Нэнси Холдер - Антология «Дракула»
Нужно ли говорить, что суд признал меня виновным? Один из свидетелей указал на витающих вокруг меня духов, заорал — и внезапно их увидели все. Стадные инстинкты никогда не изменяли человечеству и будут сопутствовать ему до самого конца. А состояние современного мира таково, что, полагаю, конец этот наступит максимум через два десятилетия. Говорю без всякого злорадства, напротив, с любовью и грустью. Вы, люди, наделены многими замечательными качествами, но ваша склонность избирать себе вождей, ведущих мир прямиком к катастрофе, достойна сожаления.
— Признан виновным в сексуальном насилии с. применением колдовских чар, — гласил приговор. — Через неделю после суда осужденный будет очищен от греха через страдание и возвращен Создателю посредством расстрела.
Я спросил, нельзя ли привести приговор в исполнение безотлагательно. В ответ судьи лишь растерянно переглянулись, ибо никогда прежде не сталкивались со столь вопиющим пренебрежением к собственной жизни. Мне всего лишь хотелось избежать скуки, связанной с недельным ожиданием. За годы, проведенные на этой земле, я так часто подвергался официальным казням и становился жертвой случайных убийств, что оттягивать очередную смерть не было ни малейшей причины. У мертвых есть свои преимущества.
Влад это знал.
Об этом свидетельствовала ледяная улыбка, скользнувшая по его плотно сжатым губам прежде, чем он встал, повернулся спиной ко мне, осужденному, и покинул свою галерею, шурша золотисто-белым папским одеянием.
Если его приспешники полагали, что, изрешетив мое тело пулями, они действительно вернут меня Создателю, можно лишь посочувствовать их прискорбной неосведомленности.
IV
В начале эпохи крестовых походов рыцари-крестоносцы, которым довелось встречать сарацин не только на поле брани, были вынуждены признать один весьма странный факт: дикари-мусульмане обладали куда более глубокими знаниями, чем представители цивилизованного Запада.
— Из любви к своему Богу ты пришел сюда с ненавистью в сердце и с мечом в руках, — сказали мне жители одной из деревень, куда я забрел в поисках прощения. — Посмотрим, станешь ли ты иным, если будешь страдать так же, как страдал твой Спаситель.
Они колотили меня кулаками и хлестали розгами с железными наконечниками. Они водрузили мне на голову терновый венец, так что кровь заливала мне глаза и я не видел, как меня подняли на крест, сделанный по моим указаниям, и пронзили гвоздями мои руки и ноги. В некоторых незначительных деталях картина, воссозданная моими мучителями, отличалась от известных изображений Распятия. Тогда я полагал, что причина кроется в их невежестве. Лишь столетия спустя я догадался, что они знали о римских казнях куда больше нашего.
В течение трех часов я висел меж небом и землей; затем мой бок проткнули копьем, сняли меня с креста и отнесли в тень. Мое тело обмыли, натерли алоэ и миррой, обернули в льняные пелены и оставили меня гореть в жару. Аллаху предстояло решить, жить мне или умереть.
Находясь во власти горячечного бреда, я действительно стал иным. Теперь из головы моей не выходила одна мысль: «Если все эти муки можно вынести… ради чего мы сражались?» По воле Аллаха я выжил.
Но ни в ту пору, ни сейчас я не могу поверить, что Аллах имел отношение к отвратительному существу, которое явилось ко мне на вторую ночь. Возможно, запах крови и беспомощности заставил эту тварь оставить свою пустынную нору. Косматое грязное животное с хищным взглядом и острыми зубами отрывало кровавые струпья, покрывавшие мои раны, и пожирало их как лучшее лакомство.
Я решил, что это, возможно, некий дух, вознамерившийся отомстить крестоносцам за их жестокость. По длинным волосам и бороде он узнал во мне европейского варвара и решил, что смерть, на которую обрекли меня мусульмане, будет для меня слишком легкой и милосердной.
Каковы бы ни были побуждения этого существа, истерзанный человек, которого оно наконец оставило в покое, не имел ничего общего с тем, кто взошел на крест. Я корчился внутри своих пелен, терзаемый не только жаром лихорадки, но и болью преображения. Очнувшись, я ошутил безумный голод, который не могли насытить ни плоды, произрастающие на этой земле, ни пасущиеся на ней тучные стада.
V
Находясь в тюремной камере, я слышал грохот, доносившийся откуда-то с юга, где в последнее время вновь оживился Везувий. Кстати, именно желание увидеть извержение вулкана явилось главной причиной моего приезда в Италию. За столетия, проведенные на земле, я ни разу не стал свидетелем подобного зрелища.
Вообще, действующих вулканов осталось не так много: Везувий, Святая Елена, Этна, Тихий Огненный Круг. Конечно, в этом мире происходят и другие смертоносные представления, повергающие публику в ужас ничуть не меньше вулканов, — землетрясения, тайфуны, ураганы, наводнения, не говоря о восстаниях, войнах и погромах, которые с успехом заполняют паузы между вспышками природной ярости.
Помню, по мере того как тысячелетие близилось к концу, предчувствия, охватившие вас, людей, становились все более мрачными. Многие не сомневались, что конец тысячелетия станет и концом света. Пророки и прорицатели всех мастей — от Нострадамуса до Эдгара Кайса — разжигали всеобщую истерию. До какой степени дошла людская недальновидность, если вы не способны увидеть разницу между единичным событием и длительным процессом.
Одно тысячелетие сменилось другим, только и всего. Ровным счетом ничего не произошло. Мир испустил вздох облегчения и позабыл о недавних страхах, не замечая, что продолжает катиться к своему концу.
Ни в Христе, ни в Аллахе уже нет ни малейшей необходимости. Конец света произойдет без их участия: смещение земной оси, вызванное стремительным таянием многокилометровых толщ льда на Южном полюсе, привело к тому, что движение планеты по орбите замедлилось и день ото дня становится все медленнее.
Представьте себе апельсин. Теперь представьте, что кожура апельсина окутана сложной сетью рек, магнитных полей и тектонических плато. А еще по ней бродят крошечные хрупкие создания, уверенные в могуществе своей науки и живущие во власти суеверий. На поверхности уязвимой и ненадежной кожуры эти создания строят свои жилища.
А теперь выгляните из своего окна.
Выглянув из своего, я увидел столб черного дыма, извергнутого Везувием. Отсюда он казался всего лишь темным пятном, расплывшимся на фоне голубого неба.
На третью ночь ко мне явился Влад — папа Иннокентий XIV. Остановившись в дверях камеры, он уставился на меня, словно хотел в мельчайших подробностях запомнить мой облик.
— Ты по-прежнему не способен познать собственную натуру, Хью? — спросил он и распростер руки. — Не отвечай, в этом нет нужды. На свой вопрос я могу ответить сам. Ты был и остаешься хищником, но пытаешься найти этому оправдание. Сердце твое вожделеет крови, а с губ срывается жалкий лепет.
— Судя по всему, тебе тоже не так просто постичь собственную натуру, — заметил я, указав на его роскошное папское одеяние.
— Тяжелые времена требуют железных правителей, а история еще не знала таких тяжелых времен, как нынешние, — изрек он. — Я просто принял брошенный вызов и достиг могущества в военную пору. Ты сам был свидетелем этого. Но повелевать трупами в мирное время, когда над каждым живущим более не висит угроза смерти, — довольно скучное занятие. — Его губы скривила змеиная улыбка. — Поэтому ты здесь, сидишь на этой скамье, а я стою над тобой с кольцом святого Петра на пальце. Я всегда был ведущим, а ты покорно следовал за мной. Да, моя природа стала иной благодаря тебе, но твой укус лишь ускорил преображение моей воли и разума.
— Значит, ты стал миротворцем?
— По крайней мере, мне удается казаться таковым. Этот мир предпочитает миротворцев, Хью. Они являют собой приятный пример для подражания.
«Как ему удалось вознестись так высоко?» — спрашивал я себя. Я знал, он был избран папой в годину, когда Церковь раскололась на две части и земля начала уходить у кардиналов из-под ног. Сторонники идеи всеобщего братства и распахнутых объятий никак не могли найти общего языка с приверженцами жесткого курса, уверенными, что править нужно огнем и мечом.
Как он сумел использовать их разногласия для своей выгоды? Ведь он никогда не был рукоположен в священники и не имел доступа в Ватикан, а всего лишь бросил в землю, вспаханную войной, семена новой легенды. И когда пришло время, пожал щедрые всходы.
— История повторяется, — молвил Влад. — Тебе известна судьба папы Целестина V? Того, что взошел на папский престол в тысяча двести девяносто четвертом году?
Мне пришлось признаться в своем невежестве.
— Странно, что ты ничего о нем не знаешь. В то время ты уже жил. Я-то появился на свет сто пятьдесят лет спустя. Слушай меня внимательно и делай выводы о том, как надо пользоваться ситуацией.
