КниГАзета . - Приемные родители
Вера присела с ней рядом, обняла за плечи:
— Прости, пожалуйста… я не хотела... не хотела тебя обидеть. Пожалуйста…
Затолкав, наконец, слёзы глубоко-глубоко в душу, Ермолаева вздохнула:
— Ладно, проехали… давай, что ли, прибираться… всё же гости идут.
В двери купе постучали, чинно и благородно сидящие по обе стороны столика Вера и Вика дружным дуэтом попросили:
— Входите!
И они вошли. Первой — красивая большая гитара, потом — высокий шатен в помятом, но вполне приличном спортивном костюме, потом…
— Светлый! — вскрикнула Вика, вжимаясь в стену.
Белоснежный костюм, светлые волосы, светлые глаза — это за такой экспонат на ярмарке женихов передрались бы все невесты?..
Парень в недоумении свёл брови к переносице:
— Мы… знакомы?
Ермолаева отдышалась.
Нет, это не может быть Светлый.
Но так похож… конечно, если присмотреться, то…
То в одно лицо, вообще-то.
Вика боялась, что он сядет рядом с ней, но он устроился слева от Веры, и вскоре оказалось, что это как раз и есть тот самый Саша, и фамилия его Светлов, друзья дразнят "Светлым".
Ермолаева старательно не смотрела на… Сашу. Сашу Светлова.
Шатена звали Олегом.
Саша не сводил влюблённого взгляда с Веры, они под столом переплели пальцы рук и, склонив друг к другу головы, смотрели в окно.
Олег подкрутил колки и взялся очаровывать "Ариадну". Она же, совершенно не давая себе отчёта в этом, смотрела на гитариста с необъяснимой тоской во взгляде… необъяснимой, конечно же, только для него.
Сама Вика прекрасно понимала все причины враз испортившегося настроения.
Неужели для того, чтобы стали как-то так ненавязчиво, один за другим попадаться вполне приличные молодые люди, надо было умереть?!
Сначала Олег спел про то, "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Потом про "гитару семиструнную".
— А как вы относитесь к авторской песне?.. А вы предпочитаете современных или времён раннего Окуджавы?.. А какая у вас любимая песня?.. А как вы относитесь к Медведеву?.. Что? Нет-нет, Дмитрий Анатольевич в написании песен замечен не был! К моему тёзке — Олегу Медведеву! Знаете, Светлому, — Вика вздрогнула, но собеседник имел в виду всего лишь своего друга, Сашу Светлова, — Светлому нравится "Слева по борту рай".
Вика старательно улыбалась.
Светлый любит песенку про Рай. Закономерно же.
Песню, которую пел случайный попутчик, она раньше никогда не слышала. Негромкий, приятный голос, немудрёные аккорды, поддерживающие и направляющие мелодию…
— Как проснешься — сразуВ хадж к святым местам,Воспаленного глазаВагонный нистагм,Что в зрачках сохранится —Все столбы, провода —И так до самой до границы,Навсегда, навсегда...Слева по борту — рай!.. [10]
"Ариадна" сама не заметила, как начала подпевать:
— Слева по борту рай —Держись, Сизиф, волоки до него свой камень,Пусть бабочки на плечеРасправляют крылья, видя как там, вдали,Утро грызет капканИ улыбается сломанными клыками,А слева по борту рай, справа по борту рай,Прямо по ходу — рай… [11]
Она не слышала раньше этой песни, её удивило то, что каждое слово словно хранилось до сих пор где-то в подкорке, а теперь с готовностью прыгало на язык — да и мелодия оказалась непонятно почему знакомой.
А уж смысл… у неё тоже "прямо по ходу — рай". Осталась самая малость: отработать нажитые грехи.
— А говорили, что не знаете его песен! — лукаво косился из-под чёлки Олег.
— Я не знала, что это его песня! — быстро нашлась Вика. — А так у нас её часто пели, вот я и запомнила, даже не зная, чьё…
— А у вас — это где? — с готовностью подхватил Олег, и всё лицо его озарила такая искренняя, детская надежда на то, что вот сейчас роковая черногривая красотка раскроет карты и расскажет о себе хоть что-то.
— У нас, — внутри Вики что-то угасло, она опустила голову и повторила, разглядывая собственные ногти:
— У нас, это… далеко.
Таким же детским, как надежда, оказалось и разочарование Олега.
Поддавшись внезапному порыву, Вика обняла его и прошептала на ухо:
— Прости, я не могу тебе рассказать всё, как есть, да ты и не поверишь, если всё расскажу, но прости, прости меня, пожалуйста!
Отстраняя ошеломлённого мужчину, она мягко потянула на себя гитару:
— Дай. Ты мне спел, теперь моя очередь.
Вика примерилась к инструменту. У неё-то на пальцах раньше были "гитарные мозольки", а руки Ариадны Токмаковой сразу же заныли от жестоких поцелуев струн.
— Моя песня, конечно, не такая… метафоричная, — предупредила Ермолаева. — Не такая… глубокая. Но мне она нравится.
— Я зарекалась спрашивать у ветра,Откуда он приносит корабли.Я зарекалась спрашивать ответаНа все вопросы глупые свои.
А ветер приносил в солёных брызгахТаинственные сказки океана,И я про все свои зароки быстроЗабывала,Как ни странно…
Сначала Вика ощутила на себе обжигающий взгляд Веры, и только потом сообразила: песню "Про ветер" написала Светка.
Исполнялась эта песня сугубо в тесной компании институтских подружек, и нигде более.
Ариадне Токмаковой не полагалось знать её. Но…
Останавливаться было поздно, и Вика мужественно продолжала петь:
— Но помнила, что утро наступаетТогда, когда светить устанут звёзды,Ты скажешь, мол, такого не бывает,Сам проверь,Это просто.
Олег слушал с озадаченным выражением.
Вера, судя по застывшему взгляду, впала в ступор. "Ариадна" пела глубоким, бархатным голосом, и изо всех сил старалась не плакать.
Слёзы, предательницы, не слушались.
— Когда по нашу сторону рассветаОстанется незапертая дверца,Ты, ветер, будешь знать: тебя ждут где-то…Всем открытымСердцем.
Нет, ну что такого, в конце-то концов, Вика же предупреждала — ментальный контакт, и всё такое прочее. Раз "Ариадна" знала про желание Веры усыновить ребёнка, почему бы ей не узнать и "сокровенную песню"? Тем более, что в ней, в этой песне, такого особенного? Ну, подумаешь, глупая девчонка влюбилась в ветер и страдает теперь…
На последнем переборе "Ариадна" всё-таки умудрилась так удачно взять большое баррэ, что порезала указательный палец.
Какое-то время заняли переполох и суматоха вокруг глубокого пореза — благодаря им слёзы "Ариадны" списали на боль.
Кажется.
Когда все успокоились, Олег устроил "концерт по заявкам".
Вика, помимо воли, увлекалась и начинала подпевать. Оказалось, она каким-то неведомым образом знает наизусть все песни! Олег всё более многозначительно косился на неё, и ей даже чудилось временами, что эти взгляды, словно случайные, будто бы ненарочные, вызывают сладкую дрожь где-то под ложечкой.
А может, и не чудилось…
Указав глазами на Сашу с Верой, Олег кивком позвал в коридор, и Вика пошла.
За окнами поезда вечерело. Поля сменялись лесами, леса — полями, солнце плыло над самым горизонтом, высвечивая каждую пылинку на стекле.
Олег долго молчал. Вика тоже.
Сладкая дрожь становилась всё сильнее. Растекалась по всему телу.
"Я что, влюбилась, что ли?!" — недоумённо выспрашивала у себя самой Ермолаева.
Загорелое, бронзовое под вечерним солнцем лицо Олега так и притягивало взгляд. В голове вспыхивали безумные, бессвязные мысли, образы.
Биомуляж — это тело, тоже тело, живое, человеческое.
Женское.
Олег — мужчина, живой мужчина, красивый мужчина.
Рассказать ему всё!
Соблазнить его. Прямо здесь, в коридоре.
Женское тело, ведь ощущает же Вика его, как своё.
Грех… Светлый ничего не говорил о том, что это будет грешно.
У живого тела живые потребности.
Нет, в тамбуре.
Соблазнить…
Когда рука Олега легла на плечо Вики, она содрогнулась и в испуге отпрянула.
А волна жара обдала всё тело и сжалась в пульсирующий ком внизу живота…
— Ариадна… это ведь не настоящее ваше имя? — тихо спросил Олег.
И она вздохнула:
— Да, не настоящее.
— Это будет слишком… неприлично, если я спрошу, какое настоящее?
"Та-дах-та-дах", — отстучали колёса.
— Какая разница, — согласилась с ними Вика, а дальше слова полились сами собой, как по наитию:
— Я при смерти, я точно знаю, что мне осталось жить два или три дня… надеюсь, что три, потому что я должна успеть довезти Веру до Ухтомска, я… — слова "я уже умерла" так и не родились, вместо них появились на свет: