Птицы - Торин Владимир
Мистер Фартинг никогда не обратил бы внимания на все эти нелепые и фантасмагоричные статейки, если бы и сам не видел то, что видел. Из упомянутых историй он собрал воедино более-менее цельную, но нисколько не правдоподобную картину: «В городе бок о бок с нами обитают некие странные господа и дамы, о существовании которых мы раньше и не догадывались. У них белая кожа, черные глаза и длинные носы, они обладают способностями, которые людям не постичь. (Вероятно, то, что их не замечают, – одна из этих способностей.) Они разумны, не менее цивилизованны, у них есть свое скрытое от нас общество. И в их тайну кое-кто все же посвящен. Такие как Портной и Птицелов. Которые используют их в качестве материала для костюмов. Исключительно по-злодейски, варварски, подло. Притом что эти существа – также думающие, чувствующие, у них, вероятно, есть семьи и дети». Оставалось лишь надеяться, что их дети не попадут в силки Птицелова и под скорняцкий нож Портного…
Мистер Фартинг не мог отнести свои наработки редактору: в худшем случае его бы просто подняли на смех, в лучшем – его статью отправили бы в раздел курьезов.
Выход был один – следить дальше.
Портной жил в квартирке над ателье, а Птицелов обитал в Горри. И мистер Фартинг решил побольше узнать о последнем. Он нашел дом, в котором жил Птицелов, и обнаружил, что там сдается пустующая квартира. Удачнее просто быть не могло: в надежде подобраться поближе к Птицелову я на время стала собой, спрятав мистера Фартинга в чемодан, и сняла эту самую квартиру. Не сразу я поняла, какую ошибку совершила, но об этом чуть позже. Сперва поделюсь с вами тем, что мне удалось выяснить.
Птицелов жил скучной серой жизнью и казался окружающим самым обычным человеком. Мастерски пускал пыль в глаза. Он ездил в свою лавку на трамвае, продавал птиц, принимал грузы пернатых из далеких стран, прибывавших на поездах и дирижаблях, покупал одну и ту же газету в киоске, не задерживался на работе, был очень вежливым и условно общительным, а примерно раз в месяц он выходил на ловлю настоящих «птиц».
Я просчитала схему Птицелова. Первым делом он закрывал лавку и отправлялся на станцию «Кроувелл», где через билетный ящик получал сообщение (кто-то предоставлял ему адрес, где обитает жертва). Тогда Птицелов прибывал на указанное в сообщении место, готовил свой силок и дожидался, когда в него попадется очередной несчастный. Я так и не выяснила, с кем он работает, как заманивает носатых существ в ловушку и что заставляет их покидать свое тайное убежище, но факт остается фактом: они неизменно приходили на встречу, где их ловили и усыпляли, после чего запирали в ящике и увозили.
Между тем дома никто и представить не мог, чем занимается «добропорядочный и покладистый» мистер Птицелов, который всегда здоровался с миссис Поуп, был почтителен с мистером Поупом, никогда не грубил, не сорил и снег в дом не наносил. Но в то же время у мистера Фартинга копился и рос список тех, кто становился счастливым обладателем пальто, перчаток, башмаков или цилиндров из кожи несчастных носатых существ. А еще, однажды подслушав разговор Птицелова с Портным, он узнал, что они зовут этих существ не-птицами – видимо, чтобы отделить их от обычных птиц.
Ну а потом вдруг что-то случилось. Компаньоны то ли рассорились, то ли просто решили прекратить совместную деятельность, но в любом случае птичья лавка закрылась, вывеску сняли и заменили. Портной продолжал работать в ателье, а Птицелов почти перестал покидать Горри, словно затаился и решил похоронить свою зловещую тайну как можно глубже.
Эта его новая серая жизнь шла своим чередом, ну а я вскоре неожиданно для себя столкнулась с еще одной, не менее зловещей тайной.
Однажды я услышала очень странный разговор Поупов. Как сейчас помню: на следующий день после окончания одной из бурь консьержка схватила мужа и, затащив его в свою комнатку, сказала:
«Еще один, Бартоломью!»
Супруг ответил ей:
«Да, я знаю».
Консьержка была в ярости.
«Сперва Лаймы и Хейли, – сказала она. – Теперь вот Джулия Блувин. Когда это прекратится?!»
Судя по всему, мистер Поуп не знал ответа на этот вопрос, поскольку промолчал, и тема была закрыта.
Услышанное меня встревожило: эти Поупы что-то скрывают. И вскоре я узнала, что это не просто тайна Поупов – это тайна всего дома номер семнадцать на улице Трум.
Ничего в поведении Птицелова не выдавало, что он вернулся к прошлой жизни, и я взялась за расследование новой тайны. Вскоре мне удалось выяснить, что Лаймы, о которых шла речь, когда-то жили в квартире, в которой поселилась я. Упомянутые Хейли прежде обитали во второй, на тот момент пустовавшей. А что касается Джулии Блувин… Что ж, все эти люди, о которых говорили Поупы, не съехали, не перебрались куда-то еще. Они пропали. Бесследно.
Разумеется, я тут же заподозрила, что все это связано с Птицеловом и его деятельностью, ведь не бывает таких совпадений: похититель живет в доме, в котором пропадают жильцы. И в то время как мистер Фартинг продолжал по крупинкам собирать сведения о не-птицах, я стала искать причину таинственных исчезновений в доме номер семнадцать. И в тот момент даже предположить не могла, что найду.
Как оказалось, в каждой квартире кто-то когда-то пропал. Даже у Поупов. Да что говорить о них, когда исчез сам домовладелец – некий господин Тристан Борган, офицер и ветеран войны. Они говорят, что он в путешествии, но мне прекрасно известно, что это не так. Общее у пропавших было то, что они исчезали незадолго до, во время или сразу после снежной бури – вот и все.
Я перенастроила рожок оповещения у Поупов и стала слушать все, о чем говорят на первом этаже. Узнала грязные секретики многих жильцов, но, к сожалению, ничего важного – никто не говорил о пропажах. Моего внимания требовали другие статьи – срочные разоблачения, скандальные расследования преступлений и прочее, и я отложила дело Птицелова и дело о пропажах на потом. За все время, что я тут жила, прошло три бури, и никто больше не пропадал. Моя бдительность ослабевала. И однажды случилось непоправимое. Я виню в этом себя.
У меня был… нет, у меня есть сын. Его зовут Джейкоб. Надеюсь, вы простите мне мою… Так, погодите! Сейчас, я перестану, эти проклятые слезы… Где-то был мой платок. Ах да, вот же он. О чем я говорила? Джейкоб, да…
Джейкоб учился в Большом Университете Механики в Рривв, при котором и жил. Он всегда был очень умным и с детства испытывал страсть к воздухоплаванию. Джейкоб хотел стать аэроинженером, мечтал строить дирижабли, воздушные экипажи и тому подобное. Профессора прочили ему большое будущее. Я очень им гордилась. В смысле, горжусь.
В последние годы мы с ним виделись нечасто – все его время занимала учеба, а мое – работа. Но праздники мы всегда встречали вместе, и этот тоже не должен был стать исключением. Близился Новый год. И Джейкоб приехал.
Я была так счастлива. Мы готовились к празднику. Джейкоб витал мыслями в своих чертежах и проектах – он все говорил о новом изобретении, над которым работал весь последний год и которое хотел после праздника предоставить на рассмотрение профессорской коллегии. По его словам, это было что-то, что навсегда впишет его имя в историю воздухоплавания. С горящими глазами он говорил о преодолении недостижимых прежде высот, о полетах туда, куда еще никто не поднимался, – чуть ли не на Луну. Он сыпал терминами, рассказывал о каких-то клапанах и поршнях. Я не сильно разбираюсь во всей этой механике, но была рада просто слушать его. Он с таким восторгом говорил о последних сошедшихся расчетах, с таким возбуждением показывал мне свои расчеты…
Накануне Нового года объявили о приближении снежной бури. Дом закрыли, на окна опустились штормовые ставни.
В последний раз я видела Джейкоба на этом самом диване. Последнее, что он сказал мне… я никогда этого не забуду: «Мама, думаю, мой патент замечательно будет смотреться среди всех этих скучных газетных вырезок на твоей стене».
Я вышла из гостиной всего на мгновение – мистер Поуп позвонил в дверь убедиться, что я все заперла.
