Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

— Неважно. Горелая?

— Да.

— Может быть, он хотел выкурить сигару перед сном. В этом нет ничего необычного.

— Ни в коем случае, мистер Холмс. Мой начальник не одобрял курение. Это было единственное, в чем мы расходились. Мне приходилось курить тайком.

— Понимаю. Он был человек неуживчивый. Что ж, мистер Рейнольдс, расскажите подробнее. Вы его личный секретарь?

— Он самый. Я веду… вел почти все его дела и личную переписку. У него много финансовых интересов. Я проработал в этой должности лет семь с тех пор, как удачно ответил на объявление в газете; мистер Мостин разместил оное по возвращении из Гвианы. Он предпочитал не распространяться о своем денежном состоянии, но я наблюдал за его вложениями и сделал вывод, что он крупно разбогател в Америке.

— И нажил врагов, конечно?

— Я никогда о них не слышал. Поистине, дела его виделись мне не омраченными ничем — не считая последнего инцидента, с которым я к вам пришел. В прошлый вторник я, как обычно, просматривал корреспонденцию мистера Мостина, и все выглядело обыденным, кроме одного: поступил конверт, а в нем щепотка спичек, и только. Намерений отправителя я даже представить не мог, хотя рекламщики иногда, желая привлечь внимание, идут на самые дурацкие выходки. Я бросил конверт в корзину. Когда забрал остальную дневную почту и принялся разбирать ее вместе с моим патроном, все шло спокойно, пока я — в самом конце — не упомянул спички, вполне беззаботно. Лицо мистера Мостина мгновенно исказилось. Я никогда не видел его таким взволнованным — разве что в случае, когда один рьяный адвокат принудил его к некоему крайне неприятному соглашению; редкое дело, в которое шеф меня не посвятил.

— Понятно. Конверт пришел когда, восемь дней назад? Продолжайте, мистер Рейнольдс. Все эти детали могут быть важнее, чем вам кажется.

— Пребывая в возбуждении, мистер Мостин спросил, сколько было спичек. Каюсь, я рассмеялся и сказал, что не помню. Он пришел в неистовство и приказал мне немедленно пойти и сосчитать. Я с трудом верил своим ушам, но подчинился.

— И?

— Их было девять или десять.

— Так девять или десять? Ну же, мистер Рейнольдс!

— Десять. Мне казалось, что это не имеет значения.

— Они у вас?

— Ну да. Но лишь потому, что я нашел их в ящике стола моего патрона, рядом с расписанием встреч. Понятия не имею, зачем он это сохранил.

Наш посетитель протянул спички Холмсу, и тот внимательно рассмотрел их, после чего отложил три штуки.

Мистер Рейнольдс недоуменно проследил за действиями Холмса и в итоге продолжил:

— Немного позже в тот же день мистер Мостин дал мне в высшей степени необычное поручение. Он заявил, что дела вынуждают его вновь отправиться за границу. Я должен был как можно быстрее и глубже вникнуть в его финансовые дела, чтобы он смог уехать через неделю. Он настоятельно подчеркнул это: неделя.

— Раньше он так не поступал?

— Нет. Я очень удивился. Насколько я знаю бизнес моего патрона, ему было совершенно нечего делать за границей. Требуя перевести бумаги в наличность, он много терял от их стоимости. Я не мог понять, что побудило его к этому.

— Что-нибудь еще, мистер Рейнольдс?

Наш посетитель колебался.

— Нет.

— Подумайте хорошенько, сэр. Не случались ли за последнее время другие необычные вещи?

— Да разве что глупости юного чистильщика обуви. Он слишком увлекается бульварной литературой.

— В самом деле? Я нахожу в ней много занятного. О чем же он болтал? О Джеке-прыгуне?[39] О диких мальчиках из сточных труб?

— Ха-ха! Вы почти угадали, мистер Холмс. Он якобы видел, что ночью вокруг сада шаталась какая-то фигура. Он живет в мансарде, и оттуда все видно. Он должен был спать, но вместо этого, несомненно, читал свою белиберду. Он уверяет, что в свете фонаря увидел Смерть. Горничная, суеверная душа, считает, что та явилась за мистером Мостином. Мне пришлось строго поговорить с обоими… Конечно, в сад мог кто-то залезть, но вряд ли в подобном виде. Так что же вы посоветуете, мистер Холмс?

— Я должен немедленно осмотреть место, мистер Рейнольдс. Вам пришлось нелегко. Угощайтесь без церемоний, прошу вас — это македонский табак, очень мягкий, — а мы будем готовы через минуту. Стоп, где мои спички? А, у вас есть? Отлично, хорошо. Мы скоро вернемся.

Невзирая на то, что в доме номер четыре по Павия-корт, где проживал Мостин, разыгралась трагедия, я радовался нашему визиту, ибо мне было приятно видеть Холмса снующим туда-сюда вплоть до укромнейших уголков — привычно занятым зорким выслеживанием всего, что могло пролить свет на покрытые мраком события. Я наблюдал, как он крался по саду на задворках, как изучал узкую входную калитку, оконную раму в кабинете, откуда открывался вид на цокольный этаж; как он рыскал по улочке, заканчивавшейся тупиком — собственно Павия-корт, весьма малолюдной; как везде подбирал и рассматривал всякий мусор. Я слышал также его оживленную беседу в кладовке с Виктором — чистильщиком обуви: они выясняли сравнительные достоинства различных леденящих душу книжонок; в кабинете Холмс подробно расспросил Рейнольдса об имущественных делах его патрона.

Я, в свою очередь, разыскал врача Мостина — Хокинса, назвавшись медиком-консультантом при его страховой компании. Хотя протокол требовал приезда окружной полиции, стражи закона положились на уверенность Хокинса в сердечном приступе как причине смерти. Он признался, что вполне рассчитывал — и надеялся, ибо Мостин щедро платил, — что его клиент проживет еще несколько лет, но кончина наступила раньше, и это ни в чем не противоречило воззрениям медицинской науки. Я спросил, не могла ли послужить толчком некая неприятность, даже потрясение. Доктор любезно ответил, что это весьма возможно.

Мне было ясно, что Холмс в своих поисках придерживался какой-то определенной линии, хотя я не понимал какой. На следующий день он надолго ушел из дома, сказав лишь, что собирается навестить одного нового, независимого производителя спичек. Поэтому я немного опешил, когда вскоре после нашего визита в дом Мостина чистильщик Виктор пожаловал к нам собственной персоной — взъерошенный и явно переполненный новостями.

— Я сделал точно по-вашему, мистер Холмс. Засел в кондитерской против логова этого изобретателя, Раффлза, и стал наблюдать. Пришлось с десяток булочек слопать, пока этот ваш приятель не вышел, а булочки-то денег стоят. — Звон монет. — Ну, спасибо вам, сэр, преогромное. В общем, часы прошли, пока он не закрыл лавочку — осматривается, значит, и вострит лыжи. Но я иду за ним, как вы велели…

— Видите, Ватсон, никто не обращает внимания на мальчишек, праздно шатающихся или озорничающих. Чем им еще заниматься? Идеальная маскировка: естественное поведение. Ну и куда же… гм… направился изобретатель Раффлз?

— В Челси, сэр, где все художники с анархистами — в «Черной бумаге» они всегда плетут заговоры, факт.

— Так и есть, Виктор. И с кем же они в сговоре?

— Это-то я и хотел узнать. Он чешет к двери во дворе на Блит-стрит и все, понимаете ли, озирается — вороватый такой, как говорится. Но меня не замечает. Стучит, значит, ждет, и вроде как глазок открывается, только мне ничего не видно. А потом дверь трах! — и распахивается, а он начинает трещать без умолку, и его впускают. И он там недолго торчит, минут двадцать.

— Рассмотрел что-нибудь, когда дверь отворилась?

— А то. Потрясно… простите, сэр, — ужасно.

— Уверен, Виктор?

— Не сойти мне с этого места, сэр.

— Что ж, достаточно.

Я переводил взгляд с одного на другого.

— Вы о чем?

Холмс вскинул брови:

— Он видел Смерть, Ватсон. Верно? Существо, которое явилось в сад мистера Мостина.

Юнец торжественно кивнул.

Холмс не терял времени. Расспросив мальчугана и щедро вознаградив его, мы поймали кеб и отправились в указанный квартал, неприметный и загадочный. Неподалеку от места Холмс нанял в помощники еще одну оборванку — слепую торговку спичками. Хватило соверена — она мгновенно отрепетировала роль. Вид у нее был донельзя прискорбный, но торговка ухитрилась изобразить еще большее убожество и принялась стучать в дверь слабым стуком, взывая о помощи. Сперва в оконце возникло лицо и рявкнуло на нее, однако нищенка зашаталась и стала вновь плакать и умолять. Фигура в проеме ненадолго исчезла, а затем дверь очень медленно отворилась. Мы отбросили всякие церемонии и устремились к щели. Девчонка бросилась наутек; послышались резкий вскрик, топот — и мы ворвались внутрь.

В углу бедно обставленной комнаты стояло и гневно взирало на нас создание, закутанное в плащ: торчала лысая, сморщенная, костлявая голова; скудная плоть, где еще оставалась, была отвратительного мертвенно-бледного цвета.

— Не знаю, кто вы или что, — молвил Холмс, — но ваша деятельность окончена. У меня есть доказательства вашей причастности к гибели двух человек.