Айгуль Иксанова - Улицы Севильи

— А что будет, если все станут такими? — поинтересовалась девочка. — Не будет зла и наш мир исчезнет?

— Подумай, если есть действие, значит, есть и противодействие. Любые проявления добра, иногда покидают душу, и в сознании человека отражается лишь зло. Бывает и такое. Тогда движение его души и его тела становится бесконечно малым, они разрушаются.

— И что же происходит?

— Он переходит в состояние точки Ноль.

— То есть как?! — Настя даже подскочила. — Это что же получается, ты можешь стать святым, а можешь встать на сторону зла и все равно придешь к Богу, все равно станешь точкой Ноль? Разве такое возможно?!

— Об этом мы поговорим позже. Тебе еще слишком многому нужно учиться. Занимайся и не трать время понапрасну. — Учитель поднялся и вышел из хижины, оставив Настю наедине с ее мыслями.

Так он делал всегда. Это был его метод.

Оставшись одна, Настя решила продолжить изучение вопросов любви уже известным ей способом: несколько месяцев она не наблюдала за жизнью подруги, и что-то подсказывало ей, что именно сейчас в судьбе Олеси Беловой-Василенко должно было произойти нечто важное.

Девочка наугад раскрыла Книгу книг, а именно на семьсот двадцатой странице, и приготовилась смотреть.

Над Москвой-рекой спустились голубые сумерки. Андрей в белой футболке шел по песку, Галина — рядом, в его куртке, накинутой на плечи. Она держала его за руку. Настя присмотрелась — очевидно, это был пляж Серебряного бора. Галина подошла к реке, наклонилась, немного поплескала воду рукою.

— Холодная, — заметила она.

Потом они еще какое-то время шли рядом, а увидев лежащее метрах в двух от реки бревно, опустились на него и долго сидели молча, глядя на темнеющую воду, по которой то и дело пробегала легкая рябь.

— Мне так хорошо с тобой, — наконец сказала Галина.

— Мне тоже. — Андрей коснулся ее руки. — Странно, но мне все время кажется, что мы знали друг друга раньше. У меня было так же и с Олесей. Но я всегда думал, что так бывает лишь однажды. И вот сейчас, когда я дотронулся до твоей руки, мне показалось, что это уже было когда-то.

Галина повернула к нему свое идеально правильное лицо и внимательно посмотрела ему в глаза. В ее взгляде отразилась паника. В конце концов сколько можно проверять его верность! Они встречаются уже несколько месяцев, а он даже ни разу не сделал попытки хотя бы поцеловать ее! Несмотря на то что она явно нравится ему, несмотря на то что они оба взрослые люди… Для него не существует никого, кроме его Олеси, это так очевидно!

— Хочешь, я спою тебе песенку? — спросила она. — Только на ушко, иначе никак нельзя.

Он засмеялся и наклонился к ней.

— У меня станы в голошек, холоши так холоши, — запищала вдруг ему в ухо Галина голосом маленькой девочки, — все мальчишки плиставали: покази да покази…

Вздрогнув как от неожиданного удара, Андрей отпрянул. В его взгляде, устремленном на нее, были изумление, испуг, непонимание.

— Откуда ты это знаешь? — тихо спросил он.

— Знаю, — усмехнулась она. — Знаю, что ты пел эту песенку своей дочке. Знаю, что сначала ее спела тебе жена, и ты долго смеялся. А еще знаю, что на выпускном вечере в институте ты умудрился перепачкать цветами ее новое платье, и поэтому вы ушли раньше и долго бродили по городу, а потом сидели в парке на Речном. Знаю, что ты до сих пор не можешь забыть, как на студенческих соревнованиях забил гол в свои же ворота, знаю, что тебя раздражают люди, которые чуть что начинают паниковать и суетиться, знаю, что когда ты с друзьями ездил на рыбалку, то покупал потом живую рыбу в магазине и выдавал за собственный улов. И еще знаю, что ты всегда любил и будешь любить только одну женщину. Меня. Что бы ни случилось…

Воцарилось молчание.

— Олеся?! — спросил он наконец свистящим шепотом, спросил просто так, не подумав, позабыв, что его жена мертва.

— Никто не должен знать, — прошептала она, обнимая его, — только ты, ты один… Иначе я труп. Да, я стала совсем другой. Тебе придется привыкнуть.

Андрей сидел не шевелясь, он не обнял ее в ответ, потрясение было слишком велико. Как часто умолял он Бога вернуть ему жену, понимая, что его молитвы бессильны, понимая, что уже ничего не изменишь! И вот сегодня поутру его неистовые мольбы впервые сменились связным, простым, полным доверия разговором со Всевышним, разговором, в котором Андрей от всей души признавал Его превосходство, разговором, в котором не было ни обиды, ни осуждения.

— Ты знаешь, я не всегда поступал правильно, — говорил он, — и я не хочу сейчас просить прощения, обещать, что исправлюсь. Я не хочу заключать сделку, вроде той, что если Ты вернешь мне жену, я не совершу больше ни одного дурного поступка, я даже не хочу ни о чем Тебя просить. Я просто хочу сказать Тебе, что мне, правда, очень тяжело. И я не знаю, как мне вынести это. Просто стало слишком сложно жить. Пожалуйста, помоги мне. Я признаю свою слабость и лишь прошу: помоги мне…

И в тот же вечер Он вернул Андрею его Олесю. Ему не понадобилось и нескольких часов, чтобы исполнить эту безумную просьбу. Ведь Он был всесилен.

— Что мы теперь будем делать? — спросила Олеся-Галина несколькими часами позже, когда они уже сидели в его машине.

— Я собираюсь остаться ночевать у тебя, сейчас позвоню маме, — спокойно ответил он.

— Я не про это! Я спрашиваю, что мы вообще будем делать?

— Как что? Я женюсь на тебе, и все. Будем жить вместе. И будем очень счастливы. — Он ласково улыбнулся и подмигнул ей.

— А Сашка, а мама? Они же не поймут твоей новой женитьбы! Они не смогут принять меня. Представляешь, какая-то чужая тетка!

— Не волнуйся. Ты замечательная. Они полюбят тебя!

Олеся отвернулась.

— Мужчины… — процедила она сквозь зубы. — Что вы понимаете? А ты не подумал, каково мне будет доказывать им что-то? И они… ведь мама мечтает только о том, чтобы вернуть свою дочь! И будет ненавидеть меня. И мы обе будем страдать, и все без толку!

— Прости… Я дурак, конечно. Но мы попробуем. Я сейчас позвоню Марь Семенне и все расскажу. В смысле, что женюсь и что завтра приведу тебя знакомиться с ними! — решительно заявил он, напоминая о своем положении главы семьи.

— Боюсь, — честно призналась Олеся.

— Какой же я идиот! — вдруг воскликнул он. — Ты все время так подробно спрашивала про Сашку, а я ничего не понимал!

— Ты же думал, что я учительница, что у меня только профессиональный интерес, — встала Олеся на защиту вновь обретенного мужа.

Она откинулась на спинку сиденья и задумалась. Все не так уж плохо. Могло быть значительно хуже. Она ведь и вправду могла умереть. Или еще того хуже: вернулась бы и обнаружила мужа уже с другой женщиной, обнаружила бы, что никому не нужна, как не нужна своей двоюродной сестре, которая сразу же после ее «смерти» начала предъявлять права на дачу и до сих пор еще бегала по судам. По крайней мере, она жива, Андрей с ней, и он действительно любит ее! Вместе они преодолеют любые трудности. Даже по прошествии времени воскресят Олесю Белову-Василенко из небытия.

На следующий день Настя, взволнованная неожиданным поворотом в жизни единственной подруги, снова открыла эту страницу.

Олеся и Андрей поднялись на третий этаж и остановились перед дверью в квартиру. Олеся почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза: все было таким знакомым!

«Мне страшно, подожди, не звони!» — хотела сказать она, но Андрей уже нажал кнопку звонка.

Олеся крепко сжала в руках плюшевого жирафа для Сашки и коробку конфет для собственной матери.

«Вот позорище-то!» — подумала она по поводу конфет.

В следующую секунду мать открыла дверь, и Олеся, забыв поздороваться, замерла на пороге, пораженная изменениями, произошедшими с ее мамой: глаза потухли, лицо в морщинах, она ссутулилась, словно стала ниже ростом. При виде незнакомой женщины в маминых глазах вдруг загорелся огонек — недобрый огонек: она уже заранее ненавидела непрошеную гостью.

«Она должна узнать меня! — думала Олеся. — Никакой Мустафа не может обмануть материнское сердце!»

Андрей подтолкнул Олесю, она прикусила язык, сдерживая готовый сорваться радостный вопль: «мама!», и тихо сказала:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — сухо ответила мать. — Для нас большая неожиданность ваш визит…

И тут ее, Олесина, собака, спаниель Лана, с громким восторженным лаем кинулась к своей хозяйке, виляя хвостом и прыгая от неожиданного счастья. Для этого существа ее внешность не имела значения. Лана узнала ее. И Олеся, почувствовав, что слезы уже готовы покатиться по ее щекам, торопливо присела и подхватила собаку, тут же лизнувшую ее в лицо.

— Марь Семенна, это Галина, прошу любить и жаловать, — радостным голосом заговорил Андрей. — Вот, возьмите.