одно за другим.
Нужно было хоть раз попросить прощения за то, что бросил ее одну.
Меня мучило острое сожаление, что я так и не сделал этого. Надо было попросить прощения за то, что не смог удержать ее руку и убежать вместе от приближающейся опасности. Вслед за одним воспоминанием всплывало другое, где тоже была Ильчу. Вот она идет в ближайший магазинчик, зажав в кулачке монетки. Вот она возвращается с двумя леденцами, разворачивает один и сует мне в рот. Я сосу леденец и показываю большой палец, Ильчу заливисто смеется. А вот день, когда я дерусь с мальчишкой на детской площадке. Он явно сильнее меня, и Ильчу снимает башмак и лупит им моего противника по голове с криком: «Не бей моего брата!»
