Шимун Врочек - Зомби в Якутске
— И то, правда, Егорка, — надевая кафтан, ответил казак. — Все, после этого походу, на печь, жене под бок. Стар я стал, по лесам да полям бегать.
— А сколько просишь? — беря коня за повод, спросил Егор.
— Ну, что сказать… Кольчужка добрая, двойного плетения! Её еще Михайло — кузнец сковал, почитай, лутчий кузнец по Москве — граду, — похвалился Дормидонт, складывая кольчугу в седельную сумку.
— Дык, я ж Москву — то и не видал! — воскликнул Егор.
— А ты на слово поверь! — отрезал Дормидонт.
— Да верю, верю, — покладисто ответил Егор.
— Ну, тады слушай! Приехал я как-то в Первопрестольную с самим Петром Ивановичем! Сам царь к себе пригласил! Смотрю на себя, и думу думаю, зброня — труха! Новая кольчужка надобна.
Ну и пошел я к Оружейным рядам, говорю первому купчине, так и так, к самому царю из Сибири приехал, збронь ладная нужна! А тот мне в ответ… — размахивая руками, начал Дормидонт.
* * *— Ежели так пойдет, до вечера не обернемся, — нетерпеливо сказал Степан.
— Да след все идет и идет, — сморкаясь, ответил Митрофан. — Не могли они здесь ночью проехать, даже днем мы спешились, а уж ночью… И снег с ветвей не сбит.
— Толкую я, дело тут не чисто, — озабоченно пробасил Ефим, подойдя поближе. — Помнится мне, дело было в степях татарских, завели татаре отряд стрельцов в засаду. Те тоже по следу шли — како мы сейчас.
— Тут не степь, и нас мало, — подумав, ответствовал Степан. — Хотели бы напасть, напали бы, как только в лес зашли.
— Дык может, Захара с Петрухой леший водил, — сказал подошедший Дормидонт.
— Какой, зимой, леший! — фыркнул Митрофан. — Не знаешь — не говори! Они на Покров день на всю зиму в спячку ложатся!
— Лады, — поднял руку Степан, пресекая начинающийся спор. — Идем по следу ещё час. Потом возвращаемся обратно.
Отряд продолжил идти по следу.
Через час, Митрофан окончательно уверился, что следы подложные, о чем и сообщил Степану.
Степан почесал затылок и решил, — Была, не была, вернемся обратно! Бог не выдаст, свинья не съест, парни уж как-нибудь дадут весточку о себе, ежели еще не сложили головы в глухомани лесной.
И приказал возвращаться обратно.
* * *Идя по поселению, Савва с Ильей тихо обсуждали захваченную добычу, аманатов, предстоящий поход до Ленского острога.
К тому времени, казаки дошли до урасы княгини, Савва поднял руку, останавливая Илью.
— Ты стой у двери, — шепотом отозвался Савва, — а я загляну в то окно, что ближе к нам.
Илья кивнул, перехватил поудобнее шестопер и подошел к двери и оглянулся на атамана.
Тот уже стоял возле окошка и прислушивался к тихим голосам, что шелестели внутри. Разглядеть, что происходит в доме, не представлялось никакой возможности, окно было забрано не слюдой, а бычьим сычугом.
Голос будто был женским, но необычно низким, слова будто выталкивались из нутра тягучей пастой.
Илья оглянулся было на атамана, и, увидев, что тот уже подошел к нему, только крепче сжал пальцы на ухватистой рукояти шестопера.
— Погодь, Илья, — положил на плечо руку Савва.
— Обождем разгонять, — и решительно потянув дверь на себя, вошел внутрь.
В тесном полумраке угадывались очертания людей слушающих бесноватую.
— Горе мне! Страшно мне! — кричала девушка.
— В незапамятно давние времена, покрытых сединой веков, что уходят дымкой вдаль, — прикрыв глаза, бормотала, раскачиваясь вперед-назад одержимая девушка.
— В медных котлах проклятой долины, что единым взглядом не окинуть, спрятался от могучего удальца, пришлого богатыря, спустившегося с грохочущих небес — Ньюргуна удальца, стремительного как молния, тать — ворующий мертвецов, злокозненный Плунтыканэлан — владелец железного крюка!
Пташечка, выпавшая из золотого гнезда, испуганно выпорхнувшая из серебряного чертога, случайно налетела-набрела на выбор роковой, тяжкий жребий достойный не всякого удальца Нижних миров, через одного — удальцам Верхних миров, и никому из Срединного мира!
Люди испуганно перешептывались. Двое казаков стояли у дверей, не зная, что делать.
Вдруг перед Ильей завертелся мир, сделалось душно и гадко, и он медленно повалился на земляной пол.
Очнулся Илья уже на свежем воздухе. Вокруг было много людей, и казаки, и инородцы. Все что-то говорили.
— Ну, Илья, вот и очухался, — заметив, что он открыл глаза, сказал атаман.
Илья непонимающе водил глазами, все еще не отойдя от шока.
— Сомлел ты там, — протягивая руку, объясним атаман.
Схватив руку атамана, Илья поднялся. В груди жгло, будто каленым железом припечатали. Расстегнув кафтан, Илья задрал рубаху, как внезапно, за плечо схватил Октавий — писец приданный отряду, для записи собранного ясака.
— Погодь, служивый. Вестимо, не знаешь ты, что под рубахой твоей крест святой светится.
Савва оглянулся на них.
— И вправду! Крест кажись не простой у Ильи. А ну сказывай, откуда такое чудо у тебя?
— Да бабка перед смертью мне его в руку положила, дескать, крест из дерева, на котором Иуда повесился, от козней нечистой силы оберег…
— Скажешь тоже, — усмехнулся Октавий, — Таких крестов в Москве — на каждом углу за копейку десяток продают.
— Погодь, те кресты из дерева на котором, будто бы, распяли Спасителя, — задумчиво рассматривая грудь Ильи, сказал Савва, — Только многовато их, ковчег впору строить…
Но тут их прервал конский топот. Прямо на них скакал казак, старавшийся удержать изо всех сил взмыленного коня.
— Ба, да это же из дозора! — воскликнул Савва.
— Атаман! Беда! — запрокидывая коню голову и поднимая его на дыбы, закричал казак.
— Что случилось?
— Никак князь возвращается! — слышалось от собравшихся вокруг инородцы.
Казак лихо спрыгнул с седла.
— Захар вернулся, Петруху привез!
Савву охватило дурное предчувствие.
— Видать…
— Атаман, Захар с ума сошел, что-то бормочет, как дите малое, а Петруха уже кончился! — перебил Савву казак.
— Где они?
— В ближнюю избу их отвели.
— Веди нас туда, — выкинув из головы странный случай с крестом, прохрипел Савва.
Маленькое помещение еле вмещало в себя так много народу, кажется, вся дружина собралась здесь. Войдя, Савва шепнул Илье, — Узнай, кто в карауле.
— Хорошо, атаман, — сказал Илья и, потянув за локоть кого-то из казаков, вышел с ним наружу.
Посередине, прямо на полу лежали два тела.
Оказывается, Захар тоже кончился, не дождавшись прихода атамана.
— Слышь, Савва, кажись, хто-то жив, — потянул за рукав седой бородач в мохнатой шапке.
Действительно, Петруха едва заметно шевелил рукой. Кто-то удивленно цокнул.
— Э, однако, — только и промолвил Савва.
Многое видали казаки, но такого — нет.
Шевеления тем временем, становились все настойчивее, теперь к противоестественному движению присоединилось и тело Захара.
Все отшатнулись.
Рядом с телами остался только Савва и Октавий.
— Атаман, он уже был холодным! — сдавленно выкрикнули из толпы.
Октавий обернулся.
В этот момент Савва заметил, что Петруха открыл глаза.
Что-то странное привлекло внимание атамана, что-то неправильное.
С неуловимой глазу быстротой, Петруха сел на корточки, огляделся.
Стоящие вкруг, оцепенело, наблюдали за ним.
Октавий подошел к сидящему Петрухе и наклонился к нему, говоря, — Такое бывает, ещё Агриппа упомянул в своем труде, о странных свойствах холода, а сейчас мы все…
Мгновенно вскинулись руки Петрухи, хватая Октавия за шею.
Рраз! Хрустнули позвонки.
Два! Тело Октавия полетело в толпу.
Три…
Но к этому моменту, опомнившийся атаман, молниеносным движением вытянув из ножен саблю, полоснул по тянущейся к нему руке нежити.
С легкостью, за которой угадываются многочасовые занятия рубкой, лезвие прорубило плоть мертвеца до кости.
Нисколько не смутясь подобным поворотом событий, тело вскинуло вторую руку, и на этот раз схватило Савву за голову.
С утробным воем подскочил к гулю седой бородач в мохнатой шапке, поднимая боевой топор.
Но навстречу ему взлетело тело Захара, с жутким хрипом вцепляясь зубами в горло бородачу.
Отбросив Савву с раздавленной как орех головой, гуль врезался в толпу, калеча и убивая остолбеневших от ужаса казаков.
* * *Выехав из лесу, Степан первым делом обратил внимание на отсутствие конного дозора, который должен был стоять на противоположном, от острожка, берегу речушки.
— Совсем распоясались черти! — досадливо бросил он.
— Ныне молодежь совсем страх потеряла. Небось, сидят сейчас в тепле, девок щупают, да кумыс крепленый пьют, — встрял Дормидонт.
Митрофан вдруг придержал коня.
— Степан, что-то тихо вокруг, — настороженно озираясь, сказал он.