Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

— Сперва попадались только юридические документы, а потом это. Я даже с собой захватила. — Элеонор протянула Холмсу два листа.

Он прочел первый, встал, вручил бумаги мне и принялся мерить гостиную шагами. У окна замер, глядя на снегопад в сумраке наступающего вечера.

— Ваша тетя умерла на Рождество?

— Да, мистер Холмс, и остальные тоже.

Первый лист оказался письмом тети мисс Кастон. Крючковатый, неразборчивый почерк подтверждал мою дилетантскую версию — тетушке было почти семьдесят, и она успела изрядно устать от писанины.

Женщине по фамилии Кастон, поселившейся в этом доме без мужа, отца или брата. На одиноких представительниц нашего рода наложено проклятие.

Сей дом безопасен для вас в любую пору, кроме пяти дней до сочельника. Пожелаете узнать больше — прочтите следующую страницу, текст, который я выписала из «Легенд о старых домах» Деруэнта[40]. Эта книга есть в моей библиотеке. Будьте настороже, и ничего плохого не случится. Проклятие однозначное, и если понадобится, его легко обойти. Ослушаетесь моего совета — умрете на Рождество в этом доме.

Я поднес к глазам второй лист. Холмс все это время молча глядел в окно. Мисс Кастон тоже не проронила ни слова, но смотрела теперь лишь на Холмса, как на свою последнюю надежду.

— Ватсон, не сочтите за труд, прочитайте легенду вслух, — попросил Холмс.

Я выполнил его просьбу:

В году 1407 рыцарь Хью де Кастон наложил проклятие на старое поместье в Крауби, близ Чизлхерста.

Известный женоненавистник, сэр Хью провозгласил, что любая женщина из рода Кастонов, которая поселится на территории поместья без надзора мужа, брата или отца, на Святки внезапно умрет. Следует отметить, что именно на Святки жена и сестра сэра Хью замыслили его отравить, но не сумели и были им собственноручно казнены. Тем не менее о проклятии не вспоминали до конца семнадцатого века, когда госпожа Ханна Кастон, овдовевшая восемью месяцами ранее, в сочельник устроила в доме скромное торжество, подавилась куриной костью и умерла. Любопытный и вызывающий недоумение факт: на территории поместья видели белую лису, которая бесследно исчезла после похорон госпожи Кастон. Белая лиса, символ сэра Хью Кастона, изображена на его гербе.

Я прервался и взглянул на мисс Кастон. Теперь она пристально смотрела на пламя в камине и казалась спокойной, как мраморное изваяние. Но мне пришло в голову, что это маска, под которой смелая женщина прячет волнение.

— Ватсон, почему вы остановились? — спросил Холмс, и я продолжил чтение:

И снова проклятие долго не проявлялось, вероятно, потому что в поместье жили лишь замужние дамы, сестры с братьями, дочери с отцами. Однако в 1794 году, во время великой и ужасной Французской революции, в доме поселилась французская наследница рода Кастонов, мужа которой казнили на гильотине. За три ночи до сочельника дама, очарованная белой лисицей, пробежавшей по террасе, вышла на крыльцо и, потеряв равновесие на обледенелых ступеньках, упала и сломала шею. В нашем столетии на территории поместья лишь одна женщина из рода Кастонов умерла насильственной смертью: Мария Кастон, похоронившая отца, поселилась в Крауби, но за день до сочельника ее застрелил, предположительно, отвергнутый любовник, хотя под суд его так и не отдали.

Бытует мнение, что проклятие, известное как «бич Кастонов», действует лишь до полуночи сочельника, потому что святость Рождества его снимает.

Я отложил листок. Холмс резко обернулся:

— Скажите, мисс Кастон, вы очень суеверны?

— Нет, мистер Холмс, как раз наоборот, слепо на веру ничего не принимаю. При других обстоятельствах я сочла бы все это чепухой.

— Но?

— Дама, которую я называю тетей, умерла в сочельник, около одиннадцати вечера. Ей пришлось нарушить собственную традицию. Как правило, за десять дней до Рождества она уезжала к друзьям в Лондон, а возвращалась через три дня после Стефанова дня. В этом году она заболела накануне отъезда и осталась дома. Все это, как вы понимаете, я услышала, когда прочла документы из коробки и опросила слуг.

— Как она умерла?

— Тетя спала в своей постели и, как думал доктор, поправлялась. Служанка отлучилась буквально на минуту, а вернувшись, обнаружила ее у камина с перекошенным от ужаса лицом. Причем утверждает, что тетя уже окоченела.

— Причина смерти?

— Согласно медицинскому заключению — сердечный приступ.

— Могло быть иначе?

— Разумеется, всему виной сердце.

Холмс посмотрел на меня. Его лицо казалось холодным и отрешенным, но блеск в глазах выдавал интерес.

— Мистер Холмс, — Элеонор Кастон поднялась, точно бросая ему вызов, — опросив слуг, я постаралась забыть и о письме, и об этой истории. Вместо Люси наняла другую служанку. В общем, зажила новой, хорошо обеспеченной жизнью. Один за другим пролетали месяцы, но в конце ноября я получила письмо от Люси — это она обнаружила мою тетю мертвой. В письме было сказано, что в день ее смерти девушка видела в поле белую лису. Убивать лису-альбиноса местные охотники, конечно, не решились. Только, пожалуйста, не думайте, что меня это напугало!

— А что напугало?

— Три дня назад пришло еще одно письмо.

— От вашей служанки?

— Возможно. Трудно сказать.

Элеонор достала тонкий розоватый листок, который секунду спустя упал на стол у камина. Холмс проворно за ним нагнулся и медленно прочел вслух: «Уезжай и живи или останься и умри».

— Ватсон, взгляните-ка на это.

Бумага была дешевая, такую продают в тысячах канцелярских лавок, и покупает ее беднота. Слова приклеили, причем не вырезали из книги или газеты, а словно набрали из образцов разных почерков. Об этом я и сказал Холмсу.

— Правильно, Ватсон. Отличаются и бумага, и чернила, и, по-моему, даже инструмент, которым вырезали слова. — Холмс поднес письмо сперва к лицу, затем к лампе. — Это, например, вырезали ножницами; это — перочинным ножиком, а это — видите, какой край? — большим тупым ножом. Вот очень старый фрагмент: смотрите, бумага зернистая и чернила поблекли. Чудо, что он выдержал клей… Стоп, что за странная словоформа?

Я присмотрелся и увидел вместо «уезжай», как прочел с лету, «уезжал».

— Либо это ошибка, либо автору письма не попалось нужное слово, и он вставил похожее. Мисс Кастон, вы сохранили конверт?

— Да, вот он.

— Какая жалость, штемпель размазался и ничего не разобрать! Наверное, от снега или дождя.

— В тот день шел мокрый снег.

— Конверт дешевый, как и сам листок. Адрес написан незнакомым вам почерком, иначе вы уже сделали бы вывод. Почерк определенно изменили. — Холмс бросил конверт на стол и двинулся на Элеонор, как хищник на жертву.

— Уверяю, мистер Холмс, это письмо меня сильно не расстроило. Ведь известно: люди бывают так злы и завистливы.

— Мисс Кастон, у вас есть враги?

— По-моему, нет. Но ведь мне несказанно повезло. Случается, испытываешь сильные чувства к человеку, прочитав о нем, например, в газете. Я разбогатела внезапно, не приложив ни малейших усилий. Возможно, кто-то мне завидует, даже не зная меня лично.

— Вижу, мисс Кастон, вы и тайны человеческой натуры изучаете.

Элеонор зарделась. С Холмсом никогда не понятно, хвалит он или насмехается.

— Письмом дело не закончилось. Случилось еще кое-что.

— Будьте любезны, расскажите.

Холмс сверлил Элеонор взглядом, но она говорила без запинки.

— Слякоть в наших краях сменилась долгим, на несколько дней, снегопадом. Вчера на свежем снегу у террасы появились буквы — Э, Н, Р и странная У. Следов рядом не было. Сегодня утром я вошла в кабинет и увидела на стене большую красную пятерку. Я сплю в смежной комнате, но ничего не слышала, хотя слуги твердят, что дом полон скрипов и шорохов.

— А белая лиса? Ее тоже видели.

— Да, мистер Холмс, но не я, а кухарка и лакей — весьма здравомыслящий парень. За минувшую неделю он видел ее дважды. Наверное, вам мои страхи кажутся напрасными, но я чувствую, как что-то неотвратимо ко мне приближается. Можно уехать, но с какой стати? Я так долго не имела практически ничего, даже приличной крыши над головой, и вдруг получила настоящее сокровище. Каждое Рождество сбегать из дома, как моя тетя, а потом умереть мучительной смертью — это было бы ужасно. И сочельник уже послезавтра.

После ухода мисс Кастон Холмс погрузился в размышления. Наша гостья хотела купить в магазине «Лайтлос» на Грейт-Орм-стрит несколько редких книг — этим она время от времени занималась по приезде в Лондон. Мы договорились встретиться на вокзале Чаринг-Кросс и вместе сесть на шестичасовой кентский поезд.