Птицы - Торин Владимир
Корнелиус его не слушал, думая о своем, и отвечал коротко, машинально.
Финч сразу же заметил, что с ним что-то не так.
– Деда, ты в порядке?
– Да-да, – солгал Корнелиус. – Просто голова болит – с самого утра чувствую себя неважно.
– Ты пил лекарства?
Корнелиус Фергин опустил взгляд: да уж, он пил лекарства… Поправив галстук, Птицелов нацепил на себя маску заботливого деда.
– Так что там в школе? Рассказывай, что новенького, а я пока приготовлю обед…
Они отправились в кухню, и Финч увидел конфеты на столе.
– О, это что, мне?! – боясь поверить своему счастью, воскликнул мальчик. – Можно мне конфету?!
– Только после еды, – строго сказал Корнелиус. – И только если ты принес хотя бы одну отметку «Без нареканий».
– Ну во-о-от, – протянул Финч. – Я получил одно «С нареканиями», это считается?
– Разумеется, нет.
Финч совсем пригорюнился, и Корнелиус сжалился:
– Ладно, после еды съешь одну конфету, но только если сразу же сядешь за уроки.
– Ты знаешь, что ты лучший дедушка на свете?! – воскликнул Финч.
Корнелиус Фергин не ответил…
…Гораций, как и обещал, вскоре явился снова. На этот раз он принес чемодан, большой черный кофр и какой-то продолговатый предмет, завернутый в бурую упаковочную бумагу.
– Твои инструменты, Корнелиус, – сказал он. – Они хранились в тайнике все эти годы. Я решил, что нужно тебе их вернуть.
Корнелиус промолчал. Гораций Горр пытливо на него поглядел:
– Ты ведь помнишь, для чего все это нужно?
Корнелиус отвел взгляд.
– Ну разумеется, помнишь. Лекарство действует безотказно…
– Что это за пилюли? – глухо спросил старик. – Откуда они?
Гораций Горр уселся в кресло и, закинув ногу на ногу, зажег сигару.
– Мне их принесли, – прищурившись, сказал он. – Новое изобретение. Эти крохи частично возвращают похищенные тварями воспоминания.
– Частично… верно, – кивнул Корнелиус. – Я не помню многого. Как я здесь оказался? Как так произошло, что я все забыл? И… кто… этот мальчишка?
Гораций стряхнул пепел прямо на ковер и сказал:
– Уж точно не твой внук, Корнелиус. У тебя, насколько я знаю, не было детей. Думаю, она тебе его подсунула зачем-то.
Корнелиус скрипнул зубами.
– Я не могу вспомнить, как поселился в этом доме. В памяти будто стена. Я пытаюсь пробиться через нее, но… просто не могу… Ты говорил, что испытывал действие пилюль на себе.
Гораций поморщился.
– Да уж. Полгода назад. В ателье пришла девчонка. Богатенькая маленькая снобка, которая якобы хотела пошить себе платье. Разыграла целое представление: потребовала устроить чаепитие, отвлекла меня и подсыпала в чашку толченую пилюлю. Ощущения, скажу тебе, не из приятных. Впрочем, ты и сам знаешь. Когда я все вспомнил, девчонка передала мне вот это.
Гораций достал из кармана пальто прямоугольный стеклянный футляр – внутри, извиваясь и словно растекаясь, шевелилось черное перо, похожее на чернильную кляксу.
Корнелиус вздрогнул и, не веря глазам, отшатнулся.
– Все верно, – усмехнулся Гораций, довольный произведенным эффектом. – Я отреагировал примерно так же.
– Но как?! Когда?! Он… вернулся?
Гораций спрятал перо.
– Не совсем. Но я знаю, где он. Хозяин томится в плену, и мы освободим его.
Не в силах совладать с эмоциями, Корнелиус рухнул в кресло и потер виски.
– Расскажи мне все.
Гораций Горр выдохнул облако дыма и начал рассказывать:
– В моей памяти возведена точно такая же стена, как и у тебя, Корнелиус. Из рассказа девчонки, которую Хозяин послал ко мне, я понял лишь кое-что. Лишенный почти всех своих сил, он много лет был заперт на четвертом этаже гостевого крыла Уэллесби… Да, того самого Уэллесби. Уолшши отыскали его, заманили, пообещав вернуть ему силы, и… это самое мерзкое… они используют его…
– Как используют?
– Он создает для них бури.
– Что?
Гораций Горр в ярости процедил:
– Эти ничтожества используют великого Гелленкопфа как какой-то генератор бурь, чтобы набивать карманы. Насколько я понял, они вернули ему кое-какие силы – не спрашивай, я не знаю как! – но их недостаточно, чтобы сбежать. Ему не позволяют выходить, даже просто покидать свою комнату. А еще его сторожит древний ингангер по имени Мноммор, который притворяется дворецким Уолшшей.
– Ворбургский ингангер?! Здесь?! – опешил Корнелиус.
Гораций кивнул и продолжил:
– Гелленкопф не может сбежать, он сумел лишь подговорить девчонку, одну из Уолшшей, чтобы она пробудила меня и передала послание.
Корнелиус молчал, задумчиво уставившись прямо перед собой, и Гораций не выдержал:
– Мы освободим Хозяина. Ты нам нужен, Корнелиус. Без тебя мы не справимся…
– «Мы»? Значит, ты нашел Одноглазого? Позволь предположу: если тебя пробудили полгода назад, а ко мне ты явился только сейчас…
– Да. Одноглазый разработал план.
– И сейчас в действии какое-то из его пророчеств…
– И оно уже почти исполнилось.
Гораций Горр глянул на часы и, зашвырнув недокуренную сигару в камин, поднялся на ноги.
– Мне пора, Корнелиус. Дела не ждут. Ты проведешь меня?..
Вдвоем они покинули квартиру № 12 и направились вниз по лестнице. Всю дорогу Гораций Горр увещевал старого друга, понимая, что тот отчего-то колеблется:
– Ты должен вернуться, Корнелиус. Час пришел.
– Я… не могу.
– Что?! – Гораций приподнял косматую черную бровь.
– Я не могу, – повторил Корнелиус. – Вам придется обойтись без меня.
– Что за бредни?
Перед мысленным взором Корнелиуса предстал взлохмаченный синеволосый мальчишка, предстали его недоуменно округленные глаза, и вдруг заболело сердце.
– У меня здесь жизнь, у меня внук…
– Это вымышленная жизнь, – зло процедил Гораций, – и внук не твой. Это все ее проделки. Она забрала твою память, похитила твою жизнь и всучила тебе фальшивку. Ты не сможешь делать вид, что ничего не произошло, что ничего не вспомнил. Это был сон, Корнелиус. Сон длиною в одиннадцать лет. Я даже допускаю, что в какие-то моменты он был приятным. Но ты проснулся. Обратно в сон не вернуться. У нас с тобой есть дело – наше дело. Я не верю, что ты растерял все свои навыки.
– Говори тише, – прошипел Корнелиус.
Они спустились на первый этаж и направились к задней двери мимо окошка насторожившейся консьержки.
– Мистер Фергин! – воскликнула миссис Поуп. – Вы не говорили, что у вас есть друзья! Может, еще и родственники какие-нибудь найдутся?
Эта лысая дрянь снова намекала на его квартиру, и если обычно он лишь тяжко вздыхал и делал вид, будто не понимает ее намеков, то на этот раз едва сдержал себя, чтобы не подойти и не вонзить ей в глаз ее же пилочку для ногтей.
– Нет, миссис Поуп, не беспокойтесь, – с натянутой вежливой улыбкой ответил Корнелиус. – Родственников у меня нет.
– Радостно это слышать. Кстати, вы еще не вносили еженедельный взнос за уборку подъезда и пользование лифтом.
– Да-да, миссис Поуп. Я вечером внесу свой взнос. Я просто не взял с собой бумажник…
– Не разочаровывайте меня, мистер Фергин. Вы же не хотите, чтобы я запустила через громкую связь сообщение по всему дому, что жильцы двенадцатой квартиры – единственные, кто не внес взнос?
– Не хочу.
– Вот и славно. Я жду ваши два фунта пятьдесят пять пенсов…
Корнелиус Фергин и Гораций Горр вышли через заднюю дверь во двор.
– Вот это твоя жизнь? Ты вот за это цепляешься? – презрительно бросил Гораций, когда они оказались под медленно идущим снегом. – Ты погляди на этот никчемный дом! На эту улицу! Да на весь этот район! Вспомни, кем ты был. Вспомни, чем ты был! Твоя жизнь – это не прозябать с газетой у камина. Твоя жизнь – это выслеживать и отлавливать монстров. Ты здесь гниешь заживо, Корнелиус. Видимо, в этом и был ее расчет. Это издевка Шпигельрабераух, понимаешь? Она каждый день видит этого жалкого, пресмыкающегося старика и смеется про себя: «Это тот, о ком ходят легенды? Это тот, чье имя произносят со страхом? Это Птицелов?»
