Товарищ "Чума" 4 (СИ) - lanpirot
Жалобно тренькнуло треснувшее стекло, осыпаясь острыми осколками во двор. А сквозняк, стремительно пролетевший свозь избу через окно и распахнутую настежь дверь, выдул мелкую серую взвесь на улицу.
Дышать сразу стало легче, но это не изменило моего отчаянного положения — я продолжал гореть живьём, только не синим пламенем, как в той поговорке, а настоящим непроглядным мраком. И как, скажите, мрак может гореть? А он горел, да еще и с ужасающим треском! Как будто я — конкретное смолистое полено.
Вихрь из летающих в воздухе частиц праха рассыпался, явив девушке перешедшего в физическое состояние злыдня, видимое обычным зрением. Акулинка вздрогнула и попятилась от его неожиданного появления. Единственный глаз Лихорука ярко загорелся багровым угольком, когда он кинулся мне на выручку.
Но едва он схватился за моё пылающее тело, как тут же отпрянул со злобным ворчанием. Его огромные ладони, которые лишь слегка «облизнули» языки мрака, стремительно покрылись здоровущими волдырями. Лопнув, они превращались на глазах в мерзкие гнойные язвы. Язвы? У нечисти? А такое бывает? Несмотря на все мои страдания, мозг, отчего-то, продолжал подмечать происходившие вокруг меня странности.
Лихорук зарычал и ощерился, явно намереваясь повторить бессмысленную попытку. Я с ясностью понимал, что ничем помочь он мне не сможет — только без рук останется. А вот сумеет ли отрастить их обратно — не знаю. Обладает ли вообще какая-нибудь нечисть подобной регенерацией?
Однако, если вспомнить мифическую лернейскую гидру[1], у которой вместо одной срубленной башки отрастает сразу две, то всё вполне возможно. Сказки, как оказалось, имеют под собой реальную основу. И пренебрегать ими не стоило.
— Не смей! Останешься без рук! — сорванным от крика горлом просипел я.
Хотя, вполне мог и в «ментальном диапазоне» с братишкой связаться. Но голова от боли совсем не варила, а вот всякую хрень вполне себе спокойно подмечала. Пока злыдень пытался меня спасти (правда, пока безрезультатно) от неожиданной «напасти», Акулина выскользнула из избы, оставив нас наедине.
— П-пратиш-шка Ш-шума… — нервно вращая светящимся глазом, виновато зашепелявил мой бессменный напарник. — Не с-снает Лих-хорук… ш-шем помош-ш… теп-пе мош-шно…
— Не бзди, братишка, прорвёмся! — Я попытался встать с кровати самостоятельно, но тут же рухнул обратно на жалобно скрипнувшую сетку.
Ноги не держали, да и сил совсем не осталось — словно жаркое чёрное пламя выжирало их, не давая восстановиться. Я почувствовал, как под моей спиной начали лопаться приплетённые между собой металлические спирали сетки. Одна за другой. Одна за другой. Они не рассыпались прахом под воздействием этого странного пламени — они просто рассыпались под воздействием коррозии, как и фашистские танки, когда их накрывала «волна тлена».
Было что-то общее между черным пламенем и той смертельной волной, которой я сносил целые боевые соединения танковой дивизии вермахта. Это было как… Как огонь и дым, понял я. Разница только в масштабах «применения». Вот только отчего же сила, ранее подчинявшаяся мне беспрекословно, вдруг «решила» уничтожить и меня самого?
Но этого, похоже, я никогда не узнаю, если прямо сейчас не произойдет какого-нибудь чуда. Терпеть адскую боль не было никаких сил, и я надрывно заорал, чтобы хоть как-то заглушить «весьма и весьма неприятные ощущения».
От моего крика охватывающий меня огонь на мгновение затух, а потом «сдетонировал», разбегаясь по избе призрачной «ударной волной», дробя в мелкое крошево стекла на окнах и фарфоровую посуду на столе. Щуплое тело Лихорука оторвало от пола и с силой приложило о бревенчатую стену, едва не размазав по ней словно соплю.
Светлая древесина мебели, соприкоснувшись с этой «волной», мгновенно потемнела и местами начала осыпаться трухой. Дела начинали принимать скверный оборот: мало того, что я сам «сгорю», так еще могу и моих распрекрасных хозяек оставить без жилья и с голым задом. Нужно было срочно выбираться на улицу. Буду спокойненько себе тлеть на земельке, под высоким и ясным голубым небом. И главное — не принесу никому никакого вреда.
Лихорук, наконец, отлепился от стены и тоже рванул на улицу следом за Акулиной, болезненно припадая на левую ногу. Мне показалось, что у него даже горб ровнее стал от этого удара. Глядишь, после таких «мануальных» процедур, и вовсе писаным красавцем станет, если в процессе не помрет.
Были бы у меня силы, я бы непременно поинтересовался: а куда это он так стремительно удалился? Явно что-то задумал. Но, сомневаюсь, что его задумка сможет погасить это дьявольское чёрное пламя.
Бздынь-бздынь-бздынь! — С легким звоном одна за другой лопались пружины панцирной сетки, а я провисал всё ниже и ниже. Скоро уже и задницей пола достану. А после того, как толстые доски пожрёт тлен, и вовсе в подвал провалюсь. Будет здорово, если изба уцелеет…
Неожиданно сквозь оставленную открытой дверь в горницу ворвалось какое-то извивающееся толстое осьминожье щупальце. Даже чудовищная боль не помещала мне тряхнуть головой в попытке отогнать этот бред. Похоже, отъезжаю, раз уже предсмертные галлюцинации начались.
Но все оказалось гораздо проще — никакое это не щупальце, а одно из плетущихся растений лешего. Что-то типа гигантского вьюнка, только толщиной в мою руку. На таких «лианах» дедко Большак в нашу первую встречу злыдня между деревьев распял. Значит, и леший на помощь прибыл.
Это не могло не радовать. Может быть такая могучая и древняя сущность сумеет что-то придумать. Я даже выдохнул с облегчением, выпустив изо рта рваныйчернильный протуберанец[2], взметнувшийся к самому потолку и слегка «разъевший» несущую деревянную балку.
— Твою дивизию! — превозмогая боль, ругнулся я сквозь сжатые зубы. Акуратнее надо быть…
Лиана тем временем, словно стремительная змеюка, свернулась пружиной и прыгнула в мою сторону. Она успела ввинтиться в черные языки огня, и даже обвиться вокруг моего обнаженного тела на несколько оборотов, сдернув меня с рассыпающейся от коррозии кровати. И только после этого рассыпалась серой невесомой пылью, осев «привкусом» могильного праха на губах.
Я, с размаху долбанувшись о скобленые добела доски и, оставляя на них серые пятна трухи, по инерции прокатился по полу. Но лианы не дали мне остановиться — мгновенно отращивая новые плети, они раз за разом оплетали моё тело, подтаскивая всё ближе и ближе к двери.
Они рассыпались прахом в черном пламени, охватившем моё тело, но не оставляли попыток. И вот, наконец, они выдернули меня на крыльцо, основательно приложив головой о дверной косяк. В моих глазах и без того всё кружилось и стоял «туман», а теперь ещё и «искры полетели» в разные стороны.
Но я был благодарен лешему даже за подобную неуклюжую помощь. А по-другому из избы меня было и не вытащить. Уже с крыльца лианы меня сдёрнули буквально за считанные мгновения и, ловко сменяя развеянные в прах хлысты, потащили к ближайшим деревьям.
Краем глаза я успел заметить моих хозяек, тихо стоявших в сторонке и не вмешивающихся в моё необычное перемещение. А на самом краешке леса неподвижно стоял дедко Большак, что-то разжевывая почтительно слушающему его злыдню.
Превозмогая чудовищную боль, я, используя нашу с братишкой связь, попытался «подслушать», о чём идёт разговор. Но едва я прикоснулся к сознанию злыдня, как его и без того уродливое лицо, исказилось, словно его огнем обожгло.
«Вот же я дурень!» — запоздало сообразил я, что через эту активированную связь, мой одноглазый братишка испытал все «прелести» моего нынешнего состояния.
Я резко оборвал её, успев расслышать только то, что леший предлагал утащить мою пылающую тёмным огнём тушку в какую-то глубокую карстовую пещеру с подземным озером, где даже летом не тает вековечный лёд.
Лесной владыка надеялся, что ледяные воды озера сумеют погасить темный колдовской огонь. Либо немного замедлить его действие и облегчить страдания, пока не будет найден действенный способ мне помочь.
