Лада Лузина - Ледяная царевна
Это – во-первых… А во-вторых, она вдруг поняла, что теперь окончательно опаздывает на свидание с Даном, шансов поспеть больше нет. В-третьих же, и в самых ужасных – осознала, что не дала ему свой телефон… Можно было, конечно, подойти к нему завтра на работу. Все не безнадежно… но очень обидно. У нее внезапно украли чудесный волшебный вечер – как черт Гоголя украл с неба луну.
Она подошла к окну.
На безлюдной заснеженной остановке сидели парень и девушка в черной шапочке с кошачьими ушками. В руках у них были горящие свечи. Самый известный ритуал солнцестояния: зажечь свечи, чтоб сохранить во Тьме свой душевный огонь. Девушка что-то взволнованно объясняла, блуждая глазами. Подбородок парня был ироничным, но обращенный к ней взгляд – нежным. Ему было все равно, зачем он жжет с ней свечу, было важно, что он сейчас с ней…
А если Дан не работает завтра? А если он не простит? А если он не выносит непунктуальных? И из-за их киевичества все всегда так, портится, рушится, не складывается – будь оно проклято!
Она нервно застучала носком ботинка об пол, уже готовая развернуться, умчаться, но тут…
– Андрей Андреевич ждет вас, – почти с сожалением сказала Раиса.
И дочь Андреевича прошла в кабинет.
– Привет! – В отличие от штатного Цербера, папа излучал дружелюбие. – Хочешь чего-нибудь… чай или сок? Или покрепче? Ты ведь взрослая. – Он был, несомненно, настроен на полное примирение.
– Покрепче… Коньяк, например.
Отец не стал звать секретаршу, встал из-за стола, подошел к глобусу-бару, сам организовал ей рюмку – и Даше пришло в голову, что он тоже, возможно, побаивается Раису.
– Я очень рад, что ты пришла. Пора закончить нашу нелепую ссору. Наверное, я не должен был предъявлять тебе столько требований. Хотя твой образ жизни… согласись, мне есть из-за чего беспокоиться.
– О’кей, соглашусь, – покорно признала дочь Чуб. – Я тот еще фрукт.
– А ведь тебе в следующем году двадцать шесть.
Перебор! Одно дело признать себя фруктом, другое – подпорченным.
– И что? Уже пора застрелиться? Или можно еще немного пожить в свое удовольствие? – Землепотрясная поставила рюмку на стол, не отпив, но заранее ощутив неприятное послевкусие.
– Зачем ты так? – Отец поморщился. – Сразу в штыки. Я просто интересуюсь… Ты сейчас где-то работаешь?..
Зря они встретились в офисе – здесь он всегда был настроен на рабочий, поучительно-покровительственный лад. И Даша заранее смирилась с неизбежным.
– Работаю.
– Все там же, в ночном клубе?
– Нет.
– Нашла что-то поперспективнее?
– Как тебе сказать…
Так, например: «Я, папуля, повелеваю Киевом… захочу, на метле полечу, захочу, Раису в прах превращу… Хочешь?»
«Сказать или нет… или еще пронесет, и мы не поссоримся?»
– Ну хоть деньги там платят?
Чуб мысленно попыталась отыскать эвфемизм для их кладовой, наполненной древним золотом, из коего ей лично принадлежало примерно килограммов пятьсот. Пора, наконец, их продать!..
– Все ясно, – печально сказал отец.
– Что тебе сразу ясно?! – вспылила Даша. – Хочешь правду?.. Хорошо! Папа, я должна сказать тебе одну вещь…
– Ты беременна? – вскинулся он.
– Нет.
– Выходишь замуж?
– Пока нет…
«Я – Киевица… Ведьма! И у меня все о’кей…»
– Я работаю с Катериной Дображанской, – сказала полуправду она. – Слыхал о такой?
– Естественно, я о ней слышал. – Папа отлично разбирался в иерархии столичного бизнеса. – И что ты у нее делаешь?
– Помогаю. Она говорит, что я… интересно решаю проблемы.
– Ты работаешь в офисе у Дображанской? – Похоже, отец не поверил даже этому. – Так познакомь меня с ней.
– Ты проверяешь меня? – резко нахмурилась Даша. – Извини, боюсь, познакомившись с Катей, ты бросишь свою третью жену… или какая она у тебя? Сбилась со счета. Но после еще одного развода ты точно разоришься, оставишь меня без наследства… Вот даже не знаю, как я это переживу!
– Ты солгала, – вынес неутешительный диагноз отец. – Ты не работаешь у Дображанской, – обличил он ее.
– Ты ва‑аще не способен поверить, что я способна на что-то!
Их попытка вернуться на стезю перемирия вышла не особо удачной.
Дочь и отец насупились друг на друга. Чуб нарочито отвернулась, посмотрела в окно – на чубо-снег.
– Я не хотел тебя обидеть, – помолчав, сказал папа.
Теперь снежинки летели в разные стороны: одни вправо, почти горизонтально, другие влево, почти перпендикулярно земле… Казалось, что они не падают, а гоняются друг за дружкой. И когда-то им с папой тоже было весело.
– А помнишь, я была совсем маленькая… и мы ходили гулять к новогодней елке… и ты позволил мне стащить с елки игрушку.
– Не помню такого… Я разрешил тебе что-то украсть? – усомнился отец.
– Надувного Чиполлино… мы принесли его домой.
– Чиполлино? – задумчиво повторил Андрей Андреевич.
– Он еще долго жил у меня. Я его любила…
– Я помню Чиполлино… но это не я… Вы ходили на прогулку с дедом и бабушкой. И принесли его. Они тебе все разрешали… они тебя и избаловали. А твоя мать довершила дело. Ты никогда никого не слушалась… Твоя мать не знает даже значения слова «слушаться».
– Слушаться, подчиняться, ходить по струнке, стоять по стойке… не знает! – согласилась Даша. – Хоть с мамой мне повезло!
– Ты снова устраиваешь ссору…
– Это я устраиваю?! – возмутилась Землепотрясная Даша. – Да я пришла сюда, чтоб сказать тебе большое спасибо за вчерашнее… поблагодарить за подарок! Обнять, поцеловать… а ты снова начал. «Где ты работаешь, как ты живешь?»
– Я действительно рад, что тебе понравился бабушкин перстень. – Голос отца звучал безнадежно, так говорят перед тем, как попрощаться, признав про себя бессмысленность встречи, беседы… бессмысленность самой Даши?
Обида была такой горькой и незаслуженной, что Чуб не сразу извлекла самое главное из прозвучавшего:
– Перстень?
– Перстень моей мамы Анфисы… твоей бабушки. Она просила отдать его на твой двадцать пятый день рождения. А я не сдержал обещание. Весь год мы были с тобой на ножах. Но перед Новым годом следует отдавать все долги. Потому я завез его вчера и отдал твоей маме.
– Ты завез перстень… а потом? Где ты был вчера вечером?
– Это важно?.. В ресторане, с женой и друзьями… а что?
– Уже ничего.
Чуб достала смартфон, нашла фото с Дедом Морозом, еще раз взыскательно посмотрела на засвеченный кадр и перевела взгляд на папу.
М-да…
Несомненно, Маша подметила верно: глаза у Мороза были их семейные, можно сказать, «фамильные», с характерным иконописным разрезом, с красивыми веками… такие и у папы, и у дяди Сережи, и у ее двоюродного брата Вити… и еще у сотен людей!
Даже у святого князя Владимира на православном календаре за спиной секретарши!
Глава шестая,
в которой всем очень страшно
– Salve! – произнесла волшебное приветствие Землепотрясная Даша.
И они с Даном вошли в гулкий пустой готический подъезд дома на Ярославовом валу, 1.
– Ты правда-правда-правда-правда не сердишься, что мы не попали в кино? – еще раз уточнила она.
Далеко не в первый раз в жизни Даша Чуб пришла на свидание с опозданием на полчаса, но, наверное, впервые так искренне переживала по данному поводу.
– Мы два дурака, стоим другу друга… ты забыл дать мне свой номер, я тебе – свой. Хорошо, что ты дождался меня… Еще раз прости.
– Ничего, – сказал Дан, – сходим завтра. На другой фильм, на другой сеанс.
– На какой?
– На какой ты не опоздаешь, на тот и пойдем.
Даша не поняла, шутит он, или прикрывает шуткой обидку, или пытается сказать ей, что готов ждать ее бесконечно… Но на всякий случай поклялась, как могла жарко:
– Завтра я точно не опоздаю! Зайду к тебе на фуникулер, и мы вместе пойдем.
– Договорились. Только завтра я уже фуникулер не вожу… завтра я буду работать на Крещатике в комнате ужасов.
– Ух ты!.. Ты чё, каждый день работу меняешь? – не особенно удивилась, скорей восхитилась она.
– Угадала, – улыбнулся он. – Все ближайшие каждые дни. Хочу попробовать все, о чем мечтал…
– …в детстве?
– А ведь ты не угадываешь… – Высокий, светлоглазый, Дан склонился над ней, и во взгляде его плескалось откровение – то редкое чувство, когда кажется, что встреча с другим человеком расширяет сознание и делает мир бесконечным, как космос. – Ты знаешь меня, как никто другой… мне так кажется… сразу так показалось… когда увидел тебя на перилах в Кэт Молле. Ты понимаешь меня? И правда-правда не осуждаешь?
– Правда-правда-преправда! – громогласно заверила его Даша Чуб. – Я в детстве тоже фуникулер хотела водить – целый вечер хотела. А еще хотела тетей в красной шапочке стать, которая в метро вагоны встречает. Еще стюардессой. И летчицей-космонавткой… Я в детстве чего только ни хотела. И я тоже так чувствую, – она посерьезнела. – Мы с тобой точно тысячу лет знакомы.
