Ангелотворец - Харкуэй Ник
Разумеется, я никому не открывал своего замысла целиком. И, откровенно говоря, рескианцы не вполне совершенны. То ли я не до конца стер им сознание, то ли они упрямятся, не желают учиться. Пришлось прибегнуть к очень грубым методам обучения, по Павлову. Использовать удовольствие и боль.
– Совсем иное дело – Воган Перри, – продолжает он. – Он был совершенно пуст внутри. Подлинное чудо природы: тело без души, отчаянно жаждущее стать настоящим человеком… Как усердно он постигал мою науку! Учился и учился, неустанно тренировался, и в конце концов добился успеха. Он двигался как я. Он чувствовал то же, что чувствовал я. Ему сделали пластическую операцию, и он стал выглядеть, как я.
А потом его подключили к моим машинам, и он начал день за днем, ночь за ночью пытаться соотносить ритмы своей мозговой деятельности с моими. Так, постепенно, мало-помалу, я вернулся в этот мир. Понимаете, насколько это гениально? Нет? А как же душа, вероятно, возразите вы, уж этой частью оригинала я точно не могу обладать? Но посудите сами: если душа есть, она испарилась, когда тело мое умерло, тем не менее мой разум жив. В таком случае я – первый в мире человек, который обладает не одной душой, а двумя.
На последнем слове он переходит в атаку, причем сохраняя совершенно ровное дыхание: заносит меч за спину – свет вспыхивает на клинке, – и в тот же миг с победным воем наставляет пистолет на Полли Крейдл.
Однако Полли Крейдл там уже нет. Джо ее оттолкнул: чутье подсказало ему, когда и чем завершится речь Опиумного Хана, и он успел его опередить. Потому что негодяи это умеют.
Все начинается в груди – сердце сжимается, словно в приступе, и некая сила пронизывает тело, словно удар током. Когда ток достигает кончиков пальцев рук и ног, Джо вздрагивает и распахивает глаза. Теперь он видит все ясно и отчетливо. На смену черно-белой картинке пришли цвета: яркие, пылающие, сочные. Джо почти уверен, что светится изнутри, как фонарь из тыквы. Удар достигает его нутра, и никакое слово не способно описать и передать возникшее чувство.
Ярость.
Нет, это не похоже на красную пелену или грозу. Ощущение такое, будто с плеч упал огромный камень, и весь мир озарился ясным светом.
О, я понял. Вот ты как, значит?
Тогда гори в аду!
Перед ним человек, который сажает людей в белые камеры и подвергает пыткам; который полон ненависти и не видит красоты того, что уничтожает; который снова, снова и снова забирает то, что ему не принадлежит, который мимоходом разнес в пух и прах бесконечно прекрасную библиотеку разума Эди Банистер. Впервые в жизни перед Джо оказывается человек, которого ему хочется ударить по-настоящему, не боясь зайти слишком далеко. Слишком далеко быть не может: на свете просто нет такого места. Он слышит, как Полли Крейдл и ее брат кричат что-то наподобие «бред», хотя скорее это «Нет!», но в Поллином голосе чувствуется та же боль, что поселилась в нем, а значит, сердцем она одобряет его выбор, пусть разум и призывает к осторожности.
Джо чувствует, как мышцы его лица растягивается в кабаньем оскале, и бросается прямо на Сим Сим Цяня. Он слышит отдающийся в груди яростный рокот, видит пса Бастиона; одним движением подхватывает этого сомнительного союзника на руки и бежит дальше. Собачий рык превращается в боевой клич.
Поспеши, часовщик. Старый мертвяк нанес мне оскорбление. Разделаемся с ним!
Рескианцы встают стеной: черные тряпичные куклы с цепкими руками и пустыми головами. Люди или машины? Джо швыряет Бастиона в первого попавшегося; пес вгрызается в рясу и берется за дело – судя по крикам его жертвы, дело это страшное, оставляющее увечья и шрамы. До сих пор Джо понятия не имел, что рескианцы умеют кричать. Сквозь ярость он берет это себе на заметку: делай им больно, они уязвимы.
Джо встречает второго монаха; Опиумный Хан стреляет, и пули входят в рескианца: одна, две, три. Шесть. Разве у маленького пистолета может быть больше шести патронов? Вроде магазины самозарядных пистолетов бывают и на четырнадцать… впрочем, без разницы. Враг близко. Джо швыряет рескианца прямо на Сим Сим Цяня и тут же обнаруживает у себя в руках целую охапку новых; они такие легкие, такие неуклюжие. Одного он кусает, зубами вырывая кусок плоти, второму выламывает руку и слышит треск и хруст. ХА!
Кто-то стоит рядом, кто-то коренастый и седовласый, вооруженный ломиком: Боб Фолбери, отставной старшина, встал на защиту своей жены.
– Черти! – вопит Боб. – Черти, черти, черти!
С каждым его выкриком ломик бьет точно в цель. Увы, он размахивает им все медленней, старые кости и мышцы уже не те. Джо выхватывает ломик – нет, лучше, это кусок викторианской железной трубы – и орет ему: «Уводи Сесилию! Уводи ее!». Боб отвечает: «Так точно!», что, несмотря на все происходящее, вызывает у Джо улыбку, и убегает прочь. Джо оборачивается, встречая нового врага, бьет его открытой ладонью, закручивая на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси, тут же бьет локтем в противоположном направлении, добивает сверху трубой и слышит звон металла по металлической голове.
Мелькает озарение, посетившее его в белой камере. Выжить можно только при условии полного отсутствия сострадания. Мастера боевых искусств добиваются этого путем многократных повторений: решение причинить человеку вред принимается заранее, а приемы – дело техники. Обыватель зачастую медлит, пытаясь оценить ситуацию и решить, что действительно необходимо. Человечность требует расчетов: как лучше поступить, стоит ли слишком бушевать? Джо не просто бушует, его состояние скорее напоминает извержение вулкана, идущее из недр давно затаенной обиды на все несправедливости мира, на холодность матери и легкомыслие отца, на исчезновение Фрэнки, на Дэниелову бесхребетность. Джо больше не сдерживается. Он сражается с машинами и чудовищами, а вообще это не поединок, он просто чинит сломанное. Сим Сим Цянь – неисправность, изъян, требующий устранения, как ржавчина на зубчатом колесе. Ржавчину не жалко.
Его бьют. И часто – весьма чувствительно. Джо ощущает боль, но она – лишь сигнал о дискомфорте, а ему столь многое нужно донести до этих людей посредством калечащих ударов и выломанных конечностей, что такая ерунда, как падение на спину, не способна его остановить. Травмы – другое дело, их лучше не допускать. В неумолимом продвижении вперед кроется раскаленная добела ярость и особая магия: любой, кто захочет его ранить, должен подойти вплотную. Он хватает очередного противника за мягкую кожу с нижней стороны руки и сдавливает изо всех сил. Тот кричит, пытается выдернуть руку, Джо Спорк, продолжая движение, вскакивает, валит противника наземь. Приятная мягкость под ногами. Сим Сим Цянь острием меча чертит линию вдоль его руки: чирк льдом по коже. Горячая кровь. Джо вопит, а Опиумный Хан ухмыляется, снова делает выпад, дразнит его, похлопывает клинком по плечу. Джо ревет и пытается поймать Хана за рукав, однако тот легко ускользает. Пистолет все еще при нем, но стрелять он как будто не собирается. Пресекая любые попытки Джо занять оборонительную стойку, он что-то шепчет ему на ухо – ну, прямо страстный любовник. Джо чует запах серы и осознает, что вдыхает следы выстрела, погубившего Эди. Вот оно, адское пламя. Дыхание у Опиумного Хана мятное, а пальцы подобны Дэниеловым тискам.
– Вы меня поражаете, мистер Спорк. В самых безумных мечтах я не мог представить, что однажды своими руками убью внука Фрэнки Фоссойер. Вы слишком добры.
В ухо Джо упирается ствол.
А в следующий миг их сшибает ураганным ветром. Лопаются стеклянные витрины, со всех сторон взвиваются бумажные вихри: в мусорной корзине за стенкой, наполняя зал огнем и дымом, запоздало взорвался последний «Таппервер», начиненный самопальной взрывчаткой Эди Банистер.
Джо крутится на месте, полагая, что Сим Сим Цянь сейчас делает то же самое, затем находит стену и пробирается вдоль нее, лихорадочно отыскивая глазами… неизвестно что. Затем с трудом встает на ноги, отряхивается, готовясь к следующему раунду поединка и зная, что на сей раз точно не победит. Как же его одолеть? Как, как, как? Джо скрипит зубами. Надо узнать. Непременно.
