Лада Лузина - Ледяная царевна
Сидевший у ног Снежной Королевы большой белый волк поднял черный нос. Пять стоявших рядом в витрине голоногих манекенов в пачках-снежинках одновременно прильнули к стеклу. Стоявший у эскалатора пластиковый гном с подарком испуганно отступил на шаг и выронил свою коробку с бантом…
Волк оскалил пасть, показав длинные снежно-белые, совсем не игрушечные зубы, и прыгнул – в один неуклюжий, но точный прыжок оказался рядом с Романом.
Ромчик упал, закричал, приваленный огромной тяжелой тушей. Рой огоньков, сбежавших из электрических звезд, стремительно полетел на него, раздался крик… огни жалили пчелами… волк еще шире оскалил огромную пасть, зарычал и… человеческий крик оборвался…
– Нет! – крикнула Даша.
Свет мигнул – погас, погрузив их на миг в абсолютную тьму, и зажегся.
Все испарилось. Ромчик без чувств лежал на полу, придавленный громадой упавшей на него трехметровой праздничной елки, рядом валялся перевернутый игрушечный волк, одна его лапа отвалилась… Люди в синей форменной одежде работников торгового центра спешили на выручку пострадавшему.
В толпе переговаривались:
– И как он в елку влетел?
– Пьяный, – философски выдал всеобъемлющее объяснение кто-то. – Уже начал праздновать… лучше рано, чем поздно.
– Нет, на него вначале гирлянда свалилась… я видела… он ее зацепил…
– Он без сознания… нужно «скорую»… – обеспокоенно крикнула синяя форма.
– Что это было? – осторожно спросила Чуб. – Или нам померещилось?
Маша отрицательно тряхнула головой.
– С ума сойти! – Чуб удивленно развела руки, с расставленными лучами звезд удивленными пальцами. – А ты ведь была сто процентов права… Ромчик таки приревновал меня к Деду Морозу!
Глава четвертая,
в которой Маша ищет капище Велеса, а Катя – вчерашний день
– Боже, на кого я ва‑аще повелась? – покачала головой Землепотрясная Даша. – На человека, который даже в Деда Мороза не верил…
– Древние славяне считали, что Велес принимает порой облик волка или медведя, а летом – образ пчел, – встревоженно вспомнила студентка.
– Думаешь, это Велес? – приглушила голос Даша.
– Не знаю.
– И я не знаю. И чем он ему не угодил? В детстве подарок не дал? Он ведь такой хороший…
– Ну, Велес неоднозначно хороший, он ведь языческий бог…
– Я про Деда Мороза!
Даша достала из кармана смартфон, нашла в нем свое фото в обнимку с вчерашним Дедом. Снимок вышел не слишком удачным – не резким, размытым, с белым облаком засветки над головами.
– Черт, у меня чё, теперь все фотки будут испорченные? – расстроилась она. – И вчерашние тоже не вышли…
Но и на засвеченном фото с Морозом было явственно видно:
– М-да, это точно не Ромчик.
Помедлив, Маша взяла аппарат из ее рук:
– А знаешь, на кого он похож?
– Дедушка?
– На дедушку.
– Ясен пень…
– Ты не поняла. Он похож на твоего дедушку Чуба… Смотри, и нос длинноватый с горбинкой, и глаза характерные… иконописные…
– Мамочка! – вызволив из Машиных рук свой телефон, Даша нажала кнопку и повторила. – Мамочка, алло… Что ты мне говорила про папу? Он вчера таки приходил? И ты сказала ему, где я? И адрес? А он что сказал?.. Так и сказал, что, может, заглянет? – Чуб специально повторяла слова, адресуя всезначительные взгляды подруге. – И сегодня утром звонил? Спрашивал, понравился ли мне подарок? Все ясно… Потом… потом перезвоню. – Даша сбросила звонок, зачем-то с мольбой взглянула на потолок, улыбнулась, медленно набрала номер и дрогнувшим голосом сказала: – Папа, это я… Мне подарок очень понравился.
Из вежливости Маша отошла на несколько шагов и, воспользовавшись паузой, наскоро настрочила смс Катерине об инциденте в ее торговом центре. С беспокойством взглянула на неподвижное тело, лежащее в искусственном снегу, – мечущиеся в ожидании «скорой» хлипкие торговые мальчики никак не могли поднять массивного Ромчика… Машино беспокойство материализовалось мгновенно – объявившийся словно из ниоткуда Мир Красавицкий предложил им помощь, легко поднял пострадавшего и понес – мальчики в синей форме бежали впереди, суетливо показывая ему дорогу.
Заиграла музыка – мимо проехал заполненный детьми маленький красный паровозик, его вагончики были украшены еловыми ветками с зелеными звездами. Затем стало тихо и до студентки долетели обрывки разговора.
– Мы должны помириться, – говорил далеким голосом Дашин отец. – Глупая ссора… у тебя своя жизнь… я давно должен был отдать… твое по праву…
– Ух ты, старинное? – вопросила Даша, одновременно кладя руку на грудь, где висело колье, – и тут же вздрогнула, выпучила глаза, обнаружив, что ее шея пуста.
Взгляд Чуб ринулся к поваленной елке, оббежал ее и принялся обшаривать пол.
– Очень старинное… – услышала Маша. – …еще твоей бабушки…
– Папа, прости, мне по другой линии звонят по работе. Я тебе перезвоню. Пока, папа. – Чуб сжала двумя руками угасший смартфон и затрясла им в отчаянии. – Мама… если я посеяла папино колье, мы поссоримся уже навсегда!
* * *– Ты не это, случайно, ищешь? – поинтересовался ироничный мужской голос.
Шагах в десяти от них стоял высокий русоволосый парень с синей спортивной сумкой через плечо. В руках он держал Дашины хрустальные звезды на серебристой цепочке.
– ЭТО! Ура! – Чуб ринулась к своему наследству, быстро выхватила его из чужих рук и только затем поблагодарила нашедшего. – Спасибо! Ой, спасибо огромное! С меня… что-то. Я Даша. А ты?..
– От тебя зависит…
– В смысле?
– Ты тому пострадавшему говорила, что найдешь ему замену за пятнадцать минут… прошло четырнадцать. – Русоволосый театрально посмотрел на часы. – Еще успеешь обещанье исполнить.
Он сделал шаг, приближаясь и улыбаясь столь красноречиво и многозначительно, что задавать уточняющий вопрос о намерениях не было смысла – ответ заранее сиял у него на лице. А лицо было приятным, русые волосы – светлыми, прическа – модной, одежда – не хуже. В общем, по всем статьям – то, что надо!
– Что, так понравилась тебе? – искоса посмотрела Даша, еще не перепыхтевшая предыдущий роман.
– Да ты – бомба! Я на каток шел, а тут… оперный театр! И ты сверху – стоишь и поешь… как богиня… Ну у тебя и координация на перилах стоять – рухнуть не боялась?
– Вот еще!..
– Хотел подойти, комплимент сделать… а ты уже тому парню перца даешь… И правильно! Нечего обижать нашего Дедушку Мороза… Короче, купила меня… просто заверни и бери, если нужен такой подарок. – Он улыбнулся еще шире и повернулся вокруг «своей оси», демонстрируя предлагаемый дар, ростом примерно 186, весом не меньше восьмидесяти килограмм.
– Почему бы и нет? – оценила предложение Даша. – Здесь в течение двадцати дней товар можно обратно вернуть.
– Ты еще и юморная…
– Всю жизнь смеяться будешь, – пообещала она.
– Подходит! А на коньках катаешься?
– Да я могла чемпионкою стать… но тренершу мой вес не устраивал… – поведала Даша, – когда она меня в короткой юбочке видела, ее инфаркт сразу хватал: почему не похудела?! Считала, что фигуристка должна быть снежинкой.
– Я, кстати, тоже учился… ну что, чемпионка, прокатимся?
– Ты мне, что ли, не веришь? – задиристо прищурилась Чуб. – Идем, мальчик, покажу тебе класс.
Маша только молча посмотрела им вслед – Чуб даже забыла с ней попрощаться.
* * *Выехав из телецентра на Мельникова, где Катерина Михайловна провела очередные успешные переговоры на предмет рекламы торгового центра, переговорщица увидела чудесную вещь.
Телевышка, стоявшая совсем рядом, через дорогу, практически растворилась в тумане из мелких снежинок. «Ноги» и первый «этаж» еще были видны, остальное исчезло в небе. Да и нижняя часть виднелась так смутно, что, коли не знать, что она точно там, можно было долго моргать глазами и думать: глюк это или не глюк?
Снежный туман поглотил Город. На дороге к Лукьяновке немедленно образовалась громадная пробка. Желая объехать ее, Катин водитель принялся петлять по побочным улочкам, и Катерина осознала: сейчас они проедут ее родной дом.
– Останови, – сказала она три минуты спустя, невольно отметив, что ее голос заледенел, как и память о прошлом.
Старый дом, – построенная уютным «покоем», добротная «сталинка», где она родилась и провела первые шестнадцать лет жизни, – был почти невидим за снежной пеленой.
И внезапно Кате подумалось странное:
«А что, если, пройдя сквозь эту пелену, я попаду домой, в нашу старую квартиру – и потолки там будут высокие, и мама – молодой и живой, и я – маленькой, и папа – веселым, и елку буду наряжать не я – для всех, а все – для меня…
Что, если вся наша взрослая жизнь – лишь безнадежная попытка прорваться обратно – в детство?»
