Великий и Ужасный 5 (СИ) - Капба Евгений Адгурович
— Р-р-р-омантична-а-а-а… — хором вздохнули Шерочка с Машерочкой, которые подслушивали нас, восседая на перилах балкона на десятиметровой высоте и болтая ногами в воздухе.
— Нихрена не романтично, — буркнул я. — Я это написал пять месяцев назад, она прочла, это точно. И печатала ответ — три раза. Я видел! Там в чате точечки такие выскакивают, и написано — «печатает». Но ничего не ответила. До сих пор. Я своих слов назад не беру: если обратится — заберу ее. Если это будет та самая Эсси…
Я чрезвычайно четко помнил ту могущественную Лесную Владычицу Эссириэ Ронья с изумрудным взглядом. И она мне нравилась гораздо меньше, чем моя Эсси, та, которая с блестящими карими глазами, ироничной улыбкой, в яркой бандане, джинсовых шортиках и безразмерной майке.
— А делать-то что в связи с этим будешь? — уточнил Витенька, у которого глаза теперь смотрели в разные стороны.
— Как это — что буду делать? Я крокодил, крокожу и буду крокодить! — гыгыкнул я. — Давай, бахнем по последней, и я пошел к Слонопотаму бороться на хоботах и нести ему привет от удава! Хотя это и не канонично, это он у нас — слон, он должен привет от удава носить… Но я как-нибудь справлюсь! Девчонки, нужен мешок сахару! Тащите его скорей сюда!
— У нас только рафинад! — откликнулись орчанки.
— Тащите рафинад, — милостиво разрешил я, делая довольно неуклюжий царский жест рукой. — А мы щас с Витенькой еще клюкнем по одной и… А не, я сам клюкну, Витенька уже того… Доклюкался!
И я ухватил абсент и выхлебал его весь, а потом взял рафинад и пошел в Хтонь. Потому что любови — любовями, а дичь сама себя не сотворит!
* * *Глава 6
Привет от удава
Жилы на руках вздулись, мышцы напряглись до предела, рога выскальзывали из ладоней, минотавр пробуксовывал копытами по асфальту, мычал благим матом, я ржал и продолжал клонить его голову к земле. Татау полыхали золотом, маразм крепчал.
— Так! — раздался характерный низкий, чуть гнусавый и очень любопытный голос у меня над ухом. — Чего ты балбеса этого мучаешь?
— Я его не мучаю! — откликнулся я, уже прекрасно понимая, кого увижу, если оглянусь. — Я тренируюсь в самообороне без оружия. Хочу бросить минотавра прогибом! Идея у меня такая, понимаешь. Отрабатываю броски! Через плечо получилось, через бедро — тоже, прогибом — пока нет. Поймал вот одного, воспользовавшись немотивированной агрессией, и вот превышаю необходимую самооборону, получается. А он, падла, сопротивляется.
— Да я не тебя в виду имею, а его! — отмахнулся хоботом Слонопотам. — Это он на тебя напал, я видел. А ты — балбес, потому что кто же прогибом так бросает? Тут не за роги надо хватать, а… Ой, да ну его в баню вообще, прогибом, не прогибом, задолбали меня эти минотавры в последнее время! Слишком много быкуют!
Он буквально выдернул у меня из рук быкоглава, раскрутил над своей ушастой головой, аж воздух загудел, и выбросил его к японой матери куда-то в сторону горизонта.
— МЫ-У-У-У-У!!! — ревела в полете тварь.
— Так чего там? — Слонопотам сел на свою шерстяную жопу и пошевелил ушами. — Мёд принес?
— Мед не принес, — виновато развел руками я. — Не сезон.
— В сезон и у меня мед будет! Олеандровый. От него охренеть можно запросто. Особенно с непривычки. Захочешь охренеть — я тебя угощу… Хотя, с другой стороны, ты и так охреневший, куда тебе больше-то? Короче — если б ты бочечку-другую медку мне сейчас приволок, это я бы оценил. А так — зря только минотавра швырял, даже жалко скотину… Хотя кому я вру? Конечно, не жалко… Так чего приперся-то, Бабаище?
— Я тебе кое-что другое доставил! Привет слоненку от удава! То есть — старшему научному сотруднику Севе Потанину от доктора всяческих наук Никодима Петровича Помаза-Удовинского… Короче, тебе змеюка эта уральская привет передает.
— И че, и где привет? В мешке у тебя? — заинтересовался Слонопотам, он же Сева Потанин.
— В мешке рафинад. А привет — он на словах. Сказал: Ленечка Попугин объявился. Мол, в Инферно бедует. Вроде как — с прошлого года! — эти игрища нетипичных попаданцев меня здорово развлекали.
По крайней мере, всякий раз общаясь с мамонтом, я начинал натурально радоваться, как крупно мне повезло с попаданием. Урук — это вам не удав и не хоботное млекопитающее! Я тут к гормональному балансу и другому центру тяжести едва-едва привык, и к реакции публики на мою кожу, рожу и харизму. А он — вон, ушами размахивает… А Полозу каково? Страшно подумать: жил-был доктор наук в своем НИИ, опыты там ставил, статьи научные писал, лаборанток за попы щипал, а потом — вуаля! Ни рук, ни ног, только башка и хвост охренительной длины! Как только не сбрендил? Хотя научные работники — они и так. с присвистом. Даже гуманитарии. Чего ж о технарях и прочих математиках говорить? Они по определению сдвинутые, если врубаются, на кой хрен человеку нужен арксинус и факториал!
Вдруг меня осенило:
— Слушай, если Помаз-Удовинский — это Полоз, похожий на удава, а Сева Потанин…
— Всеволод Кимович, на секундочку! — возмутился мамонт и сунул хобот в мешок с рафинадом. — Я всяко постарше тебя буду, шкет! Сева — это для особенно близких друзей и для сильно любимых женщин. На брудершафт мы с тобой не пили, и на женщину ты только волосьями своими похож, так что имей уважение!
— … Сева Потанин — Слонопотам, — проигнорировал его пассаж я. — То Ленечка Попугин — кто?
— Грифон, ясен хрен. Не попугай же! У него башка птичья, хрен разберет чья, а жопа — львиная. Весит сейчас тонну примерно, настоящая машина для убийства, хотя по жизни добрейший был человек. Вот Марта Крышкина, аспирантка — той да, то не повезло. Мартышка как есть! Хотя по жизни — стерлядь! Короче, не удался эксперимент, сам понимаешь. Нехрен было мультики во время опыта в лаборатории смотреть! — он оживленно грыз сахар. — Так че, ты в Инферно сгоняешь? Надо Лёнечку оттуда доставать.
— Йа-а-а? — кажется, вместо гроула у меня прорезался фальцет. — Какое, нахрен, Инферно? Это даже звучит скверно! Я и представить себе не могу мотивацию, которая могла бы заставить меня…
— Союз. С нами тремя. В смысле — со мной, Полозом и Лёнечкой. Мартышку звать не будем, она дурная и вообще — в черепушке у нее насрато.
— Та-а-ак? — это и вправду было интересно.
Привлечь на свою сторону две такие боевые единицы, как произвольных размеров змеюка, для которой нет проблем ползать в гранитной толще, и самый потрясающий боец ближнего боя из всех мной встреченных в обеих жизнях — это при моей беспокойной жизни казалось заманчивым. А если Грифон — это настоящий грифон, а не какая-нибудь кура ощипанная, и возможности его с двумя товарищами по несчастью сопоставимы, так оно, может, и в Инферно сбегать — не такая и дурацкая идея…
Нахрена? Во имя Орды, конечно же. Но и ситуация таким образом складывается, что на шкуру одного орочьего ублюдочка слишком много желающих. И ультима рацио в виде шерстяной тяжкой жопы, которая может сесть на кого угодно, не взирая на ранги и титулы, это — неплохой аргумент…
— А где это ваше Инферно? — поинтересовался я.
— Так это! — Слонопотам с сожалением потряс мешок, в котором не осталось ни куска рафинаду. — Паннонская Хтонь! Это европейцы так ее называют. Ну, как Сан-Себастьянскую — Маяком, Среднесибирскую — Васюганом, а Круберовскую — Вороньей.
— А! Ну, это недалеко, — призадумался я. — Почему Паннонская Хтонь называется Инферно, можно не спрашивать?
— Не спрашивай. Ежу понятно, что там ацкий жупел! — помахал хоботом мамонт. — Ты там, это… Подумай, как туда добраться сможешь. А найти Грифона — найдешь, это я тебе гарантирую. Так же, как меня нашел, Полоза и этого… Тиля, который песни хорошие поет. Мы притягиваемся друг к другу. Мы чужие и там, и тут, и наши вибрации совпадают, оттого и притягиваются!
— То есть, попаданцев в моей жизни будет всё больше? — уточнил я.
— Ну, не прям, чтоб сильно больше. Многие аж сильно тут проросли, мимикрировали, вибрации поменяли. А ты все никак! Песенки вон тоже большевистские поешь, прогрессорствовать пытаешься, танцы дурацкие эти еще…
