Барбара Хэмбли - Кровавые девы
И удачи с фабрикой дяди Уильяма (или все-таки железной дорогой?).
Горячо обнимаю,
Лидия
Серый дождь барабанил по окнам кабинета. Лидия запечатала конверт, поворошила заполнявшие ящик стола бумаги в поисках марки (так вот куда я сунула записи по нервным расстройствам!), затем откинулась на спинку стула и уставилась на мокрую серую стену Нового Колледжа и на двух молодых мужчин (студенты, боящиеся промочить мантии?), большими скачками несущихся по Холиуэлл-стрит. Лидии они казались огромными черными листьями.
Она думала о доне Симоне Исидро.
Ей надо было встать, подняться в спальню и наконец разложить по коробкам выпуски «Ланцета», «Британского медицинского журнала», французских, немецких и американских изданий, чтобы Мик смог вернуть их на чердак. Надо было начисто переписать все те заметки, которые она почти безостановочно делала последние три дня, штудируя статьи о работающих в России немецких специалистах по заболеваниям крови. Но она так и осталась сидеть, глядя в окно.
По улице проехал фургон торговца птицей: цок-цок-цок. Прошла женщина; одной рукой она придерживала шляпу, другой тащила за собой маленького мальчика, обутого в ботинки и закутанного в пальто и шарф. Лидия прикрыла глаза и сняла очки. Тот ребенок, которого она потеряла в прошлом году — он был мальчиком или девочкой?
Не думай об этом. Ему не суждено было родиться.
Ветер утих, затем снова начал пригоршнями швырять в окно дождевые капли.
Дон Симон.
О нем тоже не надо.
Это всего лишь воображение.
Он сам так сказал.
Лидия сжала пальцами переносицу.
Вампиры внушают своим жертвам доверие. Почему бы еще те шли в темные переулки вслед за совершенными незнакомцами, да еще и посреди ночи?
При воспоминании о его спокойных желтых глазах, мягком голосе и холодных прикосновениях у Лидии перехватывало дыхание, а сердце сжималось от тоски, но эти ощущения были всего лишь реакцией на полный волнений и опасностей период ее жизни, закончившийся трагедией.
Как и Джейми, она не позволит прошлому поглотить себя.
У Джейми все было по-другому. Его выводила из себя ложь Департамента и требование при необходимости пожертвовать любым, кто встанет между ним и его долгом, но Лидия знала, что муж очень хорошо справлялся со своими обязанностями. Она же в присутствии вампира никогда не была уверена в своих действиях, не знала, правильно ли она поступает или ошибается.
Подход Департамента был прост и понятен. Тебе нужно было остаться в живых до тех пор, пока собранная информация не попадет в руки твоего начальства. Что будет потом, уже не важно. Именно поэтому многие люди даже представить себе не могли иной жизни, даже если искренне ненавидели свою работу.
«Куда бы ты ни шел, окружающие всегда должны думать, что у тебя есть причина туда идти, — как-то сказал он ей; и поэтому она дополнила список немецких гематологов шутливыми замечаниями о вложениях в российские железные дороги, о которых якобы подумывает дядя Уильям. В России все письма вскрывались тайной полицией, и никого это особо не волновало. — Девять человек из десяти не станут задумываться над тем, с чего бы это голландский филолог получает письма из Лондона или куда девается герр профессор Лейден, когда вдруг исчезает на некоторое время. Но из-за десятого человека — или тех, кому он об этом расскажет, — тебя могут убить».
Могут убить.
Джейми.
Он сказал это в то время, когда она еще училась в школе и навещала своего оксфордского дядюшку. Тогда ее окружала небольшая армия молодых джентльменов, ее партнеров по игре в крокет, которые с плохо скрываемым нетерпением ждали, когда же наследницу состояния Уиллоуби начнут вывозить в свет, чтобы кто-нибудь из них смог жениться на ней и ее деньгах…
А еще там был один из ученых коллег дядюшки, который оказался вовсе не тем скучным немолодым преподавателем, за которого его принимали окружающие.
После второй встречи с ним она начала отмечать те места, в которых он побывал, чтобы затем сравнить свои записи с газетными сообщениями. В конце концов она набралась храбрости и, пока они вдвоем искали затерявшийся в высокой приречной траве шар, спросила: «Профессор Эшер… вы — шпион?»
Он искоса взглянул на нее, и в его глазах — невозможно ярких карих глазах — не было и тени удивления.
Именно тогда — а может быть, и раньше, — она поняла, что любит его. Любит не как школьница, но как женщина, которой ей суждено стать.
Дон Симон…
— Мэм? — в дверях кабинета стояла Элен с подносом в руках. — Я принесла вам чай, мэм. Вы ничего не ели за ланчем.
— Благодарю, — Лидия улыбнулась, надела очки и рассеянно оглядела стол, пытаясь найти свободное место.
Элен поставила поднос на столик у камина и слегка усмехнулась про себя. В Уиллоуби-корт она служила няней и с тех пор немалую часть своей жизни провела, пробираясь к хозяйке через залежи книг, бумаг, журналов, отброшенных приглашений и присланных модистками образцов шелка, чтобы напомнить той о необходимости поесть или же лечь спать.
— Не стоит так переживать, мэм, — Элен опустилась на колени, чтобы поворошить дрова, которые, как заметила Лидия, почти полностью прогорели за то время, пока она отбирала последние имена для своего письма. — Вы же знаете мистера Джеймса. Он найдет этого своего кузена, не беспокойтесь.
Им пришлось придумать эту историю, чтобы объяснить окружающим, и слугам в том числе, почему Эшер уехал незадолго до окончания семестра.
— Так что вам незачем голодать и изматывать себя, а то станете худая, как щепка.
— Незачем, — согласилась Лидия. — Конечно, незачем.
— Хотела бы я, чтобы этот кузен — как там его зовут?
Лидия покачала головой. В отличие от мужа, она не обладала талантом к долгой и последовательной лжи и не решилась бы на ходу придумывать имя. Память у Элен оставалась на удивление хорошей, к тому же служанка была куда наблюдательней, чем могло показаться.
— Хозяин мне говорил, да что-то имя у меня из головы вылетело. Гарольд, кажется, — продолжила Элен, поднимаясь на ноги. — Так вот, хотела бы я, чтобы этот Гарольд не отправился куда-нибудь на край света… Вы же помните, каким он был больным, когда вернулся из Константинополя… Да и холодно сейчас. Желаете, чтобы я отнесла письмо на почту, мэм?
Лидия послушно передала ей конверт и устроилась у заново разожженного камина, радуясь теплу. Без очков льющийся от огня свет казался слегка размытым и таким уютным на фоне подкрадывающегося пасмурного вечера.
Она помнила, каким больным был мистер Джеймс, когда они вернулись домой из Константинополя, после всех ужасов этого города, после гибели мастера Константинополя и четы вампиров, которые стали Джеймсу друзьями.
Могут убить…
Лидия снова закрыла глаза. Мысленно представила дона Симона таким, каким увидела его в первый раз, в темноте кирпичного подвала Хориса Блейдона: спокойный слегка растрепанный спаситель, склонившийся, чтобы поцеловать ей руку. Я к вашим услугам, сударыня…
И потом, когда Джеймс уехал, чтобы попасться в ловушку, о которой она догадалась слишком поздно, а сама она нашла спящего вампира в его усыпальнице под лондонским домом… Свет лампы проникал сквозь прутья решетки, выхватывая из теней длинную руку с золотым кольцом-печаткой.
Она любила Джеймса так же сильно и страстно, как и всегда. Джеймс был настоящим, был тем мужчиной, чьи руки обнимали ее по ночам. Отцом ребенка, которого она не родила. Мужчиной, который рядом с ней оплакивал ужасную потерю, когда у нее самой не было слез.
Симон…
То, что я чувствую по отношению к нему, нельзя назвать любовью…
Тогда почему мне так больно?
И Джеймс, и дон Симон говорили ей, что вампиры могут воздействовать на разум своих жертв, на их ощущения и сны. Она видела, как Исидро — старейший и сильнейший вампир Лондона — погружался в сны огромного города, когда ему понадобилось найти для Лидии компаньонку, которая согласилась бы бросить привычную жизнь, распрощаться с надеждами получить другое место и в течение двадцати четырех часов покинуть страну, чтобы встретиться в Париже с незнакомой женщиной.
Лидия видела, как он без разрешения входил в сны Маргарет Поттон, заставляя ту поверить, будто она добровольно соглашается на эту жертву.
Потому что Маргарет Поттон любила его.
Потому что он заставил ее полюбить себя. В ее снах он увидел романтический образ и надел на себя безвкусную маску героя мелодрамы.
Три ночи подряд — с тех пор, как Джеймс уехал, — Лидия просматривала медицинские журналы, проверяя имена и факты, просматривая алфавитные списки в поисках адресов… чтобы не видеть во сне мертвую и обескровленную Маргарет Поттон, лежащую на ее кровати.
Или хотя бы уменьшить время, на протяжении которого ей будет сниться этот кошмар.
