Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)
Джим с усилием сглотнул, выдавил деланую улыбку и прикоснулся ладонью к руке Ройбена, дескать, брось, пустяки.
— Ты ведь знаешь, что я хотел бы продолжить работу с неблагополучными подростками, алкоголиками и подобными людьми, — сказал он.
Говоря все о том же, о том, как месяцами работали в приютах «Диленси-стрит», изучая их знаменитые программы реабилитации, и о том, каково быть капитаном своего собственного корабля, они вышли из церкви, пересекли двор и подошли к воротам.
— Но ты представляешь себе, как расстроятся папа с мамой, когда узнают, что ты оставил священничество? — спросил Ройбен.
— Ты так думаешь? Разве мама с папой когда-нибудь гордились тем, что у них сын — священник?
— Возможно, ты и прав, — промямлил Ройбен. — А вот я всегда тобой гордился и дедушка Спэнглер — тоже. И буду гордиться тобой, невзирая ни на что.
— Знаешь что? Я тут подумал, а что, если снова поработать волонтером в «Диленси-стрит» или какой-нибудь подобной лечебнице? Возможностей множество, и на все это потребуется время…
Когда они совсем уже подошли к машине Ройбена, он положил руку брату на плечо.
— Подожди минуточку! В общем, ты говоришь мне, что после стольких лет служения тебя просто вышвырнут из-за того, что ты рассказал мне об этих негодяях, об этой непередаваемой мерзости, о подонках, которые убили молодого священника, убили подростка в «Хилтоне», которые хотели убить тебя…
— О, Ройбен, перестань, — перебил его Джим. — Ты сам прекрасно знаешь, что я сделал. Я не ты. И я не могу в качестве оправдания сослаться на некие тайные метаморфозы, которые происходят с моим телом и личностью. Я, будучи целиком и полностью человеком, заказал убийство!
Ройбен мочал. Растерянно. Сердито.
— А что, если я снова так поступлю? — прошептал Джим.
Ройбен покачал головой.
— Действительно, если какие-нибудь мерзавцы снова станут убивать на этих улицах детей и грозить мне смертью за непокорность?
— В таком случае к чему все эти разговоры об обновлении, возрождении и чуде времени?
— Ройбен, обновление начинается с признания содеянного тобой. А для священника оно начинается с исповеди. Перед своим духовником я уже покаялся, а теперь о содеянном мною должен узнать архиепископ.
— Да… но если никто… проклятье, что я несу?! Джим, ты сегодня утром разговаривал с мамой?
— Нет и не слишком хочу. Она в ярости из-за того, что я исчез. Потому-то я и попросил тебя пойти вместе со мной и попытаться перевести разговор на Селесту, ребенка и, в общем, на все, что придет тебе в голову. Ладно?
Ройбен на секунду задумался. Потом он отпер дверцы «Порше» и пошел вокруг машины к водительскому месту.
Джим уселся рядом с ним и с прежней энергией в голосе возобновил разговор о своем предстоящем запрещении богослужения или даже вообще извержении из сана.
— Ройбен, это то же самое, что любая ошибка или проступок. Они по сути своей новые возможности — каждая ошибка открывает новую возможность — и именно с этой точки зрения я и должен рассматривать все происходящее.
— По-моему, тебя ожидает несколько более сложное и интересное будущее, чем ты представляешь себе, — сказал Ройбен.
— С чего ты это взял? — удивился Джим. — Эй, помедленнее! Ты несешься, как автогонщик.
Ройбен сбросил газ, хотя в воскресное утро улицы были относительно свободными.
— Так, на что ты намекаешь? Неужели мама с папой затеяли разводиться? Начал, так говори!
Ройбен задумался, как же преподнести брату то, что он хотел сказать. В кармане завибрировал айфон, но он не обратил на это внимания. Он думал о Кристине, о тех заранее потрясающих мгновениях, когда она увидит Джима, а Джим — ее. В этот момент она будет совершенно беззащитна, но этот человек ни в коей мере не обманет ее ожиданий. А Джейми… Джейми подойдет к отцу и протянет руку, точно так же, как он сделал это, знакомясь с Ройбеном. Ройбен вздохнул.
— Я с тобой, кажется, говорю! — рассердился Джим. — Что ты от меня скрываешь?
Автомобиль уже мчался по подъему на Русский холм.
— Ты не повредил беременности Лоррейн, — сказал Ройбен.
— Что такое ты говоришь?! — вскинулся Джим. — Откуда ты знаешь?
— Она была на рождественском приеме, — ответил Ройбен.
— Проклятье! Мне ведь показалось, что видел ее! Я решил проверить, искал ее повсюду, но так и не нашел. Ты что же, говорил с нею? Давно ты знаешь, что она здесь?
— Сейчас она у мамы и ждет тебя.
Ройбен ужасно боялся сказать что-нибудь некстати.
— Ты хочешь сказать, что она здесь и что у меня есть ребенок?! — воскликнул Джим, заливаясь краской. — Это? Ройбен, да не молчи же ты! Это значит, я не убил младенца? У меня есть ребенок?
Он засыпал Ройбена еще кучей вопросов, но Ройбен не ответил ни слова. Вскоре машина вкатилась на узкую подъездную дорожку возле дома на Русском холме, и он выключил зажигание.
И посмотрел на Джима.
— Я не пойду с тобой, — сказал он. — Это твой час. И уверен, тебе не нужно объяснять, что там находятся люди, которые зависят от тебя, которым ты очень нужен, которые с нетерпением ждут тебя, и что они будут рассматривать тебя, изучать тончайшие перемены выражения твоего лица, твой голос, твои жесты.
Джим сидел, утратив дар речи.
— Я знаю: ты справишься, — добавил Ройбен. — И вот еще что я знаю. Это наилучший подарок из всех, какие только могло преподнести тебе Рождество. А все остальное так или иначе наладится, все наладится… в Рядовое время.
Джим не мог пошевелиться.
— Вылезай! — приказал Ройбен. — Выметайся из машины и иди туда.
Джим сидел неподвижно.
— И напоследок скажу тебе еще кое-что, — сказал Ройбен. — Джим, ты не убийца. Ни в коей мере. Убийцами были Блэнкеншип и его подручные. Ты и сам это отлично знаешь. А убийца — я. И это ты, Джим, тоже знаешь. И знаешь, что эти подонки, эти мерзавцы хотели убить тебя. Кто лучше тебя знает, сколько преступлений они уже совершили и сколько собирались совершить? Ты же сделал наилучший выбор из всех возможных. А теперь иди. Ты оставил судьбе заложников, и они наверняка будут причастны к твоему решению всех нынешних проблем.
Он перегнулся через брата и открыл ему дверь.
— Выметайся и иди в дом, — повторил он.
На крыльцо вышла Грейс. Она была в зеленом хирургическом костюме, с распущенными по плечам рыжими волосами, лицо ее светилось непередаваемым счастьем, и она приветственно махала рукой, будто встречала подходящий к причалу пароход.
Джим все-таки выбрался из машины и, снова остановившись, взглянул сначала на Ройбена, а потом на мать.
Ройбен несколько секунд сидел, провожая глазами брата, поднимавшегося на крыльцо к матери. Каким стройным и подтянутым он выглядел, как шли ему короткие, всегда тщательно причесанные каштановые волосы и строгий и официальный черный костюм католического священника.
Ройбену очень хотелось тоже пойти туда, посмотреть, как Джим впервые увидит Лоррейн, и Джейми, и Кристину, но он не мог так поступить. Он, как сказал недавно, твердо знал, что это час Джима, и только Джима. И вовсе ни к чему стоять там, как мрачное неотвязное напоминание обо всем, что они с Джимом делят между собой знание, недоступное всему остальному миру.
Он включил зажигание и покатил домой, в Нидек-Пойнт.
33
Нидек-Пойнт, одиннадцать вечера. В доме тихо, свет погашен. Лаура давно ушла в лес в обществе Беренайси. Феликс и Фил вернулись из лесу рано, и Феликс отправился спать.
Под беззвучным моросящим дождем Ройбен в одиночестве спустился с пригорка. Он направлялся к флигелю, в окне которого слабо светился огонь, надеясь, даже молясь про себя, чтобы отец еще не лег спать, чтобы они могли посидеть и поговорить.
Он испытывал легкий голод, на душе у него было неспокойно, и немного щемило сердце.
Он знал, что в Сан-Франциско все обернулось хорошо. Собственно, он и с самого начала не сомневался в этом. Лоррейн и дети остались у Грейс до конца недели. Грейс не хватало слов для того, чтобы выразить свое счастье. А к вечеру пришли фотографии. Все семейство за ленчем — восторженный отец между своими детьми, счастливая Лоррейн, а рядом веселая и довольная жизнью Селеста. Кристина и улыбающийся до ушей отец у камина. Грейс с внуком и внучкой. И стройный и подтянутый Джейми, позирующий рядом с гордым отцом для обязательной семейной хроники.
Тему перспектив жизни Джима никто не затрагивал. Но Ройбен нисколько не сомневался в том, что Джим ни за что не выпустит из рук доставшееся ему редкостное, бесценное сокровище, которое должно было смягчить все ухабы на предстоящем впереди жизненном пути.
Ройбен же оставался в одиночестве и никак не мог успокоиться.
Подойдя ближе к маленькому коттеджу, он разглядел за окном двоих людей, слабо освещенных огнем камина. Один был его отец — голый и босой, — а вторым — Лиза, одетая в одно из своих излюбленных платьев с кружевами у шеи.
