Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса III
— И это только начало, — сказал он, машинально, по старой привычке вытирая кисть о штанину. — Истинно тебе говорю.
Спать лег в гостиной на диване, слишком коротком и узком. Можно было бы подняться в мансарду, но Марк заранее позаботился о ближайшем будущем: проснуться в помещении, пропахшем масляной краской и растворителем, — одна из самых простых разновидностей совершенного счастья. Вообще непонятно, как столько лет без этого обходился, совсем бедный дурак.
Кошка Катя свернулась клубком в ногах, толстый кот Соус кое-как втиснулся между человеческой спиной и диванными подушками. Наверху лежали, обнявшись, ворона Эсмеральда и влчак Линас, в кабинете дрых без задних ног рыжий чужой сон с крыльями и хвостом, под потолком умиротворенно мерцали призраки, шептались о чем-то своем. В камине сладко спала саламандра Соня, веская причина никогда не съезжать из этой квартиры, которая, по правде сказать, понемногу становится тесновата для такой большой компании. Но тут уж ничего не поделаешь.
Улица Гелю
Gėlių g.
Немного не туда
Когда незнакомец приветственно поднимает руку
Когда рыжий незнакомец, на добрую голову выше уровня уличной толпы, приветственно поднимает руку
Когда высоченный рыжий незнакомец, чья улыбка занимает добрых три четверти улицы, а глаза сияют, как синие шаровые молнии, поднимает руку, того гляди, восторженно замашешь ему в ответ и только потом поймешь, что приветствие адресовано не тебе
Когда высоченный рыжий синеглазый улыбчивый незнакомец приветственно поднимает семипалую руку…
Чтооо?!
— Нет, я не научно-фантастический инопланетянин, явившийся покорить Землю. Просто проснулся немного не туда, но это поправимо, — скороговоркой сообщает рыжий, заметивший, оказывается, твой изумленный взгляд. И уходит, увлекая за собой подоспевшего приятеля, который на его фоне кажется хрупким подростком, хотя, если разобраться, обычной комплекции человек. Интересно, а у него-то сколько пальцев?
И стоишь потом посреди улицы, как дурак, пересчитывая собственные: один, два, три, четыре, пять, шесть. Все в порядке? Вроде бы в полном порядке. Кажется, да.
* * *Когда, проснувшись, обнаруживаешь на своей подушке еще одну голову
Когда, проснувшись, обнаруживаешь на своей подушке незнакомую белобрысую голову, которой здесь не положено быть, потому что вчера ты уснул в пустой квартире, в здравом уме и трезвой памяти запершись на оба замка, только балкон оставил нараспашку, но этаж-то семнадцатый, господи боже ты мой
Когда, проснувшись в совершенно пустой, запертой с вечера квартире на семнадцатом этаже, обнаруживаешь на своей подушке незнакомую белобрысую голову, которая так сладко улыбается спросонок, что язык не поворачивается спросить, какого черта
Когда, проснувшись, обнаруживаешь напротив сонные, но уже веселые — заранее, щедрым авансом грядущему дню — глаза, впору улыбнуться в ответ, но ты лишь зачарованно пересчитываешь темные, как старое серебро, зрачки, плавающие в этих молочно-серых озерах. Один, два, три, четыре… — что?! — восемь, девять… Господи, да их целая дюжина.
— Я часто просыпаюсь немного не туда, простите, так неловко вышло, — смущенно бормочет веселая белобрысая голова, исчезает под одеялом, и миг спустя в постели уже никого нет. То есть никого, кроме тебя самого, как и должно было быть с самого начала, все в порядке.
— Все в порядке, — шепчешь ты вслух, — все в полном порядке.
Но все равно шлепаешь босиком в коридор, где висит зеркало, испытующе смотришь в глаза собственному отражению, пересчитываешь зрачки: «Один, два, три, четыре». Все в порядке, четыре, как положено, как было всегда.
* * *Когда в кафе заходит девушка в белом платье
Когда в кафе заходит темноволосая девушка в белом платье и садится за соседний стол
Когда в кафе заходит темноволосая девушка в белом платье, сшитом по моде пятидесятых, что ли, годов прошлого столетия, садится за соседний стол, открывает меню
Когда в кафе заходит смуглая темноволосая девушка в белом платье, приветливо кивает тебе, как старому знакомому, садится за соседний стол и сосредоточенно читает меню, предоставив тебе гадать, где вы прежде встречались
Когда темноволосая девушка в белом платье сидит за соседним столом, читает меню, а ты, вдоволь наглядевшись на ее тонкий профиль, тень от ресниц, короткий смоляной завиток у виска, наконец открываешь рот, чтобы спросить: «Откуда вы меня знаете?» — и вдруг понимаешь, что у нее всего одно лицо, господи боже мой, только одно. Как, почему, зачем?
— Куда-то не туда проснулась я нынче, — смеется одноликая девушка, отложив меню. — Вот и кофе по-йурски тут нет.
И, пока ты сидишь, как дурак, не в силах отвести глаз от ее единственного лица, темноволосая девушка в белом встает и уходит, небрежно взмахнув рукой на прощание, и ты остаешься один. Сидишь потом, ощупываешь собственные подбородки, левый пора побрить, зато правый в полном порядке, и все остальное, безусловно, в полном порядке, подумаешь, примерещилась какая-то девушка, не станем думать о ней.
* * *Когда внезапно начинается дождь
Когда в жаркий солнечный день внезапно начинается дождь и ты ныряешь в ближайшую подворотню
Когда в жаркий солнечный день внезапно начинается хохочущий сизый дождь и ты, только что шедший по улице Гелю к вокзалу, поспешно ныряешь в ближайшую подворотню, чтобы спрятаться от его веселящих брызг, стоишь там в промокших ботинках, радуга в пол-лица, думаешь: «Теперь придется смеяться, пока не высохну», — но пока только улыбаешься, знать бы еще, кому
Когда стоишь в подворотне на улице Гелю в промокших насквозь ботинках с радугой на лице, смеешься взахлеб, как положено всякому, кто попал под хохочущий дождь, на плечо вдруг ложится легкая, как ветер, рука, и, кажется, сам ветер шепчет на ухо: «Так вот где ты ошиваешься. А мы, дураки, бьемся головами о тучи, не в силах тебя отыскать, мог бы предупредить».
И тут наконец все сходится, все становится не то чтобы объяснимо, зато совершенно ясно, можно больше не мучиться, пытаясь понять, в чем подвох.
И ты говоришь:
— Я просто куда-то не туда проснулся однажды утром — выходит, уже давно?
Говоришь:
— Я, получается, сам не понял, что натворил. Думал, все в полном порядке, все как всегда — прикинь.
Говоришь:
— А теперь разбуди меня дома.
Улица Диснос
Dysnos g.
Синий автобус Мария
Подумал: забавно, две лавки рядом, дверь в дверь, в одной товары для художников, в другой — товары, произведенные самими художниками, полуфабрикат и готовый продукт, выбирай, чего надо тебе. И еще мастерская, где делают рамы, — через дорогу, такую узкую, что автомобили проезжают по ней каким-то чудом, вернее, проползают на минимальной скорости, практически втягивая живот и поджимая трепетные боковые зеркала.
Не планировал делать покупки, но все-таки зашел в лавку, точнее, галерею, где продавали картины, украшения, игрушки, керамическую посуду и прочую чудесную белиберду, которая производит неизгладимое впечатление — вот так, вся, скопом. И неизменно разочаровывает, когда начинаешь выбирать что-то конкретное, — все не то и не так, неплохо, но не настолько хорошо, чтобы платить даже совсем небольшие деньги и тащить ненужные безделушки в дом. В идеале в такой маленькой уютной галерее надо просто оставаться жить навсегда или хотя бы на несколько дней, потому что главная ценность подобных местечек — атмосфера, а ее не купишь, не вынесешь, не присвоишь, не воспроизведешь.
Знал это заранее, все знал, столько раз заходил уже в подобные лавки — дома и во всех городах, куда приезжал больше чем на пару часов. Было в них какое-то необъяснимое притяжение. Всякий раз даешь себе слово не тратить время и деньги на ерунду, но не успеешь оглянуться, как уже сидишь в облезлом плюшевом кресле, в глазах рябит от разноцветных пятен «под импрессионизм», на тебя таращатся глиняные ангелы, тонконогие куклы с вдовьими лицами, деревянные коты и тряпичные зайцы, разглядываешь самодельные открытки и блокноты под вкрадчивый шепот продавщицы: «Совсем недорого, уникальная авторская работа, единственный экземпляр». И уходишь потом с пухлым свертком, перебирая в уме имена друзей и коллег: кому можно будет это подарить? Клянешься себе: больше никогда, — и заранее знаешь, что нарушишь этот обет прежде, чем пропоет петух — и хорошо, если только трижды.
Вот и сейчас не устоял.
Сперва решил, что в лавке никого нет. Успел подумать: надо же, столько соблазнительных мелочей оставили без присмотра! И тут откуда-то сверху, практически с небес, раздался глас; впрочем, скорее приветливый, чем грозный:
