Елена Карпова - Искушение Бори Лавочкина
— Зд-равствуйте, — выдавил Боря.
— Проходи, — женщина сделала приглашающий жест рукой.
— В картину? — усомнился Боря.
— Да, только это уже не картина, не замечаешь?
Это и вправду уже была не картина. Непрорисованные книжные полки стали вдруг объемными и четкими, на абажуре появилась золотистая бахрома, а в невидимое до этого момента окно на левой стене комнаты тихо стучало ветками какое-то дерево.
— Что это, — тихо спросил Боря, — где я… и кто Вы такая?
— Зови меня Маргарита, — улыбнулась женщина, — я… боюсь, род моих занятий тебе ничего не скажет. Считай, что я — проводник. А это — моя резиденция.
— Проводник?
Слово какое-то дурацкое, комната эта дурацкая… да и ситуация, впрочем, тоже…
— Я помогаю проникнуть между мирами, — ответила Маргарита.
Боря опустился на невесть откуда взявшийся стул, мельком заметив в окне голубой месяц, висящий рогами кверху.
— Ничего не понимаю…
— Скоро поймешь, — снова улыбнулась женщина, — я хочу тебя кое-чем угостить, подожди немного.
Она подошла к одному из стеллажей, открыла небольшую дверцу, замаскированную под полки с книгами и достала оттуда пузатую бутылку зеленого стекла, в которой плескалось что-то непрозрачное, и два высоких узких бокала.
— Возьми, выпей, — она протянула бокал, на два пальца наполненный светло-желтой жидкостью, — это позволит тебе преодолеть страхи и беспокойства и вернет чистоту уму.
Себе она налила из той же бутылки, но жидкость в ее бокале почему-то оказалась бледнорозовой.
Боря взял из ее рук предложенный напиток и, хотя разум убеждал его в том, что пить это не стоит, сделал глоток. Жидкость походила на чай, разбавленный ананасовым соком и еще чем-то, и, кажется, даже алкоголя не содержала, но после глотка по телу прошла теплая волна, согревая и успокаивая, а во рту остался слабый привкус смородины.
— Что это? — спросил Боря Маргариту, возвращая ей пустой бокал.
— Вода забвения, — все так же улыбаясь, ответила Маргарита, — спи, дружок…
Она коснулась прохладной рукой бориного лба, и мир исчез.
В голове гудело. Наверное, после этого маргаритиного коктейля — что она там сказала, вода забвения? Наркотик, наверное, какой-то.
Боря открыл глаза и снова зажмурился: яркое летнее солнце ослепило его. В ноздри ударил крепкий запах кожи, металла и лошадиного пота. Затем Боря осознал, что сидит в несколько непривычной позе, мерно покачиваясь при этом.
— Эй, Борсан, с тобой все в порядке? — услышал он странно знакомый голос и, прежде чем удивиться, пробормотал:
— Да-да, что-то в глазах потемнело.
Он осторожно открыл глаза. Елки… Он сидел на самой настоящей лошадиной спине, причем никакого неудобства не испытывал — лишь когда он взглянул вниз, ему стало несколько нехорошо от расстояния между ним и земной поверхностью.
— Борсан, — снова позвали его. А ведь и вправду его — здесь его зовут именно так… Он повернул голову и…
— Оля? — недоверчиво спросил он, и тут же осознал, что ошибся. Девушку, которая ехала рядом с ним, звали не Ольга, а Бьярси, и она была дочерью друга отца Борсана.
Девушка странно посмотрела на него, и сказала:
— Я чего думаю — может, нам привал сделать? До Ругнира еще с полдня ехать, а я есть, например, хочу…
Голос у нее был совершенно ольгин.
Боря… точнее, Борсан оглянулся назад.
— Вешня! Где тебя черти носят!
Подъехал слуга-оруженосец Борсана. Его черная кобылка игриво потерлась мордой о шею борсанова коня, тот фыркнул на нее, и она обиженно отвернулась.
— Что прикажете, господин?
— Останавливаемся на отдых — Бьярси устала. Предупреди ее служанок и — вон там подходящая рощица, разбивай лагерь.
— Слушаюсь, господин.
Когда завершились хлопоты, связанные с остановкой и вся компания с комфортом расположилась на шелковистой зеленой траве, будто специально созданной для того, чтобы лежать на ней, Боря позволил себе оглядеться вокруг и внутри себя.
Это стоило того… Внутри него жило словно два существа. Одно — Боря Лавочкин, инженер и романтик, а второй — Борсан, сын Эдмунда, бесстрашный в бою гордый рыцарь, который занимается в данный момент тем, что сопровождает невесту своего друга Дирона в ее путешествии из родных мест в замок Ругнир, где сейчас Дирон и обитает… Самое удивительное было в том, что оба они — и Боря, и Борсан — были настоящими, это был словно один человек, но рассматриваемый с разных ракурсов. Борсан был облачен в кольчугу затейливого плетения, а за плечами висели ножны. Боря почувствовал некоторое беспокойство — сможет ли он вынуть меч, если возникнет необходимость? Не случится ли так, что он будет слишком тяжел с непривычки? Но Борсан прекрасно знал, как обращаются с оружием, и Боря успокоился.
А вокруг лежали луга с изумрудной травой и редкими перелесками на холмах. Боря-Борсан провел рукой по траве, недлинной, словно на подстриженном газоне, и поразился ее мягкости, размял стебелек в пальцах — сок травы был бесцветным (непонятно было даже, почему она, собственно, зеленая), валяйся на ней, сколько хочешь, одежды не запачкаешь…
Вся эта пасторальная обстановка отдавала… ненатуральностью какой-то, что ли. Впрочем, Борю это уже не волновало — он принял правила игры и повернулся к Бьярси, которая мило щебетала рядом (однако, как ему стало понятно, Борсан не слишком-то равнодушен к ней, но честь и долг рыцаря и друга — прежде всего).
Идиллия была прервана громкими звуками рога, доносившимися от дороги и криками оттуда же. Бьярси посмотрела в сторону дороги и побледнела.
— Борсан, это Ульриг! Он, должно быть, ехал за нами.
Это действительно был Ульриг фон Таарх, давний недруг Борсана, да и Дирона тоже. Над его отрядом, состоявшим из пары рыцарей в позвяквающих кольчугах и нескольких величавых оруженосцев с синими перьями на шляпах, развевалось ультрамариновое знамя с желтым львом на круглом щите.
— Борсан? — деланно удивился Ульриг, подъезжая поближе, — что это ты тут делаешь?
Его голос звучал глухо: лицо было закрыто забралом. Возможности рассмотреть Ульрига у Борсана не было, но он и так знал, что под стальным шлемом скрывается пышная белобрысая шевелюра, а через прорези шлема смотрят по-детски ясные голубые глаза, которые почему-то всегда так привлекают женщин.
— Ступай-ка подобру-поздорову, — недружелюбно буркнул Борсан.
— А, я знаю, — Ульриг проигнорировал его предложение, — смелый Борсан везет женщину для своего друга Дирона. Неужели такой отряд — это достаточная охрана для твоего груза, а, Борсан?
— Для нее достаточная охрана — мой меч.
— Ах, какие мы смелые! Проверим, на спор? Кто выиграет — забирает ее в качестве приза.
— Пошел ты…
— Тебя в детстве не научили вежливости? Ну-ну, ты ведь посматриваешь на нее жадными глазками, я не вижу, думаешь? Скажи, ты уже спал с ней?
Меч вышел из ножен легко, и держать его было вовсе не трудно. Ульриг отпрянул, засмеялся, а затем спрыгнул с коня и таким же изящным движением обнажил свой клинок: по лезвию пробежали блики клонившегося к закату солнца, и оно окрасилось в цвет крови.
— Ты дурак, Борсан. Тебе бы смолчать и утереться, а ты в драку полез. Я убью тебя.
— Пошел бы ты…
— А потом я развлекусь с твоей девочкой.
Боря отчаянно попытался напомнить себе, что Ульриг всего лишь хочет разозлить его. Как ни станно, Борсан успокоился, и пелена, красной завесой вставшая перед глазами, рассеялась.
Ульриг ударил — Борсан отразил удар и сделал выпад сам. Ульриг поймал его меч маленьким круглым щитом с желтым львом, высунувшим красный язык из разверзтой пасти. Лев лишился части хвоста, закрученного хитрой спиралью. Борсану даже стало немного жаль красивой росписи, выполненной в вейерштадтской манере с обязательной окантовкой узора черненым серебром, но у его противника этот щит, вероятно, был не последним. Ульриг пошатнулся, но устоял и даже чуть было не достал Борсана коротким колющим ударом сбоку. К счастью, Борсан успел уйти, и теперь они разошлись на солидное расстояние, кружа вокруг воображаемого центра поля боя и выискивая бреши в защите друг друга.
Еще один выпад Ульрига не достиг цели — и еще один удар пришелся в его щит, который, не вынеся второго прямого попадания, раскололся сверху. Ульриг отмахнулся от оруженосца, который поднес было второй щит, отбросил бесполезную теперь деревяшку и, схватив меч двумя руками, начал вращать его так, что блестящее лезвие, описывая сложную траекторию, закрыло владельца прозрачным серебристым щитом. «Чертова мельница» — прием убойный, если нападающий так глуп, что сунется сквозь эту защиту. Борсан усмехнулся про себя — он соваться не собирался, отлично зная, что долго Ульриг такого темпа не выдержит. Ульриг, кажется, понял это — меч его перестал описывать окружности и остановился, вибрируя, на уровне груди. Но «чертова мельница» даром не проходит — и Борсан отметил, что дыхание Ульрига сбилось. Есть вероятность, что он не успеет среагировать, если действовать достаточно быстро. И, презрев все каноны, он ринулся в прямую атаку.